Стратег. Назад к суровым иллюзиям.

— Мое счастье заключается в выполнении моего призвания. Все остальное для меня менее важно.

— Однако, что-то вас смущает, верно?

— Я допустил ошибку, Нина... Но сейчас я делаю все, чтобы ее исправить. — Йохэнсен никогда не любил врать. И на этот раз решил сказать правду, даже если пришлось признать небольшое поражение.

— Вы уже ничего не сделаете. Вы не имели права на ошибку, Джей. Даже, если цена ей — всего-навсего одна нелепая судьба.

Джей смотрел, как она уходила. Черные, крашеные волосы убраны в два хвоста, перекинутых на грудь. Длинная черная туника, сетчатые колготки, грубые мужские ботинки... Сколько же ей лет? Все еще следит за окружающим ее миром, все еще не безразлична к людским несчастьям. Он уже давно перестал воспринимать отдельные человеческие судьбы. Да что уж там! Он и людей то уже чаще всего не считал за отдельные лица... Все больше — за детали механизма, который во что бы то ни стало должен был работать в правильной системе. А ему, Джею, всего-то и нужно, что изучить этот механизм до конца.

Нина была уверена, что он сломает Сикомору жизнь. А как будет жить дальше он сам? Вряд ли так же, как и прежде.

Сейчас, сильнее, как никогда прежде, он хотел пожить для себя. Вспомнить, что это такое — наслаждаться своей жизнью. Делать то, что хочется, перестать держать все под контролем, а просто спустить все на самотек и снова удивляться каждому дню. И он практически так и поступил. Он наблюдал за собой со стороны, дожидаясь развития событий. И ждал, когда последует расплата. Но он ощущал себя таким живым! Они с Дэймоном были нужны друг другу... Джей, — чтобы сделать его жизнь лучше... и разрушить после. А затем оставить одного на разбитых осколках своего благополучия. Дэймон, — чтобы заставить Йохэнсена снова прикоснуться к старым призракам. Вдохнуть пьянящий запах иллюзий... и захлебнуться, вернувшись в ледяную воду действительности.

Дэймон всю свою жизнь провел запертым в своей клетке и заручившись надежной поддержкой организации, был доволен жизнью. Но где-то глубоко внутри его манили неизведанные дали. Он хотел узнать, что такое свобода. Джею она была дана от рождения. Абсолютная вседозволенность, сказочное могущество... Ему всего лишь требовалось научиться ими управлять. А он мечтал о земных и человеческих радостях и ровной опоре под ногами. Теперь все спуталось...

Так кто кого спасал?..

*41

Джей еще некоторое время сражался с тяжелыми мыслями, накатившими так некстати, а потом все-таки выбрался из своего тихого и безопасного убежища. Дэймон был прав, когда, убеждая шведа выбраться в свет, упомянул о его любознательности. Ему было интересно посмотреть на этих людей. Пусть и осторожно — со стороны.

В последнее время Йохэнсен вообще отметил для себя, что Савеллис, оказывается, не так уж и уязвим перед жизнью. Как и все, кто был связан с организацией ЦУИПа, как человек, на тонком уровне чувствующий город и жизнь города, он был натурой восприимчивой и обладал замечательной интуицией и чутьем. Он многое видел и понимал, хотя и не мог подогнать под размеры своей любимой трезвой логики. И даже не отдавал себе отчета, как правдивы и важны бывают его слова. Он говорил о том, что танец — есть желание освободиться от заключенной в человеке энергии. Что древние ритуалы танцев и хаотичные движения под электронную музыку по сути являются одним и тем же. Джей ясно видел, как синеватое облако, состоящее из смешанных человеческих мыслей, печалей и радостей, тесно переплетенных с музыкой, проплывает над толпой, заставляя ее двигаться в едином порыве. Зачастую танцующие повторяли одни и те же движения одновременно, хотя и не могли видеть друг друга. Многие двигались с закрытыми глазами, чтобы лучше и глубже ощущать ритм. То, что Дэймон называл "трансом" напоминало ему шелест ветров в листьях деревьев, смешанный с ударами церемониального гонга. Джей зажмурился, всей душой ощущая нехватку родной стихии дикой природы, где все было ему так знакомо и предсказуемо.

Когда я наконец-то устал от бешенной встряски на танцполе, меня из массы человеческих тел выловил Макс, который, как всегда, больше общался с людьми, чем танцевал. Он уже где-то успел стрельнуть сигарету и я взмолился об одной единственной затяжке.

— Бля, Макс, это же трава! — Закашлялся я от неожиданности, почувствовав такой знакомый до боли вкус сладковатого дыма.

— Ну да-а... — Протянул Тернер, которого уже порядком повело. — Мы развлекаемся, или что?

— Забери эту гадость.— Поморщился я. — Нет, погоди... — Я сделал еще одну затяжку. — Вот теперь возьми, затуши и выкинь.

— Это с каких пор ты стал таким правильным и послушным мальчиком? Хотя-а... — Макс поднял вверх указательный палец. — А мы знаем, с каких! Мы ведь все-е знаем. Да, мы все о тебе знаем...!

Оставив его разговаривать с самим собой, я отправился на поиски Джея и Нины и через пару шагов буквально столкнулся со своим учителем.

— Ой! — Подпрыгнул я. — А я вас тоже сначала не узнал в этой черной рубашке. Какой же у меня все-таки хороший вкус!

Перед глазами у меня все расплывалось. Наверное, не нужно было мешать траву, пусть и в небольшом количестве, и алкоголь. Воспользовавшись подходящим моментом, я схватился за локоть Джея, дабы не сковырнуться на пол, который то приближался, то отдалялся от моего лица.

— А я смотрю, ты уже успел порядком расслабиться. — Насмешливо заметил Йохэнсен.

— Вот только не надо меня ос-суждать! — Покачал я головой.

Соображал то я еще неплохо, но вот с координацией движения у меня были явные проблемы. Как и с языком, который заплетался. Что не мешало мне болтать без умолку.

— А где твои друзья? — Джей аккуратно разжал мои пальцы, которыми я судорожно сжимал его руку. — Тебе, может быть, лучше присесть?

— Шатаются где-то! — Я проигнорировал его последний вопрос.

Чувствовал я себя прекрасно. Мало того, — все казалось таким красивым, а все люди — такими милыми и дружелюбными...

— Да... — Вздохнул швед. — Когда-то участники церемоний также курили траву и пили специальные наркотические отвары, чтобы расслабиться перед исполнением обрядных танцев и "отпустить свое тело от пут мирских проблем"... Во времени все так взаимосвязано! Ничего не пропадает бесследно. Просто изменяет свою форму.

— Какой же вы все-таки умный! — Восхитился я, в умиляющемся жесте прижимая руки к груди.

Я уже находился в том замечательном состоянии, когда жизнь кажется неплохой штукой и хочется проявлять свою любовь ко всему миру. Музыка меня вдохновляла. Я тащил Джея танцевать, сам подпрыгивал и дергался на месте, много смеялся и говорил не по теме.

— Дэймон, ты мне сейчас рукав от рубашки оторвешь.

— Ну почему вы такой скучный!? — Расстроился я, оставив попытки вытянуть его в толпу. — О, я знаю! Вам нужно выпить!

— Сомневаюсь...

— Всем выпить за мой счет!! Я угощаю! — Заорал я, повернувшись в сторону бара.

— Дэймон, у тебя денег не хватит!

К моему великому счастью крик мой потонул в общем шуме и никем замечен не был.

— Ну тогда я сам пойду еще выпью!

— Зачем? — Удивился Джей.

— А может быть, я хочу напиться... для храбрости!? — Я вызывающе поглядел на Джея. — Может быть, я соб-бираюсь совершить какой-нибудь герольди... героический поступок?

— Может быть, все-таки обойдемся без подвигов? — Забеспокоился Джей.

— А почему это?! Это вы меня учили действовать по зову своего сердца?! Вот уж теперь вы меня не удержите! — Я широко улыбнулся, счастливый от своей неожиданной смелости. — Я хочу действовать!! Хочу раскрыться этому ми-и-иру!! — Я раскинул руки в стороны и покружился на месте.

Влюбленные люди глупеют. Пьяные влюбленные люди глупеют вдвойне. Я же выглядел абсолютным счастливым идиотом. От вращения на одном месте у меня закружилась голова и сознание помутилось еще больше.

— И как ты решил раскрываться? — Джей поймал меня в полете, когда я уже готов был соприкоснуться с полом и вернул в вертикальное положение.

— Я еще не придумал. — Расстроился я. — Но знаете, мне так хочется сегодня совершить что-нибудь.. что-нибудь... такое!..

И я продолжал нести чушь подобного рода, не слишком заботясь о том, слушает ли меня психолог, или нет. Я доверчиво поделился с ним своим мнением относительно своего возвышенного самочувствия, раскритиковал внешний вид ди-джея на сцене, пожаловался на нелегкость бытия без курения... При всем при этом я активно жестикулировал, сбивался на каждом слове и постоянно норовил упасть на несчастного шведа. Самое странное — уже без всякого потаенного умысла...

Джей слушал мой пьяный лепет с таким выражением, с каким обычно родители слушают заговорившихся маленьких детей с богатой фантазией. Наверное, ждал, когда мой поток красноречия иссякнет и сменится хмурой апатией и сонливостью. Зря надеялся... У меня с юности было удивительное свойства — я, напиваясь, никогда не хотел спать. Скорее, наоборот — у меня появлялись немереные запасы энергии и бодрости. Ко сну меня клонило только на холоде, во время болезни, или в периоды великих депрессий, когда мой организм не мог выдумать ничего лучше, чем вырубать меня на пару дней. В состоянии опьянения же во мне просыпалась великая разрушительная сила.

А на сцене тем временем тот самый ди-джей, который мне чем-то так сильно не понравился, решил блеснуть своими оригинальными идеями и пообщаться с танцующими. Я пообщаться был не против... И может быть все бы и обошлось, если бы дело ограничилось только этим. Но парень решил устроить нечто вроде импровизированного караоке. О, мое бесстрашие в ту ночь не знало границ.

— Сейчас я буду посвящать вам песню! — Торжественно объявил я и ринулся к подмосткам.

Свет сценичных софитов манил меня... А Джей растерялся настолько, что впервые, за историю нашего с ним общения, не успел ничего предпринять.

Сшибая колонки и микрофонные стойки, путаясь в проводах, я уже вскарабкался на сцену. Кое-кто из персонала неплохо знал мою физиономию и на сцене меня встретили с радостью. А я, наконец-то выпрямившись, осматривал зал с высоты. Будь я в трезвом состоянии, я бы даже на спор не осмелился на такое. И даже сейчас, обозревая внезапно ставших маленькими, людей, я почувствовал, как желудок в животе противно сжался в комок. Но отступать было уже поздно. С трудом выискав глазами Джея в толпе, я заметил, что его уже группой поддержки окружили все мои друзья. Широко улыбнувшись, я помахал им рукой. Ох, жаль, что я не мог полюбоваться вблизи на их удивленные лица и открытые рты.

— Сикомор, дава-ай! — Подбадривали меня голоса знакомых из глубины танцпола. — Давай, Дэймон, жги! — Скандировала толпа.

"Помирать, так с музыкой" — Мысленно подбодрил я себя. Если уж вылез на сцену, то придется отыгрывать до конца. По крайней мере закидать меня — не закидают. Если только бокалами из под коктейлей.

— Вот что, парень... — Начал я нарочито уверенно, обращаясь к ди-джею. — У тебя есть... — Я назвал композицию.

Это была моя любимая песня. Старая, в исполнении не молодого уже известного исполнителя, она всегда вселяла в меня оптимизм, даже в самые хмурые дни. Что же, мне оставалось надеяться, что я не запятнаю честь великого музыканта своим кривым картавым пением. Слова я помнил хорошо...

— Кхм... — Я важно кашлянул, проверяя, работает ли микрофон. Последний раз я держал его в руках еще в далекие сопливые времена моей юности. Тогда я без всякого стеснения выступал на всех школьных утренниках. — Я хотел бы посвятить эту песню... одному замечательному человеку. — Я посмотрел в то место, где предположительно должен был быть Джей в круге моей компании. Взгляды окружающих тут же переместились туда же. Всем было интересно посмотреть, кто же удостоился такой великой чести. А так как большинство завсегдатаев все-таки знали мои предпочтения, то их внимание застопорилось на фигуре Джея. Ну и удивление, должно быть, прокатилось по залу... — Я хочу сказать... ммм... — Я набрал в грудь побольше воздуха, не веря, что действительно говорю это. -... Что вы очень многое для меня значите. — Обратился я уже непосредственно к самому Йохэнсену. — Вот так вот, вообщем... Мое красноречие меня подводит, извините. — Улыбнулся я, заключая.

А что было дальше — я помню крайне смутно. Помню только, что волнение, разрастающееся во мне, как огромный скороспелый цветок, неожиданно превратилось в нечто кипящее, блуждающее по моему телу изнутри и окатывающее горячей волной лицо. Мне вдруг показалось, что я никогда и нигде не испытывал такой уверенности в себе, как сейчас на сцене. Я четко контролировал и осознавал свое малейшее действие. Я не боялся оступиться и упасть, не боялся сбиться или забыть слово. Я порхал по сцене, как будто она всегда была моим родным домом и испытывал ощущение, сродни тому, которое я ощущал, когда танцевал у костра в долине среди скал. За спиной словно выросли крылья. Я с безмятежной уверенностью смотрел в зал, старательно выводя знакомые с детства напевы. Эту песню часто ставили в клубе, поэтому скоро мне даже стали аплодировать в такт. А я, находясь как будто в чужом теле, пел так, как никогда, наверное, не ожидал от себя услышать. Я вообще поражался сам себе в глубине души и до сих пор не мог поверить, что осмелился на все это.

— Жжешь, парень!! — Услышал я не менее пьяный голос Макса сквозь завесу музыки и оглушающих меня чувств. — Сиком-о-ор!!

Я вдохновенно исполнил последний куплет, повторил еще раз заключительную строчку и в драматической позе замер посреди сцены, подняв руку с микрофоном. Биение моего сердца, наверное, было слышно во всем зале. Только сейчас я обратил внимание, каким неровным был дощатый пол, на котором я стоял. А если бы я споткнулся об эти торчащие доски? Или об эти связки проводов?? У меня начался запоздалый мондраж. Руки тряслись так, что я боялся уронить микрофон.

— Дэймон, да ты, оказывается талантлив! — Восхитился кто-то из работников клуба, возникая рядом со мной и отбирая из моих дрожащих пальцев микрофон.

— Я еще и не то могу! — Самоуверенно заявил я, не слишком, впрочем, понимая, что именно я могу еще.

— У него, между прочим, еще и День Рождения! Было... — Крикнула Нина весело, сложив руки рупором, чтобы ее было лучше слышно.

И завершился это клубное безумие моим отчаянным и радостным криком.

— За счет клуба — "Кровавую Мэри" всем моим друзьям!!!

*42

"Плазму" мы покинули около трех часов ночи. В машине еще долго восхищались моим поступком и я сидел немного смущенный, краснеющий и чрезвычайно счастливый и довольный собой.

— Как у тебя смелости хватило? — Все еще недоумевал Макс, у которого потребность во всеобщем признании была куда слабее, чем у меня.

— Как обидно, что я не взяла с собой фотоаппарат! — Сокрушалась Нина.

— А мы так удивились, когда увидели твою худосочную фигуру на сцене. — Покачала головой Элен. — Всё боялись, что ты свалишься и свернешь себе шею. Ты так энергично прыгал...

— Ну просто горный козлик... — Умилился Макс, который все еще пребывал в легком состоянии нирваны.