Стратег. Назад к суровым иллюзиям.

Ах, ну да, это определенно были галлюцинации... Так я себе и объясню. Плод моего буйного воображения. Черт ведь знает, на что оно способно... И действительно. После того, как я подумал об этом — краски вокруг меня неожиданно стали тусклее, звуки чуть смолкли и планета как будто снова стала вращаться в своем замедленном ленивом ритме. Мне показалось, что я просыпаюсь от красочного насыщенного видения.

— Так что ты скажешь в свое оправдание?! — Макс, добравшись до меня первым, схватился за воротник моего пальто, очевидно собираясь воплотить в жизнь совет Дэвида.

— Джей... Где он? Здесь был Джей. — Только и смог пробормотать я, чуть внятно.

Мои друзья переглянулись.

— Все ясно. — Вздохнула Нина. — Он спятил от холода. Всю ночь прошатался по городу, утро встретил на кладбище, простудился... У тебя бред, Сикомор?

— Да, наверное... — Непослушными губами произнес я, озираясь вокруг и крутясь на одном месте.

Неожиданно тело сковал жуткий холод. У меня сейчас же онемели руки и ноги. Потянувшись, дабы застегнуть верхние пуговицы, я оторопел, обнаружив, что шарфа на шее у меня больше нет. Ах, ну да, ну да... Стоило Джею исчезнуть, как тепло, легкость и спокойствие, а так же сопровождающие его атрибуты волшебства, исчезли вместе с ним. Неужели я только что сказал ему, что он мне не нужен? Хотел сказать, но не успел... Но он меня и так понял. А правильно ли? Я действительно хотел этого?.. Я хотел отказаться навсегда от человека, которого люблю? Но ведь он никогда бы не стал моим целиком...

Я плохо помню, как мы шли к машине Макса. Ноги у меня промокли до костей, горло неприятно саднило, а голова болела так, как будто по затылку мне кто-то заехал камнем. А может быть я сам долбанулся головой? Ведь хотел же...

— Сейчас мы заедем в аптеку и купим тебе все, что там будет от гриппа. И от ангины. — Раздавала указания Нина, пока я тихо вырубался на заднем сидении, норовя упасть и улечься Дэвиду на колени.

— А потом я все-таки тебя прикончу, не обижайся. — Продолжал ворчать Макс. — Нет, ну это же надо! Ты знаешь, сколько раз я тебе звонил, скотина неблагородная? Как можно было при такой температуре уйти из дома в тонкой рубашке? Мы думали... да мы уже не знали, что и думать!

— Какой ты у меня хороший. — Улыбнулся я, жмурясь. — Такой забо-отливый...

— Иди ты знаешь, куда!! — Завопил мой заботливый друг, выпуская из рук руль и только по счастливой случайности не съезжая в кювет. — И не возвращайся оттуда! — Добавив пару нецензурных выражений, очевидно, чтобы я еще острее прочувствовал его любовь ко мне, Макс хмуро замолчал, насупил брови и уткнулся в дорогу.

— Мы, между прочим, тебя пол ночи искали... Думали уже в морг звонить, узнавать о свежих поступлениях. — Добавила Нина таким голосом, что у меня совершенно пропало желание шутить. — Ты всегда останешься безответным и эгоистичным ребенком, Сикомор.

"По крайней мере они меня любят... А уж наладить с ними отношения я всегда смогу" — Подумал я, отвернувшись к окну и молча обозревая серые улицы.

Видимо, никогда мне не вырасти ни в своих собственных глазах, ни в глазах окружающих, ни в...

*61

Первым делом, попав домой, я, как был — в одежде, свалился на кровать, зарылся лицом в подушку и моментально уснул. Температура у меня поднялась до пугающей отметки и я метался по кровати в горячке, укрываясь одеялом, когда меня знобило и скидывая его с себя, когда по моему телу начинали пробегать горячие волны жара. Перед моим воспаленным взором в воздухе возникали и погасали, вращались и светились разноцветные круги и полосы. Я со стоном тер глаза, скидывая со лба пропитанную уксусом повязку, которую мне сейчас же терпеливо водворяли на место, крутился с боку на бок и пытался рукой разогнать мелькающие радужные образы перед собой.

— Красивые, правда? — С безумной улыбкой спросил я Нину, указывая куда-то в глубь комнаты.

Девушка проследила за моей рукой, тяжело вздохнула и констатировала:

— Кажется, пришло время снова вызывать скорую.

В каком бы состоянии в тот момент я не был, но передо мной как наяву возник образ желтого здания с закрытыми окнами напротив и потрескавшегося больничного потолка.

— Только не туда! — Схватил я девушку за руку. — Я выздоровею, я обязательно выздоровею, но только не в больницу!

— Если тебе не станет лучше через пол часа, то мы с Максом тебя туда вселим на долгие-долгие годы!

Видимо, страх оказаться снова в палате был во мне настолько силен, что вскоре я действительно стал чувствовать себя лучше. Ртутная полоска на градуснике опустилась до тридцати семи, меня перестали мучить видения и я смог снова забыться тяжелым глубоким сном.

"Долго же ты спишь, мальчик... Устал, заболел, оно и понятно. Такой тяжелый день для тебя".

Джей опустился на пол у кровати, на которой распростерлось разгоряченное тело в распахнутой рубашке. Волосы были влажными, лицо бледным, под глазами легли болезненные тени. Даже сейчас, где-то в глубине своего подсознания, Сикомор звал его. И Йохэнсен пришел, как только услышал его голос. Сейчас он впервые понял, насколько сильной стала связь между ними. Он мог чувствовать его через огромные расстояния... И в Швеции он не переставал думать о Дэймоне, хотя обычно забывал о выполненном задании на следующий же день после того, как покидал очередной город. Психолога это удивляло... И пугающе радовало.

— Я же тебе сказал, — чаю выпей с медом! — Укорил спящего парня Джей, прикладывая широкую ладонь к его обжигающему, скользкому лбу. — Если бы ты чаще меня слушался, нам бы обоим жилось легче.

Дождавшись, пока кожа под его рукой станет менее горячей, а дыхание спящего выровняется, Джей поднялся с колен и огляделся округ себя. Комната хранила в себе столько воспоминаний...

Он помнил этот день, когда они сидели за тем самым столом, склонившись над развернутым перед ними листом ватмана, чуть не сталкиваясь лбами и почти соприкасаясь коленями. Джею уже тогда казалось, что он слышит, как бьется сердце его подчиненного. В тот день он впервые смог заставить его открыто проявить свою связь с городом. Для этого ему пришлось вывести восприимчивого мальчишку из себя, рискуя его жизнью. И в тот же день он впервые понял, что волнуется за здоровье Савеллиса, как будто тот мог что-то значить для него... Изменил бы он что-нибудь в их будущем, если бы знал, чем обернется их знакомство? Логичная, разумная натура Джея твердила о том, что это было бы единственным выходом из того тупика, в который он себя загнал. Но другая его часть, в которой все еще оставалось нечто человеческое, была счастлива уже только от того, что могла вспомнить все то, что между ними было. Джею казалось, что он все знает о людях и может с легкостью управлять ими, когда ему это будет нужно для достижения его великой цели. Он ставил себя выше обычных людей и на это у него были свои основания. Теперь же он почувствовал себя уязвимее и слабее обычного человека. Это пугало и забавляло его одновременно.

— Я, наверное, человек куда меньше, чем ты, Сикомор. — Джей улыбнулся, на прощание оглядывая юношу и с удовлетворением отмечая, что цвет лица у того стал куда ближе к естественному, а нездоровый румянец исчез.

У окна на столе, в бутылке из-под пива, стояла засохшая ветка с потемневшими скрюченными цветами. Сикомора...Швед провел пальцем по шероховатой сухой поверхности коричневого листа, ощущая, как далеко в глубине растения застыла жизнь и окаменел сок, который когда-то бежал от корней до верхушки самого дерева, заставляя его расти и тянуться к солнцу.

"Надо же, как будто это было только вчера..."

Джей вдруг понял, что, наверное, не был никогда так спокоен и счастлив, как двадцать четвертого декабря, находясь рядом со смущающимся, влюбленным в него Дэймоном и в окружении его взбалмошных и смешных друзей.

— А у нас с тобой сегодня день откровений, да, милый?

Надо бы было уже прощаться...

Проснулся я, на удивление, живым и даже бодрым. Поднялся с кровати, сделал чай на всю мою, спящую еще, братию, накормил кошку... И только вернувшись в комнату за теплым свитером, я заметил, что мумия моей веточки, подаренная мне Йохэнсеном и засохшая сразу же после того, как он уехал, сейчас сияет изумрудными листами и яркими цветами. Я замер на пороге... Я не знал, как к этому относиться.

— Джей решил воскресить тебя для меня на память о себе, да? — Я вытащил сикомору из бутылки, подлил к ней свежей воды и, поставив локти на стол, уткнулся в нее неподвижным взглядом, как будто ожидая, что она вот-вот зашевелится.

Интересно, сколько часов в день я думаю о Джее Йохэнсене?

— Так, это почему это мы не в постельке? — В коридоре появился силуэт лохматого Максима в синих трусах. — Твою ж мать... — Он заметил расцветшую ветвь.

— Знаешь, я почему-то отлично себя чувствую.

— А вот мне поплохело. — Макс уселся на пол рядом со мной и, уткнувшись подбородком в деревянную поверхность стола, застыл по соседству.

Такими нас и застала Нина. Обойдясь без лишних вопросов, она сама себе шепнула "понятно" и исчезла в гостиной. Вернулась с градусником и подносом с остывшим чаем.

— Он был здесь, да, Сикомор?

— Нет, когда, что ты... Хотя... — Я пожал плечами. — Он был там, на холме... Или мне так казалось, что был. — У меня снова разболелась голова.

На удивление, температура у меня все еще была высокая, хотя никакого дискомфорта я не чувствовал. Но, помня об угрозе оказаться в больнице, я безропотно выпил все лекарства и послал Макса в магазин за медом и молоком.

— Удивительный человек. Я не думала, что он вернется... Хотя, я и не думала, что ты не захочешь его возвращения.

— Что?.. Ты о чем?

— Нет, ничего.

И почему мне периодически кажется, что Нина знает о тайнах моей жизни больше, чем я сам?

— В любом случае, это уже не имеет значения. — Хмуро отозвался я.

— Ясно... — Вопросов она задавать не стала и я был благодарен ей за это.

А ведь все могло быть совсем по-другому... Как бы мы жили, если бы я захотел быть с ним? Что было бы с нами? Сюжет моей возможной жизни так и вставал передо мной отдельными кадрами. И ничего хорошего, я хочу вам сказать, в них не было. Как бы я жил, допусти я такую возможность — существование Йохэнсена в своей судьбе? Постоянное ожидание, тревоги, волнение... Видеть его утром и вечером провожать? Ждать неделями? И находиться в вечном страхе потери? Мне не хотелось делить Джея с кем-то или чем-то еще. Даже с его работой. Очень тяжело быть с человеком, который одержим идеей изменить мир. Особенно, когда исполнение этой идеи заключается в разрушении твоего города, который является смыслом твоей жизни.

Город — смысл моей жизни. Город — смысл моей жизни? Не Джей. Не любовь к нему? Вот я и ответил впервые на свой не озвученный вопрос. Я нашел в себе силы жить, потеряв Джея, но я бы не смог существовать, лишившись дела всей своей жизни. И дело было не только в финансовой зависимости. Я был создан, не рожден, а именно создан Стратегом. Я зависел от Мемфелиса, как реанимированный больной от капельницы, как астматик от ингалятора... Тогда какого черта я позволил себе требовать от него безграничной преданности мне одному? Наверное, я слишком боюсь его потерять. Боюсь, что когда-нибудь он просто исчезнет. Снова. Забудет дорогу ко мне, увлекшись новым интересным заданием, затерявшись в чужих городах. Поймет, что путешествия ему важнее, чем я. Или встретит другого человека... А возможнее всего, решит, что мы с ним совершенно разные люди. Из двух совершенно разных миров. И во второй раз мне будет сложнее. Я хочу сразу же ограничить себя от всех возможных разочарований и потерь, не давая ни малейшего шанса нашим отношениям. Да и какие могут быть отношения у людей, живущих противоположными целями? Но может быть наши цели не так уж и различны... Йохэнсен стремится сделать мир лучше. Я поддерживаю в своем городе баланс потерь и приобретений. А баланс — одно из неотъемлемых составляющих гармонии... может быть, если бы мы могли попытаться объединить наши силы, найти компромисс между прошлым и будущим... Нет, нет и нет! В любом случае я поступил правильно. И Джей уже давно не ждет моего решения. Лучше сразу же все отрезать, а не мучить себя долго и протяжно. Мы бы не справились... Вот только о чем я думал раньше? Из-за своих чувств у меня не было возможности трезво подумать над нашими взаимоотношениями. Сейчас же, когда из-за всего пережитого мои чувства покрылись инеем, сердце поостыло, а кровь потекла по венам спокойнее — я смог холодно взглянуть на вещи. Глазами не влюбленного дурака, а настоящего опытного стратега. Наши с ним отношения по всем моим стратегическим расчетам вели к полнейшему краху. И я заставлю себя радоваться тому, что я стал собой прежним — разумным, агрессивным и недоверчивым.

Ведя такие оправдательные монологи с самим собой, я пережил первые два дня болезни. Днем я успокаивал свое сердце подобными рассуждениями, а по ночам готов был выть от тоски.

На третье утро я проснулся полный решимости победить свою болезнь старым испытанным способом — не обращать на нее внимание. Я вылез из-под одеяла, попытался изобразить что-то вроде гимнастики, натянул домашние штаны и поплелся в ванную. Там я по старой программе долго и с удивлением рассматривал себя в зеркале. Что же... еще неделька и легкая небрежная небритость превратилась бы в шикарную густую бороду. Интересно, это придало бы мне солидности? Я же теперь главный в организации стратег, почти национальный герой. Мне полагается. А я все себе костюм не куплю.

Передо мной было отражение, знакомое мне с самого рождения... Жаль, конечно, что с моим рождением вышла такая неразбериха. Но я ведь обычный человек!... Ну человек же!

Вряд ли могущественное создание, созданное из воздуха для великих пагубных целей, будет корчится по утрам от боли в горле. И, честно говоря, чем больше я задавал себе вопросов, тем меньше мне хотелось искать на них ответы. Расскажу ли я когда-нибудь своим друзьям? Нет. Определенно, я слишком боюсь перемен в своей жизни, чтобы так рисковать.

Порезавшись бритвой, я кое-как соскоблил с себя излишнюю растительность, вылил на подбородок и шею пол бутылки лосьона для бритья, большая часть которого пришлась на пол и на штаны, попытался заменить лезвие трясущимися руками и порезал еще и палец. Тяжело вздохнув и прижав к груди кровоточащую руку, я с полным обиды взглядом посмотрел на свое несчастное отражение в зеркале. С посеребренного стекла на меня смотрело нечто отощавшее, бледное и печальное. Волосы необходимо было срочно подстричь, пока я не превратился в молодое подобие Джея, а красные воспаленные глаза спрятать под темными очками. К счастью солнце, очевидно в честь моего пробуждения к жизни, светило вовсю и в троекратном свечении отражалось от заснеженной земли.

Чуть не потеряв сознание в ванной, я с трудом пережил контрастный душ, после чего для бодрости же, позволил себе чашечку кофе с лимоном. В конечном итоге у меня участилось сердцебиение, заболела голова и по телу пошла болезненная дрожь. Да, в самолечении я всегда был бездарен.