Стратег. Назад к суровым иллюзиям.

Вот так всегда... Его всегда интересует что-то гораздо больше, чем мое присутствие... Забавно, мне предстоит знакомство с чем-то загадочным и новым для меня, а я расстраиваюсь из-за того, что мне не хватает внимания моего тренера.

Я наблюдал за Джеем. Вот, люди у костра его заметили и заметно оживились. Трое из них, очевидно, кто-то из главных, пожали ему руку. Остальные обходили вокруг него и активно жестикулировали. Некоторые из них говорили на том же самом непонятном мне языке, который мне уже частенько приходилось слышать. Старый язык звуков и эмоций... Я, чувствуя себя забытым и обделенным, не послушав указа Джея, двинулся к их компании. Меня встретили куда напряженнее. Какой-то мужчина, одетый в джинсы и длинную накидку из неизвестной шкуры, решительно направился ко мне угрожающей походкой.

— Он со мной! — Поспешил вступиться Джей, хватая меня за руку и дергая к себе. — Я могу за него поручиться.

Такой негостеприимный прием мне не понравился, но я согласно покивал головой:

— Да-да, может! — Я готов был соглашаться на что угодно, лишь бы Джей почаще брал меня за руку и говорил, что я "с ним".

Человек в шкуре пристально смотрел мне в глаза. Я взгляда не отвел, выдержав эту проверку на прочность. Неожиданно что-то в лице его изменилось. Он схватил меня за вторую руку и крепко пожал.

— Простите меня, ради Бога! Я не сразу признал вас... Что же вы сразу не сказали, что вы...

— Достаточно. — Довольно резко оборвал его Джей. — Если сейчас все уладилось, то мы бы хотели попросить вас о приглашении к вашему костру. Насколько мне известно, сегодня особая ночь... И нам бы хотелось присутствовать на ней.

— Конечно, располагайтесь! Такие гости всегда желанны в нашем селении! — Мужчина говорил искренни, я был уверен. И чем же я мог произвести на него такое впечатление? Понимаю, — Джей...

— Я же тебе говорил — оставаться там. — С укоризной произнес Йохэнсен.

— Но...мм... — Потянул я, раздумывая, чем оправдаться. — Я и оставался. Некоторое время...

И почему я всегда ощущаю себя с ним нерадивым учеником? Где же те времена, когда я считал Джея отсталым чужеземцем и без всяческого уважения хамил ему через слово?.. Как же быстро этот человек смог создать о себе правильное мнение...

Нас угостили испеченной на костре олениной. Во мне долго боролись чувство голода и недоверие к незнакомой пище, но приятный запах жареного мяса все-таки взял верх над сомнениями. Чувствуя себя варваром на привале, я руками разрывал жесткие куски мяса и долго и нудно пережевывал их, пока не устала челюсть. Мы сидели на расстеленных прямо на снегу шкурах, вокруг костра.

— Главное не о чем не задумывайся и не спрашивай. — Шепнул мне Джей, пока на нас никто не обращал внимания. Люди были заняты чем-то очень важным. Они бегло переговаривались, вскрикивали и размахивали руками. — Помнишь о правиле "настоящего момента"? Вот им и живи...

В настоящем моменте мне было весело и интересно. Если отбросить сомнения о правильности всего происходящего и не задумываться о том, как я посмотрю на все это завтра...

— Не беспокойся ни о чем, что не имеет отношения к настоящему. Будет время для решения проблем — не пропусти его. А в остальные минуты — наслаждайся жизнью. — Продолжил Джей. — Тем более, тебе должно быть интересно.

— Мне многое не понятно... — Я сглотнул. После острого мяса с пряностями хотелось пить. — Почему эти люди здесь живут? Почему не в городе? И что за важная ночь, про которую вы говорили... — Тут до меня дошло... — Вы хотите, чтобы мы остались здесь на ночь??

— Ну что же... Попытаюсь ответить на все твои вопросы. — Джей провел рукой по волосам, отбрасывая челку с лица, как обычно делал в моменты крайней озабоченности. — Не все секреты этих людей я могу тебе открыть, понимаешь? В долине они поселились потому, что в городе жить не хотят и не могут.

— Они следуют древним традициям? Поддерживают культ танца, да? Поют песни о солнце?

— И это тоже. Кстати, меньше, чем через пол часа ты сам в этом убедишься. — Йохэнсен посмотрел на горизонт. Я проследил за его взглядом... Солнце почти исчезло за воображаемой небесной линией и лишь редкие лучи его окрашивали воздух в розоватые оттенки. — Сегодня для всех, кто следует древним обычаям вашей земли, важная ночь. С двадцать пятого по двадцать шестое декабря традиционно отмечали ночь, с которой начинает замерзать море. К сожалению, кроме реки, здесь воды нет, но традиция жива... И ее нужно соблюдать. Конечно, если ты хочешь, мы можем уехать... Но я бы на твоем месте не стал карабкаться по скалам в темноте. А на подъеме мы будем как раз, когда солнце уже зайдет.

— У меня кошка не кормлена. — Вспомнил я. — И вообще... Все это так безумно... Необдуманно.

— Дэймон. — Джей взял меня за плечи и внимательно посмотрел на меня, пытаясь, очевидно в который раз прочитать мои мысли. — Если ты очень этого хочешь, то мы прямо сейчас поедем домой. И доберемся до твоей квартиры в целости и сохранности, это я тебе пообещать могу. Но если проблема только в том, что тебя снова гложут беспочвенные сомнения, то мы останемся. С кошкой твоей за ночь ничего не случится. А завтра утром ты уже будешь дома. Решай сейчас. Только внимательнее слушай свое сердце. В данном случае разум будет только мешать.

Хотел ли я остаться в этом сказочном месте, среди скал, бескрайнего снега, под звездным небом? Сидеть у костра рядом с Йохэнсеном и наслаждаться этой удивительной атмосферой, испытывать ощущения, которые вряд ли когда еще испытаю? В любой момент жизни, если бы я мог справиться со своими страхами, я бы согласился жить вечно в этой минуте.

— А спать мы где будем? Здесь же?

Джей засмеялся.

— А чем не романтика — спать под открытым небом на звериных шкурах?

— Всегда хотел попробовать на себе экстремальный отдых... Думаю, что вы были правы — небольшая встряска мне не повредит. — Решился я. И почувствовал, как после этих слов мне стало просто и свободно. Видимо, решение мое было правильным.

Я совершенно не заметил, как стемнело. Последние минуты дневного света провожали игрой на неизвестном мне музыкальном инструменте, напоминающем флейту. Мелодия из него лилась чарующая, заставляющая расслабиться и слиться с окружающей нереальностью. Я закрыл глаза и представил себе бушующие волны моря. Представил, как воды его замедляют свой бег, тяжелеют и крепчают, под действием студеного воздуха превращаясь в твердую ледяную гладь. Как одна великая стихия, соединяясь с другой, подчиняется времени года, природе, внешним силам... К первым мелодичным и нежным звукам присоединилась ритмичная дробь. Как будто кто-то играл на африканских барабанах, какие я видел когда-то по телевизору. Хотелось двигаться в ритм... Хотелось танцевать.

Последний луч скользнул по отвесной скалистой стене и исчез, поглощаемый ночным сумраком. Теперь я уже наблюдал во все глаза. Кое-где теперь раздавались робкие, как будто несмелые голоса. Несколько женщин пытались сплести свои напевы в одну песню. Они как будто не заботились о том, чтобы попасть в ритм музыки, или подстроиться друг под друга. Тем не менее, получалось красиво. Темп барабанной дроби ускорился, и удержаться под него в неподвижности было все сложнее. И вот уже несколько фигур, в свете огня кажущиеся двигающимися тенями, закружились вокруг костра. Зрелище это гипнотизировало... Еще через несколько минут около огня образовался плотный круг из танцующих. Теперь музыка казалось невероятно громкой. Она как будто грохотала совсем рядом со мной, заполняя малейшее свободное пространство в моей голове, вытесняя все разумные мысли, очищая сознание, она уже была во мне. В моем сердце. Так, как будто я понимал и различал малейшее изменение в мелодии и знал ему смысл. Я испытывал похожее ощущение на холме, когда "Хранители силы духа" тянули свои песнопения, посвященные закату. И вот, как будто в подтверждение этому, я услышал знакомые слова. Теперь разобрать их мне не составляло ни малейшего труда. Казалось, что я родился с этими знаниями... Они неожиданно образовались в моей голове так же, как мысли, которые стали посещать меня во время заданий. Из неоткуда...

В конце концов, сидящими на месте остались только мы с Джеем. Тот спокойно наблюдал за этим воистину величественным зрелищем, а я не мог оставаться на одном месте. Толпа, летящая в бешеном ритме вблизи пылающего огня, завораживала меня, звала к себе, притягивала так, как будто я изначально был ее частью. Мне хотелось петь, хотелось двигаться, складывая из движений танец, хотелось вместе со всеми восславлять пришествие ночи, начало праздника, о котором я слышал первый раз в жизни. И снова мне казалось, что я жил вместе с этими людьми всю свою жизнь. Что я родился в этих краях и знаю все, о чем знают они. Чувствую и понимаю эту землю, как будто она действительно могла говорить со мной. Интересно, Джей ощущал то же самое?

— Иди к ним. — Произнес Джей, как будто снова прочел мои мысли. Глаза его блестели в темноте. — Не сдерживай своих желаний...

И я шагнул к костру. Не понимая точно, что я делаю и на что иду. И движение толпы, напоминающее вакханалию, подхватило меня и унесло в своем течении, делая частицей одного великого целого, заставляя существовать, думать и чувствовать вместе со всеми.

*37

Джей, сидя по-турецки на теплых шкурах, не чувствуя зимнего холода, наблюдал за действом, открывающимся перед его глазами. Сколько раз он видел подобное! И с каждым разом боль его притуплялась, становилась слабее и чище. Он не разрешал себе опуститься до зависти. Он действительно был счастлив, наблюдая за ежегодными соблюдениями многовековых традиций. Он был рад, что живая, духовная часть его мира все еще продолжает дышать, жить и развиваться. Он гордился тем, что является причастным к этому. Из года в год он путешествовал по городам, поддерживая, помогая тем, кто все еще поддерживал жизнь и традиции древности. Он спасал веру, эмоции и чувства и по злой насмешке судьбы сам был лишен возможности пользоваться плодами его труда. Это был его крест, его проклятие во славу его дела. Так же, как и Дэймон, он не принадлежал себе полностью и не мог распоряжаться своей жизнью. С рождения его судьба была предопределена, и он не мог ничего изменить в ней. Так же, как и Дэймон, он любил свою работу и был готов заниматься ей. Только в отличии от Савеллиса — во благо развития мира... Он изучал людей, он изучал историю, земли и города. Его жизнь проходила в постоянных переездах и единственным близким и привычным местом ему было купе поезда, или каюта корабля. Он привык к такому образу жизни, он свыкся с постоянными потерями и давно перестал мечтать о собственном доме. Он научил себя не привязываться к людям. Внушил себе, что излюбленным состоянием для него является очередная перемена в жизни. О, как же он устал от постоянных перемен! Никто кроме него не знал, как хотелось ему иметь собственный угол, родной и привычный. Свой собственный дом, уютный и обжитый. Свой город, родной и любимый, со всей его грязью и недостатками. Как он хотел любить и быть любимым... Не испытывая постоянного страха потери.

Когда-то он уже жестоко поплатился за свою наивность... Он действительно поверил, что сможет испытывать к кому-то чувство привязанности, не рискуя при этом своим предназначением. Он думал, что хоть один город на этой земле сможет надолго принять его, думал, что человек, который любил его, сможет отпустить его, делить его с любимым делом... Больше он не позволял себе верить в невозможное. Теперь Джей точно убедился, что кроме работы у него нет другого пристрастия, и именно ей он будет верен до конца. Он внимательно следил за своими чувствами, не позволяя им вырваться из под контроля, хотя всю жизнь учил людей обратному. Он смог свыкнуться с одиночеством, заполняя его книгами, знаниями и учениями. И привык к такой жизни... И даже почти научился быть счастливым.

Дэймон мог изменить свою жизнь, мог вырваться из под гнета, заставляющего его задыхаться, жить в узких рамках и отказываться от половины себя. Мог, но не хотел. Не чувствовал в себе сил, не имел желания... А у Йохэнсена не было такой возможности. Когда-то он пообещал себе, что не будет обрекать себя и другого человека на страдания.

"Изучать, понимать, быть искренним, быть равнодушным"...

Джей видел, как этот мальчишка смотрит на него. Он отлично разбирался в человеческих чувствах, а притворяться слепым было все труднее. И все реже удавалось заставить себя следовать своим правилам. В сущности, они с Дэймоном были похожи. Они оба пытались жить по правилам, придуманными ими самими. Им была подарена свобода действий... Но напоминала она узкий коридор, в котором каждый из них мог смело двигаться вперед по прямой, и сделать хотя бы шаг в сторону казалось невозможным. А Дэймон мог потеряться и в двух стенах...

Он все чаще стремился быть рядом, он искал его общества... он увлекался своими чувствами, веря в них все больше и больше. Он путался в своих эмоциях, боялся их и утопал в них все глубже. Таков был Сикомор. И таким он нравился Джею. Своей живостью, искренностью, покалеченной общественной моралью и городскими оковами, но все еще наполняющей его существование, он заставлял его вспоминать, обдумывать, чувствовать... жить так, как он уже давно отвык жить. Иногда Дэймон вызывал в нем едва слышный отголосок той забытой боли, будучи образцом несбывшихся надежд и желаний Джея. Он мог получить все из того, что не было доступно психологу. И отказывался от всего из-за надуманных страхов и нерешительности. В юноше боролись две крайности: первая готова была утопить его с головой в чувствах, тянула к приключениям, предлагала авантюры... А другая, разумная, предупреждала об опасности, напоминала об ответственности и работе. Такова была двоякая сущность Савеллиса, терзаемого сомнениями всю свою жизнь. Но, в конце концов, молодость брала свое, и этот бедовый мальчишка все больше и больше склонялся в сторону своего сердца. И ведь он сам учил его этому! И Джей понимал, что стоит ему сделать хотя бы шаг навстречу и катастрофа будет неминуемой. И он изо всех сил старался держать себя на расстоянии и, не давая волю своим эмоциям, сдерживать чувства Дэймона. Но разве это было возможно! Ему было все тяжелее...

Сейчас он наблюдал за разворачивающимися у костра действиями. Праздничная ночь была в разгаре. Музыкальный ритм напоминал удары сердца, а процессия у костра — безумный хоровод. Иногда в массе движущихся тел он видел Сикомора, который уже давно скинул с себя пальто и остался в одной кофте. Светлые волосы в беспорядке разметались по лицу, глаза потемнели, взгляд был сумасшедшим и осмысленным одновременно. Джей усмехнулся. Наверняка завтра этому сдержанному по натуре мальчику будет стыдно. Но сегодня он смог отпустить свои чувства на волю. И, может быть, это даст определенные плоды в будущем, кто знает? Дэймон когда-то заявил, что ему нравится суть его работы и он не собирается ничего менять. О, как он тогда разозлился... Наверняка, Джею удалось задеть его за живое. Значит, остатки совести все же еще уцелели в этой искушенной молодой душе. Хотя в задачу Джея и не входило перевоспитывать молодых беспринципных стратегов. Ему вообще не должно было быть дела до молодых стратегов!