Две галки на клеверном поле

— Представь себе, не послала. Я тут взглянула на пергамент. Твоя грязнокровка неплохо разбирается в колдомедицине.

— Я же говорил, что это не...

— Если берешься врать, Поттер, хотя бы делай это не так топорно. Там на одной странице четыре раза упомянуто твое имя.

— Да, действительно глупо, — он сделал большой глоток.

— Так что я лечусь, Поттер. Я хочу быть полностью здоровой. На все сто процентов. И потом... мне совсем не нравится те следы, которые так неэстетично на мне выглядят.

Она раздвинула халат на груди и заглянула туда, как бы удостоверяясь, что следов уже нет.

— Так что закончи начатое, Поттер.

Она развернулась спиной и слегка приспустила халат с плеч, демонстрируя тонкие белые полоски на гладкой коже.

Он сглотнул. Сердце застучало с бешеной скоростью.

— Чего ты добиваешься, Белла?

— Ничего, — она снова закуталась в халат, пожимая плечами. На лице появилось совершенно невинное выражение. — Ты чего-то боишься, Поттер?

— Нет.

 nbsp; — Поттер? — произнесла она глубоким голосом. — А почему ты больше не приходишь меня лечить?

; — Тогда пойдем.

Она встала и медленно двинулась в сторону лестницы своей обычной слегка вихляющей походкой. Он допил вино и отправился вслед, с некоторым недоумением на лице.

Почти совсем стемнело, и он достал палочку, чтобы как обычно запустить над собой люмос. Но она остановила его, поймав за руку.

— Не надо, Поттер, думаю, ты и так найдешь всё, что надо. На ощупь.

— Но я же должен хотя бы увидеть название... — запротестовал он.

— Вот! — она взяла со столика флакон и вложила в ладонь. — Закончи то, что начал, Поттер.

Означали ли ее слова, что он, наконец, получит от нее то, что он хотел, когда закончит лечение, или она подразумевала что-то другое? Он не знал. Он знал только, что в этот раз всё как-то по-другому, когда она скинула свой халат и легла на живот перед ним. В этот раз он не был возбужден, он был напуган. В груди разливалось какое-то тягучее предчувствие, сковывающее все его движения. Оставалось утешать себя тем, что сегодня, по крайней мере, всё закончится, так или иначе.

Он открутил крышку, набрал в ладонь немного маслянистого зелья и медленными круговыми движениями начал втирать его в ее кожу.

— У тебя отличные руки, Поттер, — сказала Белла, издавая что-то похожее на урчание довольной рыси.

— Я не ослышался? Ты сделала мне комплимент?

Она сдула локоны, свалившиеся на лицо, и искоса взглянула на него.

— Ничего не могу с собой поделать, но ты его заслужил.

Его страх рос всё сильнее. Как и его скованность. Она похвалила его руки, но они, казалось, ничего больше не чувствовали. Сейчас он готов был даже вернуть то сумасшедшее влечение, которое возникало у него в прежние разы. По крайней мере, он знал, как с ним справляться. Теперешний же страх отличался в худшую сторону еще и тем, что был совершенно непонятной природы. Всё, вроде бы, было точно таким же, но в воздухе словно присутствовал неведомый газ, искажавший все ощущения. Он смутно догадывался, что это как-то связано с Беллой, с ее сегодняшним довольно странным поведением, но даже если она и заигрывала — чего ему бояться?

"И ведь это после двух стаканов вина", — подумал он укоризненно. Вместо расслабления какое-то сплошное одеревенение.

Впрочем, привычные уже действия слегка привели его в чувства. Ее кожа была такой приятной на ощупь, что он слегка потерялся, ушел в эти ощущения и довольно быстро снова возбудился.

"Если бы кто-то сейчас посмотрел со стороны на то, что я делаю..." И вправду, на что это было похоже? Мужчина ласкает обнаженную женщину. Мерлин всемогущий, ему, наверное, еще много лет потом не будет давать заснуть это "лечение". Внезапно, он вспомнил, что это в последний раз. Больше уже ему не представится такой возможности. Тогда он отпустил собственное желание на волю, не стал вызывать призрак Снейпа в своем подсознании. Вот теперь вино дало о себе знать чувством легчайшей эйфории, где-то на самой границе ощущения, запуская в мышцы ручеек истомы, давая возможность бездумно впитывать наслаждение от прикосновений ладоней к гладкой женской коже. И в этот момент он осознал, что уже действительно ласкает ее, что его руки гладят ее исключительно для собственного его удовольствия, и сосредоточился на этом удовольствии, словно вор, стремящийся засунуть за пазуху побольше украденного золота, пока есть такая возможность. Сейчас ему хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Наплевать на член, явственно вздыбивший его штаны, всё равно в этой полутьме, она не заметит его возбуждения.

— Чудо, что за руки!

Он бы просто посчитал это за признак ободрения с ее стороны, если бы не прерывистое дыхание, с которым эта фраза была произнесена. Только сейчас он обратил внимание, как часто она дышит. Неужели она тоже...

Она вдруг перевернулась, и у него разом перехватило дыхание. Несмотря на полутьму, ее белоснежная кожа давала возможность явственно рассмотреть всё. В этот раз он наплевал на любую сдержанность и пожирал глазами ее тело, каждый его изгиб, каждую складочку, его глаза сами словно стали осязательным органом, настолько сильно действовало каждое зрительное ощущение. До такой степени, что кожа на ладонях как будто частично участвовала в них. Он не выдержал и провел правой ладонью по ее бедру, поднимаясь выше, мизинцем задев треугольник внизу живота, с которого она снова удалила подросшие волосы, погладил ее живот — гладкий, с небольшим холмиком прямо под пупком, потом еще выше — охватил ребра и легонько провел по ним пальцами...

— Поттер? — позвала она шепотом.

Он прервал свое движения и наклонился к ней, чувствуя, как горячее дыхание буквально рвется из нее.

— Какого хуя ты ждешь, Поттер? Трахни меня!

Глава 13. Лучше, чем квиддич.

Он глотнул воздух и замер в той же наклоненной позе как был, чувствуя, как потеют кончики пальцев. Две мысли одновременно встретились в его голове и столкнулись, вошли в клинч, одна перебивая другую. Первая горела ярким осознанием того, что вот это собственно и есть тот момент, которого он так боялся, но к которому неуклонно шел последние два дня. Именно подсознательное понимание того, что она пришла сегодня за ним, чтобы пригласить заняться этим, и привела его в такое оцепенение в начале. Вторая же мысль была ужасной в своей сути, и не давала с ней примириться. Неужели с ним что-то не так, если он настолько этого боялся? Как можно бояться того, чего все жаждут? Отвергать нежеланную женщину — это понятно, но бояться того, чего сам же до умопомрачения хочешь? Как можно признать такое? И он бросился доказывать, что дело вовсе не в страхе.

Губы пересохли, и он облизал их, но всё равно не смог выговорить внятно:

— Если ты таким образом хочешь меня отблагодарить...

— Я просто хочу, чтобы ты меня трахнул, и всё.

— Мы не можем... Это неправильно...

— В жопу твою правильность! — она схватила его шею. — Если ты не сделаешь это, я разорву тебя на клочки!

Он вырвался и сел, глотая воздух.

— Белла... я... ты...

— Поттер, в чем дело? Ты же хочешь меня. Так возьми!

— Это какое-то безумие! Белла, мы не должны! Мне лучше уйти...

— Почему ты ведешь себя как маленький мальчик?! — воскликнула она, поднимаясь и садясь на колени рядом с ним.

Он не ответил, поняв вдруг, что она случайно попала в самую точку. Он сейчас чувствовал себя именно маленьким мальчиком.

— Ну же, Поттер, долго я буду тебя уговаривать? — она положила руки ему на плечи, — О, да ты весь дрожишь! Чего ты боишься, Поттер?

— Мы же ненавидим друг друга. Как же можно...

— Да можно, — прервала она его, спуская свои ладони ниже, на его грудь. Левая стала гулять там, задевая его сосок, что посылало горячие импульсы в низ его живота, а правая принялась расстегивать пуговицы на рубашке.

Он схватил ее за руки.

— Остановись!

— Расслабься, Поттер, — услышал он ее шепот у самого уха и понял, что уже просто сходит с ума от желания. Он вспомнил Гермиону, свою любовь, свои чувства, которые терзали его так долго, но это не работало. Его любовь потеряна, ею не оправдаться. В панике он бросил последний аргумент, который никогда в жизни не стал бы озвучивать при других обстоятельствах, тем более, перед этой женщиной.

— Белла, я не знаю как. Я не умею.

Звучало глупо и жалко, и он ждал с ее стороны взрыва смеха или издевательств в его адрес, это помогло бы ему сбежать. Но она тихонько высвободила свои руки из его ладоней, взяла за плечи и развернула к себе. Он сразу опустил голову, как нашкодивший ученик.

— Это довольно трогательно, что ты такой идиот, раз не успел в целом Хогвартсе никого оприходовать за столько времени, — сказала она с улыбкой, — но, по-моему, уже пора начинать учиться. Не бойся, я тебе помогу.

Он покраснел и отчего-то тоже улыбнулся. Во всем этом, несомненно, была какая-то своя ирония.

— Тебе же нравятся мои волосы, Поттер?

"Откуда, черт побери..." Он действительно, восхищался роскошным черным водопадом ее кудрей, но никогда и виду не показывал.

— Как ты узнала?

— Когда лежишь без движения, ничего больше не остается, как наблюдать. Вот...

Она взяла его руку и поднесла к своим волосам. Он осторожно погрузил в них пальцы и задохнулся от того, насколько шелковистые и мягкие были ее локоны.

— Сядь ближе.

"Она права, — подумал он, как будто готовясь прыгнуть с высокого обрыва, — видимо, и вправду пора начинать".

Он сел ближе и уже обеими ладонями принялся гладить ее волосы, перебирать их, почувствовав запах лавандового мыла, который от них исходил, и вдруг наклонился вперед и погрузился в них лицом, как в настоящий водопад, еле живой от нахлынувших чувств.

— Ну?.. — он ощутил ее руки на своем затылке, она нежно, но настойчиво толкнула его еще глубже на себя, он уткнулся в ее шею, в ямочку за ухом. И его тело стало реагировать само, мысли поплыли куда-то далеко, он обнял ее и впился губами в ее шею, начав медленно, но со страстью двигаться вверх, выцеловывая цепочку следов на ее ухе, щеке, скуле, потом глазах, с нежной страстностью, как будто благодаря за предоставленную возможность.

Она сняла с него очки и бросила на тумбочку рядом с кроватью, когда он едва не поранил ее оправой, продолжая покрывать поцелуями ее лицо, уже совершенно бездумно, обняв сзади за шею и голые плечи. Он уже коснулся ее губ своими губами, когда она схватила его за волосы...

— Нет!

... и ткнула его лицо ниже, куда-то между ключицами. Сколько раз в своем воображении он оказывался там, где сейчас были его губы, опускаясь ниже к ее груди. Он не мог поверить, что это не сон, не мечта, что она и правда позволяет ему касаться себя так. Он начал бережно, осторожно, как к какой-то огромной ценности прикасаться губами к тонкой коже ее грудей, пока не дотрагиваясь до ее затвердевших, напряженных сосков, лишь слегка задевая их лицом, когда двигался вверх и вниз около них. Потом он обвел кончиком языка влажную дорожку вокруг каждого из них и наконец решился прихватить губами, втянув в рот и прижав языком к верхним зубам. Ммм, ощущение было непередаваемым, он смаковал его, чувствуя одновременно, как она подалась вперед, издав слабый возглас. Он с удовольствием продолжил с другим соском, хотелось делать это вечно, несмотря на возбуждение, которое становилось уже абсолютно одуревающим, он уже почти ничего не соображал.

— Рубашку!

Она пыталась судорожными движениями расстегнуть пуговицы, но ничего не выходило. Тогда он, сделав огромное усилие, оторвался от ее груди и принялся ей помогать, но пальцы не слушались, и он просто стащил рубашку через голову, бросив куда-то во мрак комнаты. Затем расстегнул ножны на левой руке и отправил на тумбочку к очкам.

— Иди сюда.

Она прижала его к себе, и он сделал то же самое, с удовольствием ощущая, как ее твердые соски едва не царапают голую кожу на его груди. И снова он утонул в ее волосах, снова покрывал поцелуями шею, потом лицо, но сейчас это была уже не просто нежность, эта была страсть, и на этот раз она позволила ему коснуться своих губ.

Он моментально утонул в них, в одно мгновение вдруг поняв, что такое настоящий поцелуй. В свое время, он совершенно ничего не почувствовал, когда целовался с Чоу, это было обычное прикосновение губами, и недоумевал, что такого в поцелуях находят девчонки. Джинни была страстной, но эта страсть больше касалась ее самой и совершенно не передавалась ему. Было приятно целоваться с нею, но она буквально высасывала его, вместо того, чтобы дать время прочувствовать и понять собственные ощущения. Сейчас же...

Его руки непроизвольно напряглись, буквально вжимая его в ее рот. Это был какой-то неописуемый обмен энергией, словно она лилась из них обоих и соединялась в этом контакте, зажигая пожар во всем теле. Ее язык, он не думал, что язык может быть таким сладким и подвижным, ее губы, то, как они двигались в такт и не в такт движению его губ, ее дыхание, горячее, как ветер пустыни — не было сил оторваться от этого, теперь он знал, что настоящий поцелуй — это всегда нечто большее, чем просто обычная ласка, это горлышко чудесного сосуда, из которого пьешь и никак не можешь напиться.

— Штаны, Поттер, на хрен их!

Их нельзя было снять через голову, и он не хотел тратить и лишней секунды отдельно от ее тела. Он схватил палочку и сорвал с себя оставшуюся одежду заклинанием. Оказавшись впервые голым перед ней, он вдруг почувствовал смущение, несмотря на полумрак, и его возбуждение разом спало, осталось только тяжелое дыхание. Член опустился, и он засмущался еще больше, оказавшись на грани паники. Она, тем временем, легла на постель и взяла его за руку.

— Ложись.

Он прилег, боясь прижаться к ней и обнаружить свою внезапную несостоятельность.

— Ближе.

— Я... — начал он.

Тогда она сама подвинулась и прижалась к нему всем телом, и это сразу же вновь привело его орган в боевое положение. Он поймал и запечатлел в себе этот новый опыт — обнаженное тело женщины, ощущаемое всей кожей. Всё было так, как будто его собственное тело всю жизнь ждало этого впечатления — настолько оно было родным. Почему-то это вновь наполнило его волной благодарности, и он обнял ее — сильно и нежно — прижимая к себе еще сильнее, целуя ее волосы и погружаясь, погружаясь в сладостное возбуждение, желая ее уже по-настоящему, а не сквозь подростково-истомленные фантазии, желая познать полностью, слиться, сделать на время частью себя. Несколько секунд они ласкались, терлись телами друг о друга, потом он не выдержал, навалился, подмял под себя...

— Давай... — шепнула она, двигая бедрами, подстраиваясь под него, потом развела ноги, закидывая их сверху, полностью готовая принять его.

Он двинулся вперед, но понял, что сделал что-то неправильно.

— Нет, — рыкнула она сердито, потом просунула руку куда-то вниз, между ними, схватила его член и одним движением ввела куда надо, прикусив его за ухо в наказание.

Вот оно! Вся его жизнь, весь его опыт, все чувства, все переживания, всё перемешалось, слилось в одном, таком простом движении. Такое острое, такое непереносимо острое наслаждение, как будто его член, как игла, как наконечник копья собрал в себя все те приятные ощущения, что посылала его кожа, чувствуя под собой тело женщины. Движение вперед — и волны от этого наконечника стали расходиться вокруг как волшебные колебания, распространяющие вокруг себя наслаждение по всему телу. Вперед-назад, вперед-назад, и каждый раз как будто тысячи мелких игл по нервам от одной большой иглы, как будто пробегает внутри разряд, заставляющий дрожать от страсти каждую клеточку. И чем дальше, тем острее, острее, уже непереносимо остро, так, что невозможно выдержать, переходящее уже не в осмысленные, в спазматические движения, и затем... Как будто падение с высокой горы, расслабление, катарсис, мозг как будто вымыт чистой тряпкой, глаза снова видят, тело тяжелое как гиря... Так быстро, так быстро!