Две галки на клеверном поле

— Уважаемые члены Визенгамота! Рассматривается дело, внесенное на рассмотрение данного состава суда волшебником Гарри Поттером, при ходатайстве председателя Визенгамота Кингсли Шеклболта. Мистер Гарри Поттер внес на рассмотрение два вопроса, которые мы можем рассмотреть по порядку или же перенести второй вопрос на следующее заседание. Сейчас предлагается рассмотреть оба вопроса по порядку. Прошу голосовать.

Поднялись палочки, практически сразу секретарь объявил о рассмотрении обоих вопросов на данном заседании и передал слово председателю.

— Мистер Гарри Поттер, вы можете подойти к составу суда и разъяснить суть вашего первого вопроса?

— Да, могу, господин председатель.

— Прошу вас.

Он прошел десять шагов и встал перед амфитеатром, полным магов в мантиях цвета созревшей сливы, и испытал волнение, подобное которому он еще не испытывал никогда в жизни. Когда разбирали его собственное дело, он чувствовал себя скорее мальчишкой, которого обвиняют в чужих шалостях, он не сражался, он отпирался и только. Когда он впервые взял на себя ответственность за коллектив, возглавив "отряд Дамблдора", он хотя и чувствовал на себе испытующие взгляды, это всё равно было больше похоже на игру, а компания была, скорее, доброжелательной. Теперь же он готов был противостоять большому коллективу взрослых волшебников, и не на поле боя, а в том деле, в котором никогда особо не был силен. Это не могло не вселить в него изрядной доли неуверенности, потому что, не имея никакого опыта в подобных делах, он не мог оценить ни степени убедительности своих слов, ни того, в какую сторону — положительную или отрицательную — они воздействуют на зал. Поэтому он какое-то время пытался выбрать правильный вариант из тех, которые он подготовил, но заседание сразу покатилось само собой, не дав ему времени на раздумья.

Он не успел еще ничего сказать, как, подняв палочку, слово взял низкорослый чернокожий маг, в котором Гарри с трудом, но узнал мистера Спиннета, отца одной из старшекурсниц, с которой он когда-то гонял в квиддич в одной команде.

— До того, как будет изложена суть дела, я бы хотел обратить внимание уважаемого Визенгамота на то, что в зале присутствует упивающаяся смертью, злостная преступница без всякой охраны и без всякого магического ограничения. Предлагаю усадить вышеназванную преступницу в полагающееся ей кресло, дабы избежать с ее стороны любых провокаций.

— Спиннет предлагает даме сесть, — послышалось откуда-то с верхних рядов, и по залу прокатился дружный смешок.

— Прошу соблюдать порядок, — предупредил Кингсли, постукивая палочкой по трибуне. — Мистер Поттер, сопровождаемая вами женщина действительно так опасна, что ее следует держать под магическим контролем или всё-таки дело обстоит не столь драматично?

Гарри сейчас молился, чтобы Белла не вставила какую-нибудь из своих грубых шуточек. Они четко договаривались, что она будет помалкивать, но разве можно было быть в этом уверенным.

— Господин председатель, эта женщина действительно была очень опасна, когда вооруженная палочкой нападала на защитников Хогвартса. Однако сейчас она представляет опасность не большую, чем простой маггл на улицах Лондона. Если только, мистер Спиннет, она попытается поцарапать вас своими ногтями... Возможно, тогда вам придется объясняться на этот счет со своей женой. Это неприятно, но вряд ли смертельно.

По залу снова прокатилась волна легкого смеха, а Спиннет тут же надулся, словно индюк, но возражать не стал.

— Порядок, порядок, господа! — пробасил Кингсли. — Так я прошу вас, мистер Поттер, начните уже излагать ваш первый вопрос.

— Уважаемый председатель, уважаемые члены Визенгамота, я хочу поставить перед вами вопрос о произволе в отношении задержанных, который я, к своему большому сожалению, обнаружил в рядах нашего Аврората, — при этих словах Амос Диггори изменился в лице и принялся что-то быстро писать на листе пергамента. — Да, да, о произволе и, я бы даже сказал, злостном, непростительном преступлении.

В зале послышался легкий шум.

— Десятого июня в десять часов утра мы с моей подругой мисс Гермионой Грейнджер обнаружили в комнате для допросов номер двести два тело женщины, подвергнутой жестоким пыткам. Вот эта женщина, — он обернулся и указал пальцем на Беллу, которая, как ни в чем не бывало, присела на ступеньку левого сектора и болтала ножкой. — Ее зовут Беллатриса Друэлла Лестрейндж, урожденная Блэк, если кто-то здесь не знает ее имени. Она была доставлена нами в лечебницу имени Святого Мунго, где была обследована консилиумом колдомедиков под председательством доктора Меридит, которым был поставлен диагноз множественных внешних и внутренних повреждений, засвидетельствованный устно и документально. Давать показания против нанесших ей травмы работников аврората миссис Лестрейндж отказалась из страха за собственную жизнь.

— Позвольте, — подал голос Амос Диггори, — но тогда на каком основании вы решили, что данной задержанной травмы были нанесены именно работниками Аврората? Вам не приходит в голову, что ее могли доставить туда уже в таком состоянии?

— Находящихся в таком состоянии, мистер Диггори, доставляют не в Аврорат, а прямиком в лечебницу, потому что раны, нанесенные миссис Лестрейндж едва-едва совместимы с жизнью.

— Вполне возможно это был молодой, неопытный сотрудник, который чересчур буквально понял инструкцию доставлять задержанных прямиком в Аврорат.

— А разве в этой инструкции говорится о том, что задержанных надо раздеть и подвесить за волосы на крюк в углу кабинета?

Шум в зале усилился, так что Кингсли снова пришлось стучать палочкой по трибуне.

— Мистер Поттер, — спросил Амос Диггори с нажимом, — вы сами видели то, о чем сейчас говорите? Что тело задержанной висело таким образом?

— Безусловно. Я сам и мисс Гермиона Грейнджер, которая может подтвердить мои слова в любой момент.

— Хорошо, мне не хотелось бы подвергать сомнению ваши слова, допустим, всё происходило именно так, как вы описываете, но почему же вы сразу не обратились с требованием расследования данного происшествия?

— Во-первых, мистер Диггори, я не думаю, что слово "происшествие" уместно в данном конкретном случае, во-вторых, я не обратился с подобным требованием в Аврорат, но это не значит, что я никуда не обратился. В-третьих, не имея на руках никаких имен, так как пострадавшая отказывалась их называть, я решил, что будет правильней предоставить ей безопасное убежище, и после оказания лечения задать ей вопросы еще раз, с надеждой всё-таки получить ответ. И вот когда я их получил, я немедленно обратился с этим вопросом к вам, уважаемые члены Визенгамота.

— Получается, мистер Поттер, — заявил незнакомый Гарри волшебник в очках и густыми усами, — вы подменили собой органы следствия.

— Не подменил, а всего лишь дал возможность предоставить дело не в руки возможных преступников, а в руки наиболее доверенных и уважаемых членов магического сообщества. То есть вас.

— Вы хотите сказать, что подозреваете весь Аврорат разом?! — воскликнул высокий долговязый Роберт Вуд.

— Ну что вы, я всего лишь хотел сказать, что, не зная имен, приходится не исключать любую возможность.

— Позвольте, мистер Поттер, — вступил Кингсли, — но мы не можем здесь, прямо на заседании суда провести следственные действия.

— Но я не просил произвести следственные действия в отношении этого конкретного случая. Я бы хотел, чтобы Визенгамот, во-первых, был осведомлен о случае подобного злостного произвола, во-вторых, выслушал бы потерпевшую сторону, наконец, в-третьих, принял бы срочные меры в рамках своих полномочий, чтобы назначить независимую следственную комиссию, которая уже и расследует во всех подробностях данное дело и постарается выяснить, не происходило ли в стенах Аврората что-то подобное и раньше. А вплоть до создания данной комиссии я бы хотел продолжать лично следить и наблюдать за данной задержанной в надежном и недоступном для всех, за исключением господина председателя, месте, дабы исключить возможность покушения.

Преодолевая немедленно возникший шум, шепоты и шелест мантий Кингсли произнес:

— Хорошо, мистер Поттер, ваше сообщение донесено до Визенгамота. Теперь я должен поставить на голосование вопрос о предоставлении слова находящейся здесь миссис Лестрейндж...

— Одну секундочку!

Гарри боялся этого. Боялся, что с места поднимется эта пожилая женщина и скажет то, что она собиралась сейчас сказать. Он сжал кулаки и приготовился к самому тяжелому моменту в его выступлении.

— Мистер Поттер, — сказала Августа Лонгботтом строго, потом гораздо мягче, — Гарри... я понимаю твое желание, во что бы то ни стало преодолевать несправедливость там, где ты ее встречаешь. Но скажи мне, неужели я обязана буду слушать женщину, благодаря которой мой сын и моя невестка лишились разума от перенесенных пыток, неужели мы все обязаны слушать и верить тому, что скажет женщина, истребившая много других честных, порядочных и добрых волшебников, от чьих рук пострадала, так или иначе, добрая половина сидящих в этом зале людей, почему вместо того, чтобы нам обсуждать многочисленные преступления, совершенные ею лично, мы должны обсуждать преступления против нее самой? Скажи мне, Гарри, разве ЭТО справедливо?

В зале воцарилась тишина. Он тяжело вздохнул и скосился на Беллу. Та продолжала улыбаться ему, как ни в чем не бывало.

— Уважаемая миссис Лонгботтом, — начал он, — я очень хорошо могу понять вашу боль и вашу досаду. Поверьте, я сам не раз задавался подобными вопросами. Беллатриса Лестрейндж убила моего крестного Сириуса Блэка, Беллатриса Лестрейндж убила мою подругу Нимфадору Тонкс, моего любимого домашнего эльфа Добби, она пытала мою лучшую подругу Гермиону Грейнджер, не раз пыталась убить меня самого. Она свирепая садистка и кровожадная убийца. Если вы спросите мое личное мнение, я считаю, что эта женщина, — он указал на Беллу вытянутой рукой с указательным пальцем, — заслуживает смерти! Но... Уважаемая миссис Лонгботтом, уважаемые господа судьи, выслушайте, пожалуйста, перечень нанесенных ей повреждений, и, может быть, тогда многие из вас изменят свою точку зрения на то, стоит ли этот вопрос рассмотрения или нет!

Он вынул пергамент, переданный ему из лечебницы, и стал читать. По мере того, как он перечислял переломы, списки резанных ран, ожогов, гематом и прочих повреждений обстановка в зале становилось всё более и более напряженной. Стояла полная тишина, но Гарри буквально чувствовал, как сидящим всё более и более хочется, чтобы он остановился, прекратил. Но он упорно читал дальше, поставив себе задачу одолеть пергамент до конца, пока, наконец, чей-то голос не воскликнул.

— Да как же она жива после всего этого?!

Он прервался и поднял глаза.

— Теперь вы понимаете, уважаемые члены Визенгамота, какие чувства я испытывал, когда решил, во что бы то ни стало, довести это дело до конца. Для нас не должно иметь значения, какое имя носит потерпевшая, что она сделала или чего она заслуживает. Если среди нас находятся подобные монстры, никто не сможет поручиться, что завтра что-то подобное не произойдет и с вполне честными магами. Я не знаю, какое решение будет вынесено по преступлениям самой Беллатрисы Лестрейндж, и не хочу этого знать. Я знаю одно — мы не можем, не имеем права допустить, чтобы те зверства, которые она испытала, происходили в нашем магическом обществе, в нашем Министерстве, иначе, я — Гарри Поттер — заявляю вам — грош цена нашей победе!

Он внутренне выдохнул. Черт его знает, смог ли он произвести впечатление на всех, но честные точно должны задуматься. Бросив взгляд на Беллу, он увидел, как она тихонько аплодирует ему с иронической ухмылкой.

— Итак, — объявил Кингсли, — ставлю на голосование предложение дать слово миссис Лестрейндж. Кто "за"?

Большинством голосов решение было принято. Он не успел заметить всех, кто голосовал "против", да многих он и не знал, но в их числе были и Амос Диггори и его сосед Фоссет. Августа Лонгботтом проголосовала "за".

— Одну минуточку, прошу прощения у мистера Поттера, — заявил Кингсли, — но не могли бы мы, до того, как миссис Лестрейндж начнет выступать, выслушать суть второго вопроса, который вносил мистер Поттер? Иначе, как бы мы вслед за вероятными последующими прениями не упустили его из виду. Вы не против, мистер Поттер?

Он замялся.

— Господин председатель, это слишком незначительный вопрос, притом касающийся моей личной просьбы, чтобы уделять ему внимание в такой важный момент. Быть может, всё-таки, потом.

— Гарри, не смущайтесь, излагайте, пожалуйста, мы с удовольствием готовы помочь, если это вам необходимо.

— Я прошу прощения уважаемых членов Визенгамота, что отрываю их внимание по такому вопросу, — сказал он смущенно. — Это связано с компенсацией пострадавшим в войне волшебникам. Я слышал, что вышел соответствующий закон, и вот... Я сам сперва не хотел обращаться за компенсацией, как я уже говорил мистеру Шеклболту ранее, так как у меня достаточно средств, а вокруг много тех, кто с трудом сводит концы с концами, но недавно я подумал, что, возможно, могу потребовать что-то не имеющее материальной ценности, но ценное лично для меня как память.

— И что же это, мистер Поттер? — осведомился Кингсли.

— Когда мы втроем с мисс Грейнджер и Роном Уизли пытались добыть один из хоркруксов Волдеморта, нам пришлось проникнуть в банковскую ячейку Лестрейнджей в банке Гринготтс, где хранилась чаша Хельги Хаффлпафф с частью души Темного Лорда...

Это заявление вызвало в зале легкое волнение и от упоминания им вслух имени Волдеморта, которое многие еще не могли воспринимать спокойно, и от подробностей их приключений, о которых почти никто не знал, так как упоминание кражи из банка было тщательно вымарано из всех газетных статей во избежание неприятностей с народом гоблинов.

— ...Сейф оказался практически лишен чего-нибудь ценного, видимо, упивающиеся опустошили его для каких-то своих целей. Но там было много вещей из дома Блэков — мебель, безделушки, даже какие-то ткани с эмблемой дома. И вот мне пришло в голову, что было бы хорошо, если в качестве компенсации мне предоставили содержимое этого сейфа, потому что никаких ценностей там всё равно нет, а я бы мог использовать эти вещи, чтобы восстановить обстановку в доме моего крестного. Это было бы для меня символичным жестом: вещи из имущества убийцы Сириуса помогли бы помочь почтить его память.

Гарри развел руки в извиняющемся жесте, как бы прося прощения у зала за столь ничтожный вопрос. Речь была от начала до конца лживой, как и его эмоции, и он сам удивился, как ему удалось так убедительно разыграть смущение перед таким количеством направленных на него глаз. Очевидно, дело было в том, что он и вправду был смущен необходимостью настолько откровенно лгать.

— Я думаю, мистер Поттер, — с широкой улыбкой произнес Кингсли, — что вы бы вполне могли потребовать гораздо большего за всё то, что вы сделали для магического мира, но коль уж это ваше желание... Уважаемые члены Визенгамота, думаю, вряд ли кто-то будет против того, чтобы предоставить мистеру Поттеру просимое?