Две галки на клеверном поле

— Так ты узнал имена? — встрепенулась подруга.

— Нет, но, выражаясь языком квиддича, пока ничья один-один.

— Не понимаю.

— Думаю, чтобы услышать что-то связное, я должен понять, что она подразумевала под своей фразой.

— Какой?

— Она сказала, что ошибалась во мне. Сперва думала, что я... м-м... дерьмо, а теперь, что я придурок... Ладно, тупой придурок!

— Это называется — не ругалась?

— Насколько могла себе позволить в разговоре со мной.

— Не знаю, по-моему, ты слишком много смысла вкладываешь в обычные оскорбления.

— Может ты и права, но я еще подумаю над этим до завтра.

— Ты завтра собираешься вернуться?

— Разумеется, отступать я точно не собираюсь.

— Я завтра на работе, но постараюсь вырваться где-нибудь часиков в двенадцать, перед обеденным перерывом.

— Тогда я тоже буду в двенадцать.

— Договорились!

— И... Гермиона, поговори с Роном на счет... ну ты понимаешь. Пускай поглядывает по сторонам.

— Само собой, уж об этом я точно не забуду!

Глава 5. Больное место.

Он начал пить в начале второй недели своего почти безвылазного сидения на Гриммо. По чуть-чуть, наливая вино в узкий высокий бокал. Это расслабляло. Если внутренне он и осуждал себя за это, то лишь чисто машинально; какой-то бес противоречия внутри него твердил, что он должен хотя бы что-то получить от этой жизни. Этот день нагрузил его таким ворохом противоречивых раздумий, что он наливал и наливал еще, не в силах справиться с наползающей досадой и горьким осознанием, что бежать больше некуда. После своей победы он разочаровался в ожиданиях на счастливую жизнь и пытался бежать от мира, надеясь, что хотя бы меланхоличная апатия даст ему облегчение. Но мир всё равно настиг его, и сделал это самым ужасным образом, продолжая ломать укрепления его веры в людей одно за другим. Под конец, когда очертания гостиной уже плыли у него перед глазами, он свалился на диван, и во сне вместо парада мертвецов на этот раз увидел мельтешение черных и белых кадров, сплетающихся друг с другом в какой-то нервный ритм.

Хорошо, что он договорился с Гермионой на двенадцать часов, потому что на следующий день смог продрать глаза только в одиннадцать с первым в своей жизни похмельем, корежившим тело и сдавливавшим голову железным обручем. Антипохмельного зелья в доме, конечно же, не сыскалось, хотя, судя по тому, как обычно проводил свободное время Сириус, здесь должен был быть целый склад. Кое-как поднявшись и проглотив залпом холодный чай, даже не посмотрев на остальную стряпню Кричера — от любого вида еды сейчас тошнило — он отправился в лечебницу.

Добрая медсестра в ответ на его просьбу вынесла ему флакончик антипохмельного, он выпил и плюхнулся на диван, ожидая Гермиону. На вопрос "как там больная", медсестра только воздела очи к небу и красноречиво промолчала.

На счастье, зелье начало действовать до того, как пришла его подруга, ему совсем не хотелось отвечать на ее упреки. Гермиона понятия не имела о появившейся у него привычке. Узнай она, пришлось бы выслушивать получасовую лекцию о вреде алкоголя. Впрочем, когда она появилась, он понял, что вряд ли она бы заметила его утреннюю беду, такой озабоченный был у нее вид.

"Домашние проблемы", — почему-то тут же мелькнуло в голове.

Они поздоровались, и он без обиняков сразу спросил ее, не поругалась ли она с Роном.

— С чего ты взял? — притворно удивилась она, но, впрочем, объяснила, что неприятный разговор всё-таки состоялся.

— Похоже, ему здорово стыдно из-за произошедшего вчера в аврорате, — она вынула платок и подала его Гарри, пытавшегося протереть очки полой ее мантии, — он так нам всё вчера расписывал, а выяснилось... Ну, в общем, понятно! Поэтому он был злой и твердил, что должен сам обязательно во всем разобраться. Теперь я боюсь за него еще больше — он точно натворит бед!

— Надеюсь, до этого не дойдет. Особенно, если мы всё-таки сможем вызнать имена. Пойдем?

— Чувствую, что испорчу себе настроение на весь день, но делать нечего. Пойдем.

Он сперва заглянул внутрь, прежде чем зайти, как будто Беллатриса могла куда-то испариться за ночь. Разумеется, со вчерашнего дня в палате ничего ровным счетом не изменилось. Только на прикроватной тумбочке прибавилось флаконов с зельями.

— В Мунго сильно испортились порядки, — заявила Белла в пространство, кинув на них быстрый взгляд, — вчера я потребовала, чтобы ВСЯКИЙ МУСОР не болтался по моей палате. Я же имею на это право?! Но мне заявили, что я ничего не могу у них требовать. Тогда на кой смеркут сдалась такая лечебница?! А, Поттер?! Кого они тут смогут вылечить?!

— Такие как ты, Белла, вообще не имеют право хоть что-то требовать.

— И это после того, как доктор Меридит вытащила тебя вчера практически с того света! — добавила Гермиона. — Одних зелий использовали столько...

— Поттер! — рявкнула Беллатриса. — Заткни свою грязнокровную подстилку! Необязательно везде таскать за собой того, кого ты трахаешь!

Он стиснул зубы, чтобы не заорать, потом услышал за спиной сдавленный вскрик и хлопнувшую дверь, и выскочил в коридор вслед за своей подругой.

У Гермионы на длинных ресницах висели слезы. Она неловко стирала их рукавом, но они выступали снова и снова, сквозь них светилась боль от несправедливой обиды. Он обнял ее за плечи, медленно и осторожно, как будто боясь спугнуть.

— Почему?! Почему она так себя ведет?! Мы же спасли ее. Практически вытащили из... из ада. А она так разговаривает, как будто это мы виноваты во всем, что с ней произошло. Откуда такая ненависть, за что?! Неужели даже собственное спасение не перевешивает ее чертовой мании?!

— Ох, Миона, это же Белла! Она, наверное, и не умеет уже по-другому разговаривать.

— Я никогда больше не зайду туда, слышишь, никогда, НИКОГДА! — она замахала руками. — Пусть хоть подыхает!

— И не надо. Правда, хватит уже тебе всё это выслушивать. Я сам справлюсь, мне это намного проще. После Дурслей, после Снейпа как-нибудь выдержу и ее. — Он ободряюще улыбнулся. — Пускай брызжет слюной сколько угодно, я всё равно своего добьюсь.

— Ты? Опять ты, Гарри? — она продолжала смотреть на него сквозь слезы. — Почему снова ты? Почему, наконец, вся эта проклятая война не оставит тебя в покое?! Ты уже столько всего сделал, ты всех нас спас, и снова получается, что тебе отдуваться за других. Сколько тебе еще решать чужие проблемы и забывать о себе? И оставаться одному. Возможно, если бы ты тогда с Джинни...

— Герм! Довольно! Сколько раз повторять, что эта тема закрыта навсегда?

— Но она тебя любит...

— Возможно и так. Но я точно не тот человек, который способен сделать ее счастливой. Кажется, я уже сто раз объяснял тебе, почему это была плохая идея.

— Но...

— Довольно! — бросил он, делая режущее движение ладонью.

— Хорошо, прости. И прости, что я действительно не могу больше тебе помочь с этим... делом. Это выше моих сил... Слушать эту женщину...

— Пожалуйста, не извиняйся. Мне самому так будет намного легче, не надо еще и за тебя переживать. Ну, давай, пока, я вернусь в палату. Если будут новости, обязательно тебе сообщу. Совой.

Она уже справилась со своими слезами, поэтому просто кивнула и собралась уходить. Но в последний момент как будто о чем-то вспомнила.

— Да... Гарри... я тут обратила внимание... Странное дело, ты называл ее Беллой, и она не начала вопить по этому поводу. А вчера самый что ни на есть чистокровный колдомедик посмел назвать ее Беллатрисой, и она спустила на него всех собак. Кричала, чтобы обращались к ней исключительно "мадам Лестрейндж".

— Я бы не придавал этому большого значения. У нее бог знает что в голове. Сегодня одно, завтра — другое.

— Может быть, и так.

Он вернулся в палату и сел на стул рядом с кроватью. Ее поза не изменилась, руки всё так же неподвижно лежали на одеяле, она пока не могла ими даже пошевелить. Волосы, видимо, кто-то пытался убрать назад в пучок, но, скорее всего, был остановлен на полдороги воплями сварливой пациентки, поэтому они просто были откинуты назад, открывая шею, на которой помимо красных вертикальных царапин виднелись лиловые тонкие следы, испещренные кровавыми точками, явно оставшиеся от неоднократных попыток удушения чем-то, напоминающим колючую проволоку. Он сглотнул и отвернулся.

Надо было снова с чего-то начинать, а он, напившись вчера, даже не придумал хотя бы пары предложений, за которые можно было уцепиться. Не найдя ничего лучшего, он вспомнил сегодняшнюю, брошенную с обидой, фразу Гермионы:

— Белла, мы же спасли тебя! Ты можешь помочь хотя бы поэтому?

— Поттер? — позвала она тихо, с расползающейся улыбкой на губах.

Он наклонился.

— Когда твоя грязнокровка отсасывает у тебя, она глотает или выплевывает?

И она рассмеялась, мерзко и глумливо — приоткрывшиеся губы обнаружили во рту отсутствие нескольких передних зубов.

Он отшатнулся. В голову ударила кровь, он изо всех сил сжал кулаки, чтобы не ударить ее или не убежать. Она безошибочно нащупала его слабое место, определив это каким-то шестым чувством, и теперь била туда — беспощадно и резко. Он должен выдержать это, если сейчас проявит слабость, вообще больше не сможет с ней разговаривать.

— Чтоб ты знала, Беллатриса, — выдавил он ледяным тоном, — Гермиона — не моя девушка! И никогда ей не была.

— Ну конечно! — упивающаяся продолжала веселиться. — Конечно не твоя. Общая. Вы, наверное, трахали ее всей гриффиндорской башней. Я слышала, грязнокровкам такое нравится. Когда один входит сзади, другой держит за волосы вот так...

— Ну, хватит! — он заорал уже во все горло, понимая, что срывается, но терпеть эту грязь больше было невыносимо. Он вскочил со стула и буквально отбежал к окну, подавляя жгучее желание выхватить палочку. Вся ненависть к этой женщине, которая поутихла в нем в последние месяцы, когда он был сосредоточен исключительно на ее хозяине, теперь всплыла вновь. Он как будто по новой пережил сейчас те ужасные секунды, когда Сириус, напоследок взмахнув руками, погружался в зыбкое марево Арки....

Черт возьми! Он просто обязан справиться с собой! Если он сопротивлялся давлению Волдеморта, то какие-то грубые слова не выбьют его из колеи.

— Куда ты лезешь, Поттер? Действительно решил поиграть со мной? Да ты же просто щенок! Обычный щенок на привязи у Дамблдора, которого он всегда таскал за собой.

— Между прочим, этот щенок перегрыз горло твоему Лорду!

Она злобно сверкнула глазами и отвернула голову, уставившись в белизну стены. "Возможно, это — твоя болевая точка, сумасшедшая сука?!"

— Я ведь могу просто сходить за веритасерумом, Белла, а не сидеть тут и выслушивать твои оскорбления.

Она посмотрела на него с насмешливой улыбкой.

— Это же незаконно без согласия обвиняемого. А я ведь еще даже не обвиняемая.

— Ничего, для меня сделают исключение.

— Да, я же забыла, ты теперь герой, тебе всё можно. Ну, сходи, сходи. Приятно будет поглядеть на твою рожу, когда увидишь, что он на меня не действует.

— Ты врешь!

— Так неси и проверяй. Ну, чего стоишь?!

— Против него нет иммунитета, это же во всех учебниках написано. Ты блефуешь!

— Кто-то учебники читает, а кто-то их пишет.

— Ты о ком сейчас говоришь?... Ах!... да... — он сообразил. Снейп, конечно! Кто же еще, кроме него.

— Наш дорогой зельевар! Создал средство для ближнего круга Лорда. Но, прежде всего, конечно, для себя. Такой изобретательный мужчина. Жалко его!

Она состроила скорбную гримаску.

"Интересно, знает она уже или нет, что Снейп был двойным агентом?" В газетах, конечно, подробно освещалась вся история его жизни, но могла ли Белла читать газеты там... где она была?

— Итак, что еще скажешь, Поттер? Доводы кончились? Свалишь уже, наконец, или, может, начнешь меня пытать?

Она заржала во весь голос, сама же радуясь собственной шутке.

Доводы у него и вправду почти кончились. Он снова присел рядом с кроватью и предпринял последнюю попытку.

— Слушай, а если Кингсли лично пообещает тебе, что отправит в Азкабан всех, кто тебя мучил?

— Кто?! Этот лысый увалень? Его обещания стоят не больше чем... вот это...

Она плюнула ему в лицо. Несколько капелек попало на стекла очков. Он медленно вынул из кармана платок, который сегодня ему вручила Гермиона, и стал молча их протирать. От того, что он сейчас держит в руках платок Гермионы, ему стало немного полегче.

Любой может подвести верблюда к воде, но никому не под силу заставить его пить. Эта простая истина сейчас встала перед Гарри во весь рост. Проще убить десять Волдемортов, чем уговорить одну взбалмошную стерву. Он не знал, что ему делать дальше. Он не мог отступить, не мог оставить всё как есть, ему была невыносима сама мысль, что подобные садисты преспокойно будут продолжать разгуливать на свободе. Но Беллатриса была слишком крепким орешком для него. У него не было ни опыта, ни умения, чтобы что-то из нее вытянуть. Кингсли назвал его упрямым парнем, но вряд ли его упрямство даже близко было сравнимо с тем, что гнездилось в том истерзанном теле, что лежало перед ним на больничной койке. Ему не помешал бы сейчас совет или помощь кого-то более зрелого и мудрого, чем он сам, но единственный человек, которому он мог бы доверить подобную задачу, давно лежал упокоившись в Белой гробнице. Гермиона была права, он снова, как всегда, был совершенно один!

Глава 6. Безопасный адрес.

В принципе, у него оставался еще один — последний способ. Потому что он, по иронии судьбы, был, видимо, единственным человеком в магическом мире, который-то и мог бы заставить верблюда пить. Он смотрел сквозь стекло комода на полированный длинный футляр и думал, что, наверное, вряд ли ему сейчас уже есть что терять после того, через что он прошел. Еще одно какое-то империо не сделает погоды. Наверняка Белла с ее волей и упрямством сможет сопротивляться его собственной палочке. Но против Старшей у нее нет шансов.

Он открыл комод, вынул оттуда футляр и положил себе на колени. Он так до сих пор и не решил, что же ему делать с этим нежеланным наследием. Открыв футляр, он провел пальцами по тонкому куску бузины. Несколько раз он порывался просто уничтожить ее, чтобы не вызывать ненужных соблазнов ни у себя, ни у кого-либо еще. Но дни шли, а соблазны так и не приходили. Ему не хотелось вскочить и бездумно поражать кого-либо направо и налево или хвастаться своим могуществом перед кем бы то ни было. С другой стороны, кровавый след, тянувшийся за этим мощным артефактом предупреждал об опасности в будущем. Однако длительное и вполне мирное владение Старшей Альбусом Дамблдором, говорили, что во всяком правиле есть исключения. И кто он такой, в конце концов, чтобы решать настолько важный вопрос? Кто знает, какие замечательные вещи можно будет сделать подобной палочкой? Быть может, настанет момент, когда только одна она сможет спасти магический мир. К тому же, он настолько часто видел ее в руках Дамблдора, что почти не разделял в памяти его образ с его палочкой. Ему почти физически тяжело было бы уничтожить такую важную память о нем. Поэтому он, раздираемый сомнениями, просто убрал с глаз долой этот кусок древесины, отложив решение на потом. И теперь, глядя на мощную силу, скрытую в этом непритязательном на вид изделии, он размышлял, не подошел ли момент, чтобы сделать с её помощью что-то полезное. До сих пор, кроме починки своей собственной сломанной палочки из остролиста, он ни разу не решился использовать силу Старшей.