— Ну мама, ну это же просто обыкновенный песок — такой же точно, как и у нас, только чёрный! — Икер едва сдерживал смех при виде того, как его мать, попавшая сюда впервые, выпала в осадок при виде чёрного базальтового песка и всерьёз забеспокоилась, не вреден ли он, — Я же привозил его в горшке в тот раз, и ты сама его видела и щупала.

— Так то в горшке, а тут — целый пляж! — у Софонибы явно не укладывалось в голове, что нормальный природный песок может быть и чёрным.

— Ты думала, что в тот раз я надробил для детей вот этих чёрных камней, как мы дробим известняк для обжига под строительный раствор? — спросил я её с ухмылкой.

— Ну да, тебе ведь это нетрудно, — улыбнулась бастулонка, — Я слыхала, конечно, про чёрный песок, но думала, что это преувеличивают. Ну рыжий какой-нибудь, ну серый, ну пускай даже бурый, но не чёрный же как перья ворона!

— СТОЛЬКО камней мне, как видишь, не надробить даже для серьёзных целей, а не только для развлечения и хвастовства детворы.

— СТОЛЬКО — да...

— Да раздевайся уж! Мы все валялись на этом песке в прошлый раз, и ничего ни с кем из нас от этого не случилось! — заверила её Велия, когда отсмеялась.

— Вы что, и купаться ещё собираетесь? Посмотрите только, какие волны на тех камнях — прямо ужас какой-то!

— Ну так это же середина Моря Мрака, а не самый его краешек как у нас и не та Внутренняя лужа как в ваших городах и в Карфагене, — хмыкнул я, — Да и сильно ли они меньше на портовом волноломе Оссонобы?

— Мама, мы же не с камней купаться полезем, а вот отсюда, — пояснил ей пацан, указывая на песчаный берег, где и волны, хоть и того же самого размера, но накатывались куда ровнее и размереннее.

Входила она в воду вслед за нами не без некоторой опаски, но войдя — поплыла ничуть не хуже всех. Зря, что ли, родилась и выросла на побережье хоть и Внутреннего, но всё-же моря? Поплавали вволю, вылезли из воды, ну и разлеглись на уже расстеленных слугами покрывалах позагорать. Загораем и подкрепляемся заодно, чем Нетон послал, а на Азорах он где-то в чём-то даже пощедрее, чем на нашей материковой Турдетанщине.

— Так это отсюда, значит, все эти лакомства к нам привозятся? — Софониба как раз распробовала СВЕЖИЙ помидор, который до сих пор дегустировала только в солёном виде или в виде аджики, не говоря уже о ЦЕЛЬНЫХ зёрнах кукурузы в каше или вообще прямо на варёных початках.

— ТЕПЕРЬ — уже и отсюда, — подтвердил я.

— А раньше?

— Так это смотря насколько раньше. Пару-тройку лет назад всё это привозилось только с ТОЙ стороны Моря Мрака, а десять лет назад — не привозилось вообще. Думаю, что ещё через несколько лет здесь будет выращиваться достаточно и для здешних нужд, и для нас, и для торговли в Карфагене, Риме и Греции.

— И тогда ОТТУДА больше не будут возить?

— Это — уже не будут. Будут — только то, чего нельзя вырастить здесь.

— Жаль, что нельзя у нас, — бастулонка уже заценила, насколько свежее вкуснее.

— Ну, ты же понимаешь, какие доходы от торговли всем этим. Кто же рискнёт утерей ТАКОЙ монополии? Будем лакомиться, приезжая сюда.

— Но ведь сюда очень долго плыть, и часто не получится.

— Это — да, — я не стал язвить по поводу того, что это она ещё в Вест-Индию не плавала, вот туда — в натуре долго, больше месяца, и по сравнению с этим на Азоры — так, смотались в отпуск отдохнуть от классического античного мира.

Но если серьёзно и по делу, то права, конечно, моя бывшая наложница, даже и сама не подозревающая, НАСКОЛЬКО она в этом права. Уж мне ли, выходцу из совсем другого мира с совсем другими скоростями передвижений, не знать? Давно ведь уже и не ходили из Европы на те Азоры морские круизные лайнеры, поскольку даже их дизели и соответствующая им скорость один хрен растягивали перемещение туда на дни, что для нашего современного и вечно спешащего куда-то мира стало уже неприемлемым. Одно дело доставка грузов, которая должна быть максимально дешёвой, и совсем другое — трата личного времени своего законного отпуска, в большинстве случаев давно уж не целиком месячного, а одного из пары двухнедельных, и кто же станет тратить из этих драгоценных двух недель дни на круизном лайнере, когда можно обойтись часами на самолёте? Но мы в античном мире, где об авиатранспорте и не мечтают, даже о дизельных теплоходах не мечтают, а мечтают только о попутном ветре и спокойном море. Для парусника же десять дней — нормальный срок. Каравеллы Колумба при его возвращении из первого плавания от Азор до Лиссабона за девять дней добрались, так то при попутном ветре, ну и буря ещё четырёхдневная при всех её опасностях больше подгоняла его, чем тормозила. Парусники посовременнее с их лучшими обводами корпусов и более совершенной системой парусов могли добираться и за неделю, но то оттуда, при попутных ветрах под прямыми парусами, а если туда, так это лавировать надо под косыми, и тут уж в неделю хрен уложишься, если только не повезёт случайно и крупно с ветрами.

Примерно так и у нас выходит. В этот раз редкого везения не случилось, и наше плавание заняло весь положенный ему десяток дней, хоть и посовершеннее у нас теперь паруса, чем в самом начале. Тогда мы только начинали ещё экспериментировать с косым латинским парусом, и нам было шугливо при не обученных обращению с ним экипажах применять его в полноценном типоразмере, да и обкатывали мы его для самого дальнего маршрута — в Вест-Индию, где ветры преобладают попутные, и оптимальные паруса для него — прямые, а места под запасные снасти мало. Поэтому и начали мы с малой латины — как раз под размер имеющегося рангоута для основных прямых парусов. Опасность с ней была невелика, а лавировать при крутом бейдевинде хоть как-то — один хрен лучше, чем тупо дрейфовать в ожидании более подходящего ветра. Но теперь, когда она обкатана, и мореманы обращаться с ней обучены, а азорский маршрут не столь далёк, чтобы не найти на судне места для сменных реев под большую латину, пришло время для оптимизации размеров латинского паруса. Пусть и не арабские ещё у нас шебеки, но и уже не римские корбиты, а нечто среднее — типа венецианского торгаша раннего Средневековья. Мы бы и вовсе от прямых парусов на них отказались, если бы не чужие глаза в испанских портах.

Перекусили, позагорали, тут и остальных наших вскоре начало приносить — ага, продрали наконец-то глаза. Первым Володя с Наташкой и детьми нарисовался, за ним уж и Велтур со своим семейством, следом Васькин со своими — в кои-то веки по его части в Оссонобе проблем не просматривается, так что отпустил Фабриций на сей раз с нами и его. Серёгино семейство прибыло с запозданием, но на то была уважительная причина — не одни выдвигались, а с ганнибаловым семейством. Ганнибал — тот самый, кстати, Барка его фамилия, если кто не в курсах. Он же Одноглазый и он же — Циклоп. Надо ли кому-то объяснять, почему Юлька вцепилась в Ганнибала Того Самого сразу же, как только мы доставили его живым и трезвым в Оссонобу? Так и зачастила к Фабрицию на виллу, пока его там от лишних глаз и ушей ныкали, так что евонной Ларит пришлось выволочку ей устраивать, потом пришлось переныкать семейство Циклопа на мою виллу в Лакобриге, так и туда едва не намылилась, едва удержали, но уж как отправились в середине лета на Азоры, так прилипла — хрен оторвёшь. И сейчас идут рядом, она его "допрашивает", а за ними раб-писарчук семенит и записывает "показания" Одноглазого в тетрадь свинцовым карандашом прямо на ходу. Умора, млять! Разместили его, пока для него ещё отдельная вилла не построена, на тутошней вилле Фабриция, который на сей раз сам вырваться с нами не смог. Но Циклоп — мужик любознательный, так что и Нетонис уже весь обошёл, и в квартирах наших инсул побывал, и к особенностям их присмотрелся. Я ведь упоминал уже как-то раз, что у Прусия в Вифинии он и градостроительством занимался? Ему даже разжёвывать ничего не понадобилось — сам во всё въехал и по достоинству оценил. Ну, кроме разве что чисто электрических прибамбасов, до которых античная наука дорасти не сподобилась. А так — и водопровод оценил с подачей воды на все этажи инсул, включая и самые верхние, и ватерклозет, и горячее водоснабжение от гейзеров, которое в городе как раз налаживалось. Естественно, всё это внедряется и на наших виллах, и конечно, он того же самого хочет и на своей — к хорошему ведь быстро привыкаешь. Гораздо большим культурошоком для него обернулось то, что большинство граждан Нетониса — настоящих полноправных граждан, а не просто "понаехавших тут" — составляют бывшие рабы, как раз и строившие город с самого начала. И только турдетанская речь, солидные городские стены, оружие в руках граждан, заступающих в свою очередь на стражу, да тренировки ополчения убедили его в том, что попал он всё-таки к нормальным людям, а не к этим больным на голову греческим утопистам уранидам, о которых он тоже был наслышан.

Для Имильки, его супружницы, купание в этих океанских волнах оказалось ещё большим испытанием, чем для Софонибы — та-то хоть на средиземноморском побережье выросла, а эта — вообще в Кастулоне, то бишь уже у верховий Бетиса, хотя в основном-то её шокировали не волны, а то, что купаются все вместе. Но когда ейный ганнибалёныш без раздумий полез в воду вместе с моим Волнием, а Федра, наложница Одноглазого и мать евонной шмакодявки, немного поколебавшись, присоединилась к нашим бабам, то сработал в правильном направлении женский конформизм и у неё самой. Сам Ганнибал прикололся, наблюдая эту картину маслом. Искупались — кто в первый раз, кто во второй, снова разлеглись, слегка оттерев от Циклопа Юльку, потому как не всё же ей одной...

— Вы меня просто без ножа режете, — пошутил Циклоп, — Когда я рассматривал проект наших инсул в Карфагене и утверждал его, я считал, что обеспечиваю сограждан хорошим и достойным их жильём. Но в Оссонобе вы показали мне, что на самом деле я дал им средненькое жильё, а что вы показываете мне здесь, в вашем Нетонисе? Что ваши вчерашние рабы живут лучше и достойнее добропорядочных граждан Карфагена?

— Ну, не все, почтеннейший, далеко не все, — возразил я, — Не все из них даже остаются НАШИМИ рабами — ленивых, непослушных и не желающих браться за ум мы продаём римлянам, и их судьба незавидна. А у себя мы оставляем только тех, в ком видим будущих сограждан, и даже из таких не всякий попадает сюда. Так что любой из тех, кого ты видишь здесь, всё равно не остался бы рабом, а получил бы свободу и гражданство. А НАШИ граждане достойны того, что мы МОЖЕМ им дать.

— И вам не важно, кем они были раньше?

— Абсолютно, почтеннейший. Судьба бывает причудливой и переменчивой, и если СЕЙЧАС тот или иной человек таков, как нам нужно, то какая нам разница, каким именно путём он попал к нам?

— Добрая половина римских плебеев — прямые потомки вольноотпущенников патрициев, — добавила Юлька, — И разве это делает их плохими гражданами? Некоторые даже делают карьеру вплоть до выдвижения в консулы...

— Как Варрон, например? — ухмыльнулся Одноглазый, намекая на Канны.

— Когда выдвиженцев много, среди них попадаются и такие, — не стала спорить наша историчка, — Но разве тебе, почтеннейший, не случалось точно так же побеждать и родовитых патрициев?

— Ну, не точно так же, но вообще-то — тоже верно. И вы, значит, считаете, что раз это работает в Риме, то сработает и у вас?

— А почему бы и нет? Римляне не отбирали своих плебеев так тщательно, как это делаем мы, но Республика стоит уже больше трёх столетий, и даже ты так и не смог обрушить её. А мы при этом ещё и не ведём больших войн и не наживаем себе сильных врагов. Все гегемоны кончают плохо, и зачем такая судьба нашим потомкам?

— Но это не мешает вам подражать нынешнему гегемону. Я имею в виду ваше испанское государство. Рим — это большой военный лагерь, а у вас там — такой же, хоть и поменьше размером.

— Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, — схохмил я, — Там — да, есть у нас такой большой друг, которому приходится кое в чём подражать. Но здесь, вдали от него, мы можем позволить себе жить так, как хотим и считаем правильным сами.

— Это я уже заметил, — согласился Ганнибал, — И многое мне у вас здесь, должен сказать, нравится. Но вот ты говоришь, что вы стараетесь дать согражданам всё, чтобы не было больших отличий между людьми. А я вижу, что ваши дома — светлые и нарядные, как и в городах у Внутреннего моря, но большинство домов — какие-то тёмные и мрачные.

— Таков местный камень, почтеннейший. Наши выстроены из него же, а светлая — только тонкая облицовка снаружи.

— Да, но ведь от неё и вид совсем другой. Разве это не возбуждает зависти?

— Только не в этих людях, — хмыкнул я, — Большинство из них строили как свои дома, так и наши, и им ли не знать, что внутри они почти одинаковы, и все удобства, что есть у нас, есть и у них? А кто не строил сам, у того всегда найдётся хотя бы один сосед из строителей, который давно уже рассказал ему об этом. Когда-нибудь, если для их детей и внуков это будет важно, можно будет сделать светлую облицовку и на их домах, но пока нам просто не до того, да и сами люди больше смотрят на балконы и стекло в окнах, чем на цвет стен снаружи.

— Балконы на всех этажах — это, конечно, невиданно. Меня ещё в Оссонобе это поразило. Так не строит больше никто и нигде.

— Баннон точно так же отмахивался и говорил то же самое, когда мы эту задачу ему ставили, — припомнил я, — Долго убеждать его тогда пришлось.

— Вы сманили моего лучшего архитектора!

— Как видишь, было ради чего. А Карфаген — ну, продолжают ведь там строить инсулы и без Баннона.

— А в чём смысл этих балконов на всех этажах? Разве не удобнее для верхних этажей отдыхать на большой плоской крыше?

— Как в Карфагене? Там редко бывает непогода, и это можно себе позволить, но в Испании зимы гораздо дождливее, а иногда даже выпадает снег. Здесь тоже, хотя и не так часто, но случаются и ливни. Поэтому нам не подходит плоская карфагенская крыша, а нужна наклонная греческая. Ну и наконец, крыша — общая, как и улица, и на ней может гулять кто угодно из жильцов, а разве все они приятны друг другу? Балкон же — свой, это часть жилища, и неугодные его владельцу на него не попадут.

— Вы даже о таких мелочах думаете?

— Не такие уж это и мелочи, почтеннейший. Ты жил в своём особняке в Мегаре и не столь часто наблюдал толчею и безобразные уличные ссоры вашего карфагенского простонародья, а нам довелось пожить и в карфагенских инсулах, и всё это происходило в двух шагах от нас. Представь себе только, во что бы это выливалось, будь все при оружии. Не оттого ли в Карфагене запрещено его ношение на улицах? А часто ли тебе доводилось видеть безоружного испанца?

— Свободных — ни одного, — согласился Ганнибал, — Да, я вижу, у вас и в этом всё продумано, и жизнь здесь, должно быть, неплоха...

Мы ещё разок искупались, после чего наша пацанва, включая и ганнибалёныша, вооружившись трезубцами, присоединилась к местным подросткам немного порыбачить, Циклоп отправился понаблюдать за ними, а мы устроили небольшой разбор перспектив.

123 ... 818283

↓ Содержание ↓