А кроме более стабильного островного климата тут ещё фактор размещения на отшибе немаловажен. Если химией землю не травить, для чего, кстати, ещё и современная химическая промышленность требуется, то чем ещё прикажете урожайность повышать, как не продвинутым многопольным севооборотом? Но что мы можем сделать в Испании, не боясь спалиться перед завидючими римскими глазами? Только у римлян же в основном и обезьянничать по сути дела. Они бобовые с пшеницей и ячменем чередуют, и мы вслед за ними. Ну, гречиху ещё внедрить рискнули — в малых масштабах, дабы греко-римский мир не смущать. Сами греки только в византийские времена на неё подсядут, а древние греки древней гречкой не питаются. А для полноценного севооборота нужна и кукуруза, и паслёновые — пусть и не картофан, до которого мы ещё не добрались, но уж помидоры и красный стручковый перец — в обязательном порядке. На материке их внедрять Тарквинии нам хрен позволят, а значит, только тут, на Азорах, мы и можем разработать, внедрить и распространить на широкие трудящиеся массы полноценный многопольный севооборот. Хвала богам, тут Наташка в основном всю разработку ведёт, а моё дело — управляющего виллы в соответствии с её разработками проинструктировать. Управляющий — тот самый, с Карфагенщины вывезенный, как и основной костяк работников, уже вольнонаёмных и семейных, а главное — к моим замашкам экспериментатора приученных и в своём деле сведущих. Без них, а с одними только свеженаловленными дикарями это был бы дохлый номер, в чём и римляне убедятся после Траяна с Адрианом, когда имперская экспансия захлебнётся, приток сведущих в субтропическом сельском хозяйстве рабов иссякнет, и вместо них придётся довольствоваться полудикой бестолочью из германских лесов...
Пока, впрочем, до вменяемых результатов и нам ещё далеко. Если на примере моей азорской латифундии ситуёвину рассматривать, то она в самой начальной фазе. Ну, в смысле, жить в будущем "виллозамке", строящемся по образцу моего же оссонобского, уже можно, потому как собственно вилла уже достроена, а вот замок вокруг неё — едва на треть только готов. Так же примерно обстоит дело и с угодьями. На пастбищах, хоть и не обустроены они ещё полностью так, как замышлялось, скот уже пасётся, а вот поля и сады — где-то на четверти отведённых под них площадей, потому как остальные три четверти всё ещё подготавливаются под возделывание. Я ведь упоминал уже, кажется, о закупке лузитанских быков для азорских колонистов в качестве "тракторов"? Поля-то у них были тогда по площади — не столько поля, сколько огороды, но и на таком клочке земли камней — выше крыши, в том числе и таких, которых ни в жизнь не выворотить ишаку. Некоторые даже парной воловьей упряжке не под силу, и приходится запрягать две, а то и три. Хвала богам, таких немного, но встречаются. Камни, конечно, в дело идут — и дома крестьяне из них себе возводят, и межевые заборы, без которых не обойтись, дабы скот не поедал и не травил посевы. С козами они, конечно, хрен помогли бы, но козы на Азорах запрещены, а овцы в этом плане гораздо дисциплинированнее и усидчивее — их наоборот, перегонять с пастбища на пастбище надо, чтобы вообще всю траву до самых корней не сожрали. Ну и у меня на латифундии, хоть и помасштабнее, но то же самое — и на строительство виллы те вывороченные из земли каменюки шли, и на строительство замка вокруг неё теперь идут, и на сооружение тех заборов между пастбищами, полями и садами. Циклоп вон насчёт тех тёмных стен инсул из дикого камня спрашивал, а у меня стены замка из чего? Облицовку специально подобранными камнями посветлее я для них уж точно не планирую.
Накупались, назагорались, пацанва наразвлекалась рыбалкой и даже чего-то там загарпунить своими трезубцами исхитрилась, вернулись по домам отобедать. После обеда — уже сами, без семей — заходим к генерал-гауляйтеру тутошнему тарквиниевскому. В принципе-то все самые основные вопросы мы и вчерашним днём с ним порешали, но тут же ещё и достраиванием виллы для Одноглазого приходится заморачиваться. Общую планировку дома согласовали, теперь мы по отделке и по обустройству угодий к общему знаменателю их приводим, потому как и Ганнибал, побывав на наших виллах, многое и в своём первоначальном проекте пересмотрел на предмет сделать всё это как у нас. Ну, не замки, конечно, а в плане внутренних удобств. А как обговорили всё это и прорисовали на бумаге, чтоб понятнее было исполнителям, тут-то я и "второстепенный" вопрос подвесил, да такой, что и генерал-гауляйтер глаза выпучил, и Ганнибал, а мы, глядя на них, едва от смеха удержались. Подаю, короче говоря, знак слуге, тот мне подаёт свёрток, я его на стол кладу, разворачиваю и предъявляю изумлённым хроноаборигенам предмет, которого они ни разу в жизни не видели и видеть в принципе не могли. Для нас же он вполне обычен, и как минимум двое из нас — Володя и я — и сами его в детстве делали неоднократно, а уж видели-то точно все. Обыкновенная рогатка-каменка.
После того, как Акобал начал нам регулярно каучук из-за океана привозить, и у нас приличный запас его скопился, а нам как раз резина на герметизирующие прокладки требовалась, мы с Володей и вулканизацией означенного каучука озаботились, а сколько там той резины идёт на те прокладки? И куда остальную девать? Мы бы, конечно, всей ей нашли применение, чтоб зря не пропадала, но уже не столь первостепенной важности, как те прокладки, потому как для всего практически, что античному миру уже известно, есть у него и свои проверенные вековым опытом технические приспособы. А раз уж мы резиной заморочиись, то как нам тут было не вспомнить заодно и о наших рогатках из счастливого хулиганского детства? Вспомнили, понастольгировали, и как уж тут было не посетовать к слову и на "безрукость" пацанвы последних лет нашего пребывания в том прежнем мире? Ведь с тех пор, как наводнила наши магазины и рынки дешёвая китайская пневматика, стреляющая шестимиллиметровыми пластиковыми шариками, так и ушли в прошлое и самопалы, и рогатки, которые пацанва перестала делать, утеряв преемственность навыков от старших к младшим, и как следствие — быстро разучилась их делать. А ведь это была немаловажная часть развития навыков и соображалки детворы, да и какое-никакое личное оружие самообороны, для детских конфликтов вполне адекватное. В Испании рогатку не внедришь из-за зыркучих и завидючих римских глаз, но на Азорах-то какая религия этого не позволяет? Здесь — сами боги велели.
В свёртке было и несколько мелких камешков. Спецназер вложил один из них в кожаное гнездо, слегка растянул рогатку и стрельнул в стену — слабенько, конечно, лишь бы принцип действия показать. Потом — уже без камешка, конечно — растянул до уха, что твой аглицкий лук, показывая, как из этой штуки МОЖНО шмальнуть при желании и при наличии веских причин. Въехали они сходу, а въехав — попробовали сами, переглянулись меж собой и покачали головами.
— Это оружие слабее лука и пращи, и для боя в чистом поле оно не годится, — оценил его Ганнибал, — Но оно "всеядно" как праща и прицельно как лук, и научиться пользоваться им — легко. По силе пригодно для охоты на мелкую дичь, а с нескольких шагов может нанести серьёзную рану и человеку. При этом оно невелико, и его можно спрятать под одеждой и пронести куда угодно, а сделать его своими руками, если есть вот этот упругий материал, сумеет и мальчишка.
— Вот именно, почтеннейший, — ухмыльнулся я, — А размеры и вес таковы, что многие не поленятся носить его и постоянно, и если этот материал будет нетрудно найти, то даже отбирать это оружие у мальчишки не будет ни малейшего смысла — он в тот же день сделает себе новое.
— Да, но это только если у мальчишек будет этот упругий материал, — заметил генерал-гауляйтер, — Но где они его возьмут?
— Вот об этом как раз ты и позаботишься.
— Я?!
— Если не ты, то кто же? — мы с Володей рассмеялись, — Материал в том ящике, который мы отдали тебе вчера. Там мотки упругой ленты вдвое шире вот этой и вот такой примерно длины, — я показал руками размер около метра, — Одного мотка хватит на четыре таких штуки. Ты прикажешь раздать эти мотки мальчишкам по всем деревням и по всем улицам города. На всех по мотку, конечно, не хватит, но ты распределишь их так, чтобы в каждой деревне и на каждой улице их оказалось хотя бы по паре-тройке.
— И показать им вот эту штуку?
— Нет, её ты спрячешь и никому показывать не будешь. Мальчишки рано или поздно изобретут её САМИ — именно её или что-то подобное ей, и в этом как раз главный смысл нашей затеи с этим материалом.
— Я должен выявить злонамеренных рукодельников и наказать этих малолетних негодяев так, чтобы никому не повадно было впредь?
— Нет, наказывать ты будешь только за САМО хулиганство. За увечья и раны, за стрельбу по людям, если это не оборона, за стрельбу по соседской домашней живности и по окнам домов — за это, конечно, наказывай, как наказываешь и за любое подобное этому безобразие. Но сами эти их изделия у них НЕ отбирай, если при разборе выяснится, что пользовавшийся им придумал и сделал его самостоятельно. Если он отобрал у другого — а так тоже будет наверняка — тогда отбирай, выясняй, кого он ограбил, и наказывай ещё и за грабёж, а изделие возвращай ограбленному. И во всех случаях бери на заметку всех, кто придумал и сделал — я хочу, чтобы к моему следующему приезду у тебя был список этих головастых и рукастых ребят. Мы подумаем над полезным применением их способностям, когда они подрастут.
— Гм... Ну, тоже правильно. Ты говоришь ТОЛЬКО о мальчишках? А как быть, если окажется девка? Я понимаю, что вряд ли, ну а вдруг? Редко, но бывают ведь и такие.
— ТАКИХ девок, если попадутся — тоже на заметку, но — отдельным списком. И — это, если такие найдутся, то позаботься и о том, чтобы они побольше общались с самыми толковыми из таких же ребят. Хоть и не женское это дело, но...
— Но яблоко от яблони далеко не падает, — въехал управленец, явно не зря на эту должность Тарквиниями назначенный, — Я понял — так и сделаем.
Порешали все вопросы, выходим от него, идём по улице, а Одноглазый вновь ко всему на ней присматривается, будто бы только сейчас впервые и увидел, и видно по нему, что усиленно размышляет над чем-то. И наконец его озаряет:
— В Оссонобе ничего этого нельзя сделать из-за Рима?
— Да, там этого от Рима не скрыть, и нам не следует ни вводить его в соблазн по поводу возможной богатой добычи, ни настораживать, а тем более — пугать признаками роста нашего могущества. После Карфагена именно Испания — первая страна, рост силы которой заставляет римлян нервничать и не даёт им спать спокойно. Не без твоей помощи, почтеннейший, если уж говорить начистоту. Ну и зависть, конечно — с друзьями ведь надо делиться, а Рим слишком велик, чтобы напастись ещё и на него. Вот даже и эту упругую ленту хотя бы взять — материал для неё привозится из-за Моря Мрака, и для всех наших надобностей нам её, как видишь, и самим мало. Куда тут ещё и с Римом ей делиться?
— Но если бы не Рим...
— Если бы не владеющий Бетикой ПОБЕДИТЕЛЬ в той войне, — поправил я его.
— Да, так будет точнее, — понимающе кивнул Циклоп, — И Карфаген в случае его победы был бы СЛИШКОМ велик для вас. Ну и — буду уж честен — слишком жаден...
Если бы не Рим или какой-то другой замещающий его "самый большой друг" с соответствующими его величине аппетитами, то конечно, разве заморачивались бы мы тогда созданием своего социума с нуля, да ещё и на практически лишённых каких бы то ни было полезных ископаемых вулканических Азорах? Естественно, раскручивались бы с удовольствием на материке, среди принявших нас турдетан, и скорее всего, даже и не на завоёванном под своё карманное царство юге Лузитании, а в Бетике — самой богатейшей и плодороднейшей части полуострова, тоже населённой турдетанами и расположенной на территории современной Андалузии. Но Рим нарисовался — хрен сотрёшь, и до него свято место тоже пусто не было — Карфаген его занимал. А до Карфагена, если турдетанским преданиям верить, Бетикой владел Тартесс, для турдетан с кониями свой, но для нас — едва ли образец гражданских прав, а главное — либеральных свобод, с которыми даже в самых демократичных из греческих полисов дела обстоят весьма не ахти. На любом большом дереве с большими и вкусными плодами всегда восседает и кормится большая и свирепая обезьяна, и чем приспосабливаться к ней и терпеть её невыносимые жадность и гонор — не лучше ли найти себе деревце поменьше, на котором и обезьяна послабже, ну и объяснить ей убедительно, что деревце теперь — наше, так что пущай или учится теперь хорошим манерам, или проваливает на хрен — в направлениях не ограничиваем, но дистанция — чтоб духу ейного тут не было. А ещё лучше — заросль кустиков плодовых со сладкими ягодами на каком-нибудь удалённом острове отыскать, где вообще нет никаких обезьян и куда им уж точно в обозримом будущем никак не добраться. Собственно, вот эти два лучших для нас варианта мы и выбрали. С деревца на материке берём недостающие островам ресурсы, а на островных кустиках отдыхаем от ограничений, налагаемых обезьяньим соседством.
Шестеро нас, попаданцев из современного мира в античный, и самим нам без помощи единомышленников-хроноаборигенов ничего вменяемого ни для себя, ни своих потомков не соорудить. Сто восемьдесят третий год — до нашей эры, естественно — сейчас на дворе, а попали мы осенью сто девяносто седьмого — этой осенью четырнадцать лет уж тому исполнится. И своё в окружающем нас замшелом античном мире не напролом гнуть приходится, а аккуратно, с оглядкой, с окружающим миром считаясь и во многом к нему приноравливаясь, а в своём локальном социуме — и встраиваясь в него. И это, я считаю, мы сделали успешно, пройдя путь от простой наёмной солдатни — ага, коли и руби, кого наниматель укажет — до каких-никаких, а всё-таки олигархов какого-никакого, а всё-таки государства, ведущих ещё и какую-никакую, а всё-таки собственную деятельность в своих собственных заморских колониях. Если кто-то полагает, что за четырнадцать лет можно было достичь гораздо большего, так я развесил ухи и внимательно слухаю, как это сделать в кланово-родовом социуме сродни нашему Кавказу, если исходно ты в нём и сам — никто, и звать тебя в нём — никак. "Грузинский басня про варон" знаете? Вот так оно и бывает в подобных социумах с торопыгами-рекордсменами, чего нам избежать всё-же удалось. А ведь шансов вляпаться в глубокую задницу или, в лучшем случае, упустить возможность выйти в люди, да так и остаться той солдатнёй до первого неудачного боя — тоже хватало.
Что мы, суперменами какими-то были? Я, Максим Канатов, был в той прежней жизни технологом-машиностроителем и старшим мастером станочного участка. Володя Смирнов, наш единственный хоть в какой-то мере супермен, потому как срочную служил таки в спецназе, по гражданской профессии вообще автослесарь. Наташка, супружница евонная — студентка Лестеха, Серёга Игнатьев — геолог, но реально работавший больше по офисно-планктонной части и даже срочную не служивший, а Юлька евонная — студентка пединститутского истфака. Ну и ещё Хренио Васькина, то бишь Хулио Васкеса, простого испанского мента, попасть с нами до кучи угораздило. Вот так вот вшестером и угодили в античный мир, в котором и обрастаем с тех пор окружением из числа хроноаборигенов. Велия, моя супружница — уже из них, дочка простого карфагенского олигарха этрусского происхождения и матери-турдетанки, даже не жены его, а наложницы, хоть и не рабыни — конкубины, как её назвали бы в Риме. Велтур — её родной брат от той же матери. Их отец и мой тесть — Арунтий, сын Волния, главы этрусского клана Тарквиниев, сумевших даже среди финикийцев в олигархи в Гадесе выбиться, а Фабриций, наш тутошний босс — его сын-наследник от законной жены и приходится моей супружнице неполнородным братом, а мне, соответственно, того же сорта шурином. Софониба — моя бывшая наложница, ныне, после освобождения из рабства — ну, в современном мире её, наверное, любовницей бы назвали, но в античном мире несколько иные понятия, и по ним она — конкубина. Хоть и не жена, но тоже вполне официальная сожительница, и как не ревнуют античные жёны своих мужей к наложницам-рабыням, так не комильфо считается ревновать их и к таким конкубинам — особенно, если это бывшая наложница, с которой в её прежнем качестве законная жена прекрасно уживалась и ладила. Вот так и живём.
