Показываю им гильзу с уже выбитым капсюлем, даю всем повертеть её в руках и разглядеть получше, объясняю в общих чертах главные технологические сложности её производства и причины нашей унификации револьверной и винтовочной гильз. Что они — одни и те же, детвора успела уже заметить и сама. Беру капсюль, показываю им красный пистонный состав, объясняю, для чего он нужен. Тонкостей его производства я им пока не открываю, потому как рано им это знать — уж больно ядовит белый фосфор, служащий промежуточным продуктом для получения нужного нам красного. Аккуратно вставляю гильзу в гнездо ручного винтового пресса, накладываю капсюль, поджимаю его прессом предварительно, смотрю, ровно ли стоит, и тогда только запрессовываю до упора. Каждый чих, естественно, поясняю молодняку. Отставляю отдельно гильзу с новым капсюлем и беру в руки пробитый, извлекаю из него наковаленку...
— Папа, а почему именно такой? — спросил вдруг Волний, держа в руке такую же, вывалившуюся из другого пробитого капсюля, — Ты же говорил как-то, что его можно и проще сделать, без этой штуки.
— Можно, но в нашем случае — не нужно, — отвечаю ему и всем остальным.
Беру листок бумаги и рисую им на ней свинцовым карандашом рядышком две схемы капсюлей — бердановского и боксеровского, в котором они сразу же и распознают наш случай. И объясняю, что бердановский — да, сам капсюль проще, но вот гильза к нему — немного сложнее, а боксеровский — наоборот. Да, добавляется в нём дополнительная деталюшка, которая штампуется почти так же просто, как и его колпачок, с гильзой даже сравнивать смешно, зато гнёздышко под него у гильзы проще, отверстие в нём одно и по центру, а главное — оно и диаметром побольше. И просверлить его гораздо проще, потому как проще сделать само сверло, и инструмент для выбивания капсюля проще, а работать им — легче и удобнее. То бишь, для многоразовой гильзы, к чему мы стремимся, учитывая трудности её производства, боксеровский тип капсюля предпочтительнее.
И показываю им сразу же и правку промятого бойком колпачка, и пригодность наковаленки к повторному использованию безо всякой правки. Но пока её, конечно, не вставляю — там нет ещё новой порции пистонного состава. После этого мы точно так же перекапсюливаем и все остальные гильзы — я дал детворе ещё один пресс, на котором пацанва по очереди повторяла все мои действия, а по одной гильзе дали перекапсюлить и "гречанкам". Порох я тщательно отмерил меркой и засыпал в гильзы сам, затем сменил вставки в прессе и аккуратно запрессовал пулю в одну из гильз с зарядами — пока ещё на винтовочную глубину. Сменил так же вставки и на втором прессе, и мы общими усилиями запрессовали новые пули во все гильзы. Потом я разделил все патроны на две примерно равных кучки, снова сменил вставки в обоих прессах, и в половине патронов мы с ними допрессовали пули целиком, до полного утапливания в гильзу, сделав эти патроны таким манером револьверными. Наконец, ещё дважды сменив вставки, мы слегка обжали дульца гильз сперва на револьверных патронах, а затем и на винтовочных, на чём и закончилось их переснаряжение. Достаю револьвер, заряжаю в барабан один из переснаряжённых нами патронов, выходим во двор виллы. Со стороны мануфактуры доносится буханье молотов второй смены. Я взвожу курок, прицеливаюсь в каменную стену, дожидаюсь очередного гулкого удара большого молота и стреляю, демонстрируя нормальную работоспособность переснаряжённого патрона...
4. Мирные годы.
— Как мы и договорились с Ликутом, его лузитаны сперва изобразили попытку прощупать наш лимес с севера, а затем — с востока, со стороны присоединившихся к ним веттонов, — Фабриций показал места лузитанских демонстраций на карте, — Затем его люди вернулись к нему, а те вожди, что твёрдо решили устроить набег, из-за нехватки людей для него, начали дополнительную вербовку добровольцев среди веттонов. Наша конница изобразила несколько рейдов за пределы лимеса, и разбойники отошли вглубь веттонских земель. О том, что ополчение приграничных общин усилило охрану лимеса, их лазутчики уже знают, и в их планы не входит терять людей при штурме и прорыве. Бетика богаче, и она не защищена укреплениями, так что их выбор очевиден.
— Нам бы желательно, досточтимый, чтобы они обошли наш лимес подальше и выходили прямо к Кордубе, а не рядом с нами, — заметил я.
— Так и будет, — кивнул босс, — Я уже распорядился о мобилизации трёх когорт Первого Турдетанского из людей ближайших к Бетике общин и пяти сотен наших кониев. Слухи о начавшейся мобилизации наверняка просочатся в течение двух недель...
— Мне организовать утечку информации? — спросил Васькин.
— Не мешало бы, но поаккуратнее — это должно выглядеть как НАСТОЯЩАЯ утечка, а не наш преднамеренный сброс...
— Обижаешь! — ухмыльнулся наш главный мент, — Всё сделаем в лучшем виде. Я даже организую розыск распространяющих эти слухи провокаторов, а ты — сделаешь мне выволочку за плохую работу на Большом Совете, когда я после долгого розыска так и не поймаю с поличным ни одного смутьяна, — мы рассмеялись всем правительством.
— Но мобилизацию войск мы проводим настоящую? — уточнил Сапроний, наш военный министр, — На всё лето людей призываем?
— Это зависит уже не от нас, а от обстановки, — пояснил Фабриций, — Как будут действовать разбойничьи банды, и что предпримет против них Вульсон — это не в нашей с вами власти, так что рассчитывать будем на худший вариант.
— Если на всё лето — это ведь скажется на полевых работах, — заметил Миликон, — Может, как-нибудь менять людей, чтобы все успели обработать и свои поля?
— Поэтому и только три когорты, великий, а не весь легион разом. На Большом Совете я собираюсь просить вождей ускорить полевые работы в их общинах, и было бы неплохо, если бы и ты поддержал меня.
— Чтобы поскорее высвободились люди для смены солдат, призванных в эти три когорты? Разумно, и это я, конечно, поддержу и даже буду просить вождей сам. Лёгкие войска будем сменять так же?
— Да, на смену кониям мы призовём наших лузитан, а на смену им — кельтиков.
Первые пробные подходы лузитан — других, не наших — мы оттянули на свой лимес по двум соображениям. Во-первых, "отразив" не один, а целых два "набега", о чём римляне, конечно, будут уведомлены незамедлительно, мы подтвердим свою репутацию ценного союзника на угрожаемом направлении — типа, прикиньте, а вот не было бы тут нас, так и до вас бы эти разбойники добрались запросто. А во-вторых — выигрывая время для Бетики. Там пропретор Публий Семпроний Лонг, и так болевший больше года, зимой наконец отмучился, то бишь скончался. Проблем с ним при его жизни у нас не было, тут уж отдадим ему должное, потому как эта ветвь Семпрониев дружна со Сципионами, так что взаимопонимание с ним установилось без особого труда. Даже болезность наместника оказалась для нас весьма кстати, поскольку какие уж тут походы ради воинской славы и триумфа в его-то состоянии? В общем, доброжелательный, спокойный и бесхлопотный он был для нас наместник. Лузитаны с веттонами ещё не оправились от прежних разгромов и сами инициативы не проявляли, и он тоже со своей стороны на хулиганские выходки их не провоцировал. Не помер бы, так не рыпнулись бы они, наверное, вообще в этот сезон. Но он помер, и у дикарей сразу же нашлись предприимчивые горячие головы, решившие, что и с малыми силами можно попытать счастья, пользуясь римским раздраем. Я ведь уже упоминал, как это бывает, на примере скоропостижно скончавшегося от полученной под мятежной Гастой раны Гая Атиния? Квестор, а точнее — уже проквестор, тоже избран в Риме, а значит, и официально уполномочен Республикой, но он — ни разу не военачальник и не на военное командование уполномочен, а на свои квесторские дела — казначейские и судейские. А военачальник — легат претора — назначен им самим и без него все его права — птичьи. Легион — в данном случае Пятый Дальнеиспанский — совсем уж бесхозным, ясный хрен, не остаётся, потому как им шесть военных трибунов командуют — три старших и три младших — попарно и сменяя коллег через два дня на третий. Но у них, чистых вояк, нет административных полномочий вне легионного лагеря, а кому они должны подчиняться, если вдруг помирает или исчезает с концами наделённый империумом наместник — хрен его знает. Хромает в такой ситуёвине римский принцип единоначалия, от этого — разброд и нежелание брать на себя лишнюю ответственность, и поскольку не первый это уже для Дальней Испании случай, а второй — знают уже об этом разброде хулиганы, и это придаёт им куража даже при весьма небольших силах.
Весть о смерти Публия Сеипрония Лонга уже, конечно, достигла Рима, и новый претор — Публий Манлий Вульсон — спешит в доставшуюся ему по жребию провинцию. А пока он в пути, пока не прибыл и не принял дела и командование — в Бетике сохраняются раздрай и достаточно высокая вероятность лузитанско-веттонского набега. Вот мы тут и отвлекли чуток дикарей, чтобы те промешкали, и Вульсон успел прибыть в провинцию. И само по себе зачтётся, и вероятность набега резко снизится. У Тита Ливия молчок на этот счёт, но это что значит? Только, что крупной заварухи, потребовавшей римского военного вмешательства, в реале в этот год не случилось, а по мелочи напакостить — могут вполне. Вопрос только, где и кому. Если на Бетику таки нападут, когда она в раздрае, так римляне нашей помощи попросят, и отказать никак не можно, потому как друзья и союзники. А нам не хочется, у нас и своих проблем хватает, и лучше будет, если Вульсон возглавить провинцию успеет. В этом случае напасть на саму Бетику эти разбойники, скорее всего, перебздят и ограничатся набегом на союзно-подвластных римлянам оретан. А с ними у нас ПРЯМОГО договора о союзе нет, и мы решать их проблемы не обязаны, если римляне не попросят. Строго говоря, и в этом случае не обязаны, но друзьям и союзникам в "таком пустяке" не откажем, а вот если попросят сами оретаны — ну, мы будем посмотреть на их поведение, скажем так. Если догадаются просить нас о ПОСТОЯННОЙ защите, это будет с их стороны мудро и похвально, а значит — достойно поощрения. Тогда поможем хорошо, но — только в разовом порядке, потому как под постоянную "крышу" взять их не можем без согласия римлян. Хотите к нам переселиться — подавайте заявки через ваших вождей, а мы рассмотрим и решим, кого взять, а без кого и обойдёмся. А если хотите ВСЕ — ну, если только прямо с вашей землёй. Просите римлян, чтоб дозволили, а на нас — с ними уже выходите, будем тогда трёхсторонние переговоры вести. Надежды на то, что таможня даст добро — ноль целых, хрен десятых, если реалистично прикидывать, но мало ли, что им там в сенате в башку взбредёт? А вдруг? Тит Ливий умалчивает, где именно пройдут упомянутые им несколько сражений Вульсона с лузитанами на будущий год, но Юлька считает, что в реале это было на нашем направлении, чего мы, конечно, не допустим, так что у Рима будет очередной случай убедиться в надёжности тех дальнеиспанских границ, что прикрываются нами и в ненадёжности тех, где наше прикрытие отсутствует. Пущай, как говорится, почувствуют разницу. А так вообще-то не надо нам лишних войн — жизнь удобнее и ловчее налаживать в спокойные мирные годы.
— Кстати, насчёт переселенцев! — напомнил Миликон, — Ты не слишком многих вешаешь, Хул?
— Вообще-то я никого не вешаю, великий, — отмазался Хренио, — Это всё суды их приговаривают по действующим в нашем государстве законам. Вот за сопротивление или попытку к бегству при аресте — убивают, конечно, и немало. Ну так а что тогда мои люди должны делать, если им не сдаются по доброй воле?
— Но уже около полусотни убитых! — заметил царь, — И повешено, как я слыхал, уже около тридцати человек.
— Это — те, кого не поймала и не пристрелила, а проворонила наша пограничная стража, когда они перелазили через лимес, — добавил Сапроний.
— И сколько жертв на границе?
— Ну, так уж прямо сразу и жертв! — насупился вояка, — Большую часть просто выпроваживаем обратно. Иногда, правда, с пинками и затрещинами, если по-хорошему не понимают Ну, если не даются в руки или нашкодить успели — тогда, конечно, разговор с такими уже другой — или стрела меж лопаток, или наш военно-полевой суд и приговор по закону. Только вот палачей из моих солдат делать не надо. Палачи специальные виселицы строят и на них осуждённых вешают, а мои — просто на ближайшем подходящем суку.
— И сколько таких? — не отставал венценосец.
— Ну, если выпровоженных взашей обратно не считать, то десятка четыре где-то висят на сучьях, да ещё где-то десятков семь пристрелены, великий.
— Это сколько же всего? — озадачился Миликон, — Полсотни, тридцать, сорок и ещё семьдесят, — он начал было по привычке загибать пальцы, но тут же понял и сам, что хрен хватит, — У кого есть папирус и карандаш?
— Сто девяносто, великий, если считать эти цифры точными, — пока он пробовал на пальцах, я уже подсчитал в уме.
— Две сотни?! — поражённый монарх откинулся на спинку кресла, хватая ртом воздух, — Да что же вы это такое творите?! Или боги лишили вас разума?! Не вы ли сами лаялись со мной пару лет назад из-за каждой сотни переселенцев? А тут — целых две сотни спокойненько себе убиваете, и как так и надо!
— Мы же объясняли тебе, великий, — напомнил Фабриций.
— Верно, объясняли, и я согласился с вами. Ну десяток, ну два, ну пускай даже и три десятка, но проклятие, не две же сотни! А сколько вы выдворили обратно?
— Ну, сотен восемь точно спровадили, — прикинул Сапроний.
— Всемогущий Нетон! — царь опешил, — Вы что, с ума все посходили?! Это же в сумме ТЫСЯЧА человек получается! А потом вы будете опять говорить мне, что вам не хватает переселенцев для ваших заморских островов?
— Зря ты кипятишься, великий, — заметил наш непосредственный босс, — В этом году желающих переселиться к нам гораздо больше, чем в прежние годы. В Бетике тоже неурожай, да ещё и не подготовились к нему, так что там уже голодают...
— А вы тем временем гоните взашей или вешаете тысячу человек!
— А зачем нам бестолочь, великий, если мы можем теперь позволить себе брать лучших, а не кого попало? В кои-то веки наконец-то! Наплыв такой, что нам всё равно не прокормить всех, так что кто-то из них — лишний. И хотя основную массу непотребного сброда наши вербовщики отсеяли ещё в их общинах, не дав им зелёных жетонов, Дахау переполнен рвущимися к нам без вербовки, и его не хватает — по нашу сторону границы нам пришлось разбить ещё три таких же лагеря... гм... процеживательных?
— Фильтрационных, — поправил Васкес, — Некоторые — вроде, нормальные с виду — приходят без жетона и жалуются, что его у них украли или отобрали. Ну и куда нам их девать до того момента, когда их опознает или не опознает их вербовщик или получившие жетоны односельчане из названной ими общины? Мало ли, кто кем назовётся? Туда же мы направляем и семьи убитых или повешенных за попытку незаконного перехода через лимес — до выяснения, годны ли они хоть на что-то полезное...
— После чего гоните обратно в голодный край, лишив перед этим кормильцев? А они между прочим — не лузитаны и не веттоны, а наши соплеменники!
