— Так решение тут, собственно, напрашивается самоочевидное — отклонить это завещание умершего царя и сохранить пергамское государство в прежнем качестве "друга и союзника римского народа". В нашей реальности решение о присоединении Пергама к Риму вызвало по всему царству почти всеобщее недовольство, и на его волне к власти в Пергаме пришёл побочный сын Эвмена от наложницы. Вообще-то у греков тоже, как и у римлян, с этим строго — дети от наложниц не могут считаться законными наследниками. Но если пресекается законная династия, и нет других претендентов с законными правами, то почему бы и нет? В нашей реальности царство, хоть и не без смуты, всё-же приняло его и признало своим царём, и для завоевания царства — во исполнение завещания прежнего царя — Риму потребовалась тяжёлая трёхлетняя война с привлечением всех своих местных союзников. А представляете, какая армия нужна наместнику Азии после такой войны для надёжного удержания провинции? Тут как бы и не похлеще Ближней Испании со всеми её нескончаемыми Кельтиберскими войнами! Связи Рима с Пергамским царством были на тот момент довольно тесными уже более полувека, так что не знать пергамских раскладов в римском сенате не могли. Самое тривиальное решение — предложить трон как раз этому незаконному царёнышу. Не объедини пергамцев всеобщее недовольство потерей своей государственности — он не получил бы такой поддержки и вряд ли обошёлся бы в захвате власти без римской помощи. А значит, Рим получил бы ещё более дружественного ему царя, обязанного его поддержке своим престолом. Или другой вариант, если незаконный наследник представляется неприемлемым — предложить пергамцам республиканский тип государственного устройства, тоже грекам прекрасно известный. Скорее всего, в сенате обсуждались бы эти два варианта, и я не исключаю, что выбор между ними сенат вполне мог оставить и на усмотрение самих пергамцев. В обоих случаях этот азиатский "друг и союзник" привязывался к Риму ещё крепче, и влиятельность Рима на Востоке возрастала.

— Досточтимый, пергамский казна тогда большой деньги был? — спросил тот же парень, — Гракх надо деньги, а сенат не надо деньги?

— Деньги, конечно, такая штука, которая лишней ни у кого обычно не бывает, — юнкера рассмеялись, — А Восток вообще богат — не сами крестьяне, конечно, которых там держат в чёрном теле, а их правители. Там такие налоги, которые на Западе немыслимы. С восточного крестьянина как драли три шкуры ещё до персов и при персах, так и дерут при эллинистических царях. За века восточный крестьянин к этому привык и не взбунтуется, если не пытаться содрать с него после этих привычных трёх шкур ещё и четвёртую. Так что по нашим западным меркам все восточные государства сказочно богаты, и Пергам в их числе занимает вполне достойное место. И в казне, и в царской сокровищнице там есть на что позариться. Но в том-то и дело, что римский сенат с его опытом в политике вполне может то, чего не может Собрание. Собрание не может послать в Пергам послов, а сенат может, и эти послы, опираясь на завещание, вполне могут предъявить пергамцам римские права на долю в деньгах и сокровищах. Пергамцам ведь тоже война не нужна, и раз Рим не настаивает на непременной аннексии царства, то почему бы и не откупиться? Разве не лучше поступиться частью, да ещё и возобновимой, чем потерять всё? Так что пергамские деньги римский сенат, в отличие от Собрания, мог получить как отступное и без войны.

— И при этом не отвечая за беспорядки внутри Пергамского царства и не держа в нём постоянную армию, — добавил Волний.

— Именно! Лишние легионы за морями, в которых солдаты служат по нескольку лет без смены — это самое больное место римского социума. И до тех пор, пока римская армия комплектуется так же, как и у нас, то есть поочерёдными мобилизациями крестьян, так оно и будет оставаться. Ещё примерно восемьдесят лет, пока Рим не исчерпает свои ополченческие ресурсы полностью и не перейдёт от лютой нужды к армии из неимущих, вооружаемых за казённый счёт. Вот тогда только у Рима и появится инструмент, которым он сможет присоединять новые провинции без особого ущерба для себя. Но и для самой Республики этот инструмент опасен, поскольку для профессионального солдата не имеет значения, с кем воевать, и популярный в войсках военачальник сможет повести эти войска и на Рим для захвата власти. Поэтому римский сенат и будет противиться такой военной реформе до последней возможности. А до реформы — отбрыкиваться от присоединения к Республике новых провинций. Судя по самодеятельности Гракха ценой ухудшения его и без того напряжённых отношений с сенатом — даже на богатом Востоке.

— Нам, значит, до римской военной реформы бояться нечего? — спросил Кайсар.

— По большому счёту — нечего, — подтвердил я, — В нашей реальности где-то лет через тридцать в Испании будут случаи самодеятельности римских наместников Дальней и Ближней провинций против лузитан с веттонами и кельтиберов. Как вы знаете, римской знати не кушается и не спится без cursus honorum, который должен завершиться хотя бы уж консульством. А для этого желательно вернуться в Рим после исполнения претуры не просто так, а с триумфом. Ну, на худой конец — хотя бы уж с овацией, если триумф сенат зажмёт. В общем, надо прославиться на военном поприще, да помасштабнее, чтобы уж на овацию-то сенат точно не кинул, — молодняк рассмеялся, — Благо, и повод для этого искать не надо — законный повод за дикарями не заржавеет. Поэтому походы наместников в ответ на набеги нареканий в сенате не вызывают, вот только не всегда хватает масштабов войны на желанные триумф или хотя бы овацию. И некоторые наместники ради этих масштабов начнут и сами хулиганить, провоцируя на конфликт и не враждебные племена — лишь бы только повод дали, а там уж война всё спишет. Тем более, что победителей не судят. Но, ребята и девчата, это будет в той нашей реальности, в которой нет ни нас с вами самих, ни нашего государства. А в этой реальности оно — уже есть и уже "друг и союзник римского народа". Мы надёжно прикрыли Бетику от лузитанских набегов, и теперь в ней с нашей стороны — тишь, да гладь. Мы даже помогаем иногда отражать набеги в обход нас, так что претору Дальней Испании вполне хватает его одного легиона. А в Ближней Испании, где у римлян нет такого же "друга и союзника", им приходится держать уже два. Учитывая, что и лузитаны с веттонами — подарочек ещё тот, о чём они и напоминают регулярно, выводы для римского сената очевидные — дружба с нами экономит для Республики целый легион. И если очередной наместник Дальней Испании вздумает вдруг рассобачиться с нами без ОЧЕНЬ веской на то причины — в сенате его, мягко говоря, не поймут. И всё, что от нас с вами требуется — это не создавать такой причины самим.

— Но ведь спровоцировать повод он сможет, если захочет? — заметил Мато.

— Да, если очень захочет. Но зачем ему такая война, в которой ему не победить и ни триумфа, ни овации не заслужить? Мы не племя дикарей, с которым можно справиться силами одного легиона за годичный срок преторских полномочий. Мы — уже государство покрупнее полиса, и у нас уже три легиона, а на короткое время, если нас припрёт, мы их развернём и в девять, и даже в двенадцать. Рим, конечно, выставит при необходимости и двадцать легионов, с которыми нам не справиться, но много ли от этого будет радости вот этому конкретному наместнику, по милости которого Рим окажется втянутым в нисколько ненужную ему большую войну? Это ведь победителей только не судят, но ему-то ведь той победы не видать — он будет не просто виновником войны, но ещё и побеждённым в ней виновником. А с побеждённого — спросят по всей строгости. Ну так и что он, дурак, чтобы жертвовать собой любимым ради победы, триумфа и cursus honorum кого-то другого?

— Но досточтимый, ведь воюют же и по нескольку лет, — напомнила та же самая бывшая "гречанка", — Ты же сам сказал, что в Азии будут воевать три года.

— Да, воюют и будут воевать. Но не по своей воле, а либо вынужденно как здесь против кельтиберов или лузитан, либо по воле сената и народа Рима как в Африке или на Востоке. Вынужденно — это вынужденно, по приказу — это по приказу, тут если потерпел поражение — на всё воля богов и судьбы, и строго за это не осудят. Повезло тебе закончить многолетнюю войну победой — получи свой триумф и славу, не повезло — на всё, опять же, воля богов и судьбы. Так, например, случится в Ахейскую войну, которую начнёт по воле сената завоеватель и наместник Македонии, одержит в ней победы над всеми союзниками ахейцев, принудив их к выходу из войны, затем подготовит всё к решающей победе уже над самими ахейцами, но саму её до прибытия посланного в Грецию консула и передачи ему командования одержать не успеет. И одержит её пришедший на всё готовое консул, ничего для неё не сделавший, но именно он получит за неё триумф и прозвище Ахейский.

— И разрушит Коринф?

— Да, разрушит Коринф. Луций Муммий Ахейский.

— Почтенная Юлия сказала нам, что этот невежественный человек абсолютно не разбирался в искусстве.

— Да, когда после разграбления Коринфа на корабли будут грузить для отправки в Рим уникальные произведения искусства, Муммий пригрозит грузчикам и морякам, что если они что-то сломают, он заставит их самих сделать такие же новые, — на пару секунд юнкера впали в ступор, после чего вся палатка грохнула от хохота, а после хохотал даже центурион-инструктор, когда для него перевели на турдетанский и разжевали тонкости — опустив лишь то, что этого ещё не было, а случится только через тридцать пять лет...

— Всё это, ребята и девчата, мы будем изучать подробно на отдельных занятиях, а пока возьмите на заметку, что многолетнюю войну ни один римский наместник по своей воле не затеет. Обороняясь от напавшего на него первым противника или по воле сената и народа Рима — это другое дело. Тут ему и деваться некуда, и лично его ответственность не настолько велика, а по собственной инициативе обжигаться, таская каштаны из огня для какого-то чужого дяди — дураков нет. Ну и заодно, раз уж мы с вами поговорили немного и о судьбе Коринфа, теперь вам должно быть понятно, зачем мы заморачиваемся вывозом из Коринфа к нам лучших на наш взгляд образцов коринфского искусства и лучших на наш взгляд коринфских гетер. Вплоть до того, что теперь уже и сами заказываем образцы лучшим мастерам, а наставницам Школы гетер — отбор воспитанниц нужного нам типа.

— А спасти Коринф никак нельзя?

— К сожалению, для этого его нужно спасать от самих коринфян, а это нам не под силу. Поэтому мы делаем то, что можем. Для нас Коринф — это не город в Греции, а высочайший уровень мастерства, который мы и пытаемся спасти.

— Досточтимый, до римский реформа я понял, — парень из ускоренного выпуска хрен даст съехать с темы, — Ты сказал, после военный реформа Рим будет завоевать много новый провинция — весь Лужа будет завоевать.

— Да, постепенно Рим сделает Лужу своим внутренним морем, которое после этого так и будет называться.

— И тогда мы наш свобода как будем сохранить?

— Точно так же в основном, хоть это и будет, конечно, уже труднее. И сам Рим станет гораздо сильнее, чем сейчас, и его система управления изменится — наместников в провинции, например, будут направлять уже не на один год, а на пять лет. Но и тогда Рим ещё не будет стремиться захватить всё, до чего в состоянии дотянуться. Как нашей стране уцелеть на этом очень непростом этапе, я вам объясню на примере африканской Нумидии. Почему именно Нумидия? Во-первых, это не богатый культурный Восток, на который и будет направлен основной римский аппетит, а полунищий в сравнении с ним варварский Запад. А во-вторых, это такой же, как и мы, "друг и союзник римского народа", только он покрупнее нас и поближе к Риму. И как мы ценны сейчас для Рима тем, что прикрываем от лузитанских набегов Бетику, так и Масинисса ценен тем, что стережёт Карфаген, то и дело напоминая ему, кто теперь хозяин в Африке, а кто — во всей Луже. Но лет где-нибудь через сорок ситуация изменится. В Испании мы будем завоёвывать земли к северу от нас параллельно с римлянами — они к востоку от линии раздела, мы — к западу от неё. И хотя до завоевания всей Испании будет ещё далеко, мы успеем занять и даже начнём осваивать среднюю Лузитанию в долине Тага, а римляне — замирить и подчинить себе значительную часть кельтиберских племён. От ненужности больше Риму в качестве прикрытия Бетики и союзника против дикарей нас ещё будут "спасать" северные лузитаны и не законченные римлянами Кельтиберские войны, но и это, сами понимаете, не навечно. А для Нумидии момент ненужности больше Риму через сорок лет уже наступит — после взятия Карфагена и образования провинции Африка. Незадолго до этого умрёт Масинисса — здоров, ничего не скажешь, обычно столько не живут. После его смерти Нумидия будет разделена между его тремя сыновьями, а часть, сами понимаете, слабее целого. Карфагена больше нет, так что и пугало против него больше не нужно, а поставлять Риму африканских рабов может и Мавритания. Это у нас здесь конкурента нет, а в Африке у нумидийцев — есть.

— И Рим будет завоевать Нумидия?

— Завоюет, но далеко не тогда и далеко не всю. А на тот момент Рим будет ещё стоять враскоряку. Ближняя Испания увязла во Второй Кельтиберской, Дальняя — нашего царства в той реальности нет, и прикрыть её некому — в Лузитанских войнах. Их военная реформа ещё не проведена, и каждый лишний легион напрягает Республику. А тут он и не один понадобился, тут и Македония, и Африка, и Греция практически сразу — тут столько проблем навалилось, что не до Нумидии катастрофически! А ещё через десять лет хоть и закончатся Лузитанские войны, которых в нашей здешней реальности не будет вообще, а Третья Кельтиберская приблизится к завершению, легче Риму от этого не станет. Войска понадобятся на Сицилии, где заполыхает грандиозное восстание рабов, а Тиберий Гракх подсуропит с Азией, и войска понадобятся там, а сама гракховщина станет в самом Риме такой проблемой, что какая там Нумидия! Главное — не путается под ногами, даже против кельтиберов конницей и слонами помогла, и спасибо ей за это огромное — вот что значит настоящий верный друг! И только ещё через пятнадцать лет, а от нашего времени — через шестьдесят пять, Нумидия станет для Рима проблемой. В это время она будет разделена между двумя внуками Масиниссы, двоюродными братьями, но царёк её западной части, Югурта, захватит восточную, убьёт её царька и объединит всю страну, как это было и при Масиниссе. Но ведь убитый-то, каким бы он ни был ничтожеством — точно такой же "друг и союзник римского народа", как и сам Югурта. Так разве делается?

— Почтенная Юлия говорила, что он там ещё поубивал римских ростовщиков и откупщиков налогов, — добавила бывшая "гречанка".

— Ну, там всю эту сволочь пустили под нож — и свою местную, и италийскую, в том числе и римских граждан. Не думаю, чтобы это было сделано по приказу Югурты — у него хватало дел поважнее, но под шумок в том бардаке — и без него было кому и было за что. Но в государстве с неограниченной царской властью царь отвечает за всё. Допустим, случись там восстание — стихийное или организованное втихаря кое-кем, не будем тыкать пальцем — с вырезанием всей этой доставшей народ мрази, отвечал бы местный царёк, а Югурта, сидя у себя, был бы абсолютно ни при чём. Даже повод получил бы вторгнуться для наведения порядка. Но ему не хватило терпения, а его свара с соперником была уже давняя, римские послы их разнимали, так он ещё и их практически игнорировал. В общем, два тяжких преступления и неуважение к Большому брату. Так это неуважение он ещё и усугубит в самом Риме, где будет разбираться его тяжба с наследником убитого — там он будет почти открыто подкупать политиканов и наймёт убийц для нового соперника. Ну и когда ж это Рим терпел подобное нахальство? Югурта будет рассчитывать на коррупцию в Риме и на его проблемы у северных границ с германскими дикарями, и поначалу-то его расчёты будут верны, но потом германцы временно отойдут в Косматую Галлию, а своих коррупционеров римляне уймут, и тогда-то и начнётся Югуртинская война. Как раз в ходе её римляне начнут свою военную реформу и испытают первые легионы из неимущих, а те покажут себя не хуже прежних крестьянских, и это окончательно решит вопрос о судьбе реформы. Несмотря на союз с Мавританией, царь которой будет приходиться ему тестем, Югурта будет разгромлен этой новой римской армией, а Мавритания перейдёт на сторону римлян и выдаст им невезучего нумидийского царя. И вот тут — интересный момент. Вы думаете, римляне ликвидировали нумидийское царство и обратили его в провинцию? Не тут-то было! В его восточной части со столицей в Цирте они усадили нового лояльного им царька в качестве всё того же "друга и союзника римского народа". Ну, немного только отчекрыжили территории, сопредельной с провинцией Африка — не особо-то и широкую полосу вдоль прежней границы. А всю западную часть Нумидим — большую её часть по сути дела — римляне отдадут Мавритании. Можно, конечно, объяснить такую щедрость и тем, что консул Гай Марий стремился закончить войну до новых консульских выборов и получить свой триумф, который иначе достался бы сменщику, поэтому и предложил царю Мавритании такой куш, от которого тот уж точно не откажется. Но восточную-то часть Нумидии что мешало аннексировать? Армия-то, согласная служить где угодно и сколько угодно — в пределах установленного шестнадцатилетнего срока службы, конечно — у Рима уже была. Получается, что и восточная Нумидия Риму не нужна? Но тогда выходит, что сидел бы себе Югурта в своей западной части страны, и мог бы вообще ничего не бояться. Или даже и объединил бы страну, но аккуратнее и умнее, не наглея — и тоже уцелел бы.