Танго с призраком - 4. Танго Нуэво

Черты лица? Вроде бы правильные, но пока ничего сказать точнее нельзя. И о фигуре тоже.

Шестнадцать лет!

Самый гадко-утеночий возраст! Может, и не у всех так складывается, но у Феолы, так точно. И что там из нее вырастет? То ли ослепительная красотка, то ли девушка, при виде которой окружающие начинают вежливо бормотать: "да-да, она такая умничка, и так животных любит...".

Ритана Долорес явно уповала на второе, и заранее учила бедную девочку уму-разуму. Оно и понятно, сама-то ритана выглядела так.... Ее в море засунуть, так из воды вся рыба сбежит.

Представьте себе стерлядь. Большую.

Дополните ее очарование жидким пучком седых волос и пенсне. Облачите несчастную рыбину в платье с корсетом по моде полувековой давности. Только цвета выбирайте помрачнее. Серый, черный, можно — серый с черной отделкой. И вот — перед вами почтенная дуэнья.

Да, и не стоит забывать зонтик. Якобы — от солнца. Он же трость, он же, по мнению Феолы, оружие ближнего боя. Таким, да по человеку — протез придется заказывать.

И сейчас все это очарование неумолимо влекло Феолу с палубы в каюту. Девушка уперлась ногами так, что в досках палубы едва вмятины не появились.

— Ритана Долорес! Я не могу в каюте! Меня там мутит!

— Но вы там спите, ритана Феола!

— Но я не могу спать круглосуточно!

— Хорошо, ритана. Я сейчас принесу вам молитвенник. В прошлый раз мы остановились на сорок шестой странице...

— Да, ритана Долорес, — безрадостно откликнулась Феола. Она преотлично помнила, что в молитвеннике триста шестьдесят пять страниц.

Молитвы на каждый день. Простите — триста шестьдесят шесть, просто одна из страниц реже используется. Каждый день находится под покровительством своего святого, каждому святому полагается своя молитва, каждому — за свое. Одному от поноса, второму от запора, третьему во здравие... и попробуй, перепутай!

Дома Феоле было глубоко плевать, что там и кто там молится. А вот здесь... выбора нет. Приходится учить. Алисия же...

Совести у сестры нет!

Но с точки зрения дуэньи она ведет себя идеально. Сидит в каюте, бережет кожу от солнечных лучшей, разве что вечером выходя на променад, вышивает, читает книги... прелесть, а не подопечная.

А тут — Феола!

Понятно же, кому достается большая часть оплеух.

Сопровождающая удалилась.

Феола поглядела на солнце.

Высоко... до вечера далеко. Да чтоб ты онемела, стерлядь такая!

— Не огорчайтесь, ритана, завтра, край послезавтра — Римат, — один из матросов оказался совсем близко.

— Спасибо! — Феола искренне обрадовалась, улыбнулась в ответ. — Дядюшка Джок, спасибо!

— Держите, ритана, все не так тоскливо будет!

Феола с радостью сунула в рот лакричный леденец. Нравятся, нравятся ей именно эти сладости! Они замечательные!

— Спасиво...

Получилось не очень внятно, но матрос подмигнул — и удрал, прежде, чем на палубе появился тысячеглавый дракон с молитвенником наперевес. Интересно, она все молитвы наизусть знает? И если да — то зачем?

— Итак, сегодня у нас день святой Дульсинеи, покровительницы девушек...*

*— в нашем мире подобной святой не обнаружено, прим. авт.

* * *

— Как — работа!?

Амадо молчал.

А что он должен сказать на эту тему?

Прости, дорогая, я сейчас брошу работу — и вперед? С тобой по подругам?

А жить на что? Сына на что содержать? Да-да, вот такое отвратительное начальство, совершенно не понимает, что у подчиненных бывают потребности! То есть у их супруг...

Альба топнула изящной ножкой.

— Поменяйся с кем-нибудь!

— Это невозможно, дорогая.

— Невозможно! Только потому, что ты сам этого не хочешь! — затопала ножками красавица.

Пятнадцать лет брака пошли Альбе Инес только на пользу. Красота ее ничуть не померкла, даже наоборот, стала еще ярче. Четче обозначились черты точеного лица, после родов округлилась фигура... правда, рожала она только раз. Тогда, в юности.

Сына.

Карлоса Амадо Риалона. Больше детей у них с Амадо не получалось, да мужчина и не настаивал. Чего уж там... за каждый благородный поступок следует свое наказание.

Или нет?

Или это разминка?

Он не знал, но и не радовался жизни. Пятнадцать лет назад все было просто и понятно. Вот он, вот девушка, которой требуется помощь, вот крайне сложная жизненная ситуация.

В чем сложная?

Умершая мать, отец, который собирается жениться второй раз, да еще на девушке, которая жутко нравится самому Амадо, полная потеря ориентиров в пространстве...

Благородный поступок стал тем стержнем, на который Амадо принялся наматывать свою новую жизнь, словно клубок. Только вот клубочек оказался ведьминым. Увы...

Роды вообще тяжелое испытание для женщины. Альба Инес исключением не оказалась. Сначала она закатывала истерики, потом она закатывала истерики, а к третьему году жизни сына истерики стали привычным средством общения с мужем.

Причина?

Да основная! Деньги и снова деньги!

Почему у подруги есть, а у меня нет? Почему у Антонии свое поместье, а у нас — нет? Почему у Паулины свой мобиль, а у меня нет? Почему, почему, почему...

Мобиль, шубка, бриллианты, загородный дом... да хоть бы что! Хоть и туфли из змеиной кожи, которые стоят жутких денег. Нет-нет, речь сейчас не об обычных гадюках, а о редком радужном питоне. Который совершенно против того, чтобы из него делали туфельки и сумочки, и активно доносит свое мнение до охотников. То хвостом, то пастью...

Потому и стоят туфельки столько, что на них надо полгода работать. А еще не есть, не пить и муниципалитету не платить. Или взятки брать, что ли. А не хочется, потому как ловится и карается. И вообще, такое уметь надо. Талант иметь, если хотите.

Альба это в расчет не принимала, и молодая семья задыхалась от безденежья, как рыба без воды. Конечно, помогали родители. И большинство "хочух" Альбы оплачивали именно Араконы, понимая, что преподавателю Университета, даже и Королевского, это просто не под силу.

Помогал отец, который хоть и не купался никогда в деньгах, но зарабатывать умел.

Помогала даже Паулина.

Собственно, она единственная, кто искренне сочувствовал Амадо. И именно она посочувствовала ему, столкнувшись на свадьбе. Случайно, он просто пригласил сестру жены на танец...

Вот Паулина ему и пожелала терпения. И не пожалеть о своем благородстве.

Тогда Амадо не понял, сейчас было уже поздно. Разводы, увы... они были возможны, но не приветствовались. Да и сына он любил, благополучно забывая, кто его настоящий отец. Тем более, Карлос был маминой копией.

Такой же темноволосый, темноглазый, ослепительно красивый...

Десять лет назад он был еще совсем малышом. А требовалось много, так много.... Ей-ей, на взрослого человека расходов меньше, чем на ребенка. И Амадо решился.

Университет он попросту бросил. Магистр? Профессор?

Вы не знаете, о чем вы говорите. Вы просто этого не знаете. Чтобы защититься, требуется очень много всего. Деньги, связи, знакомства, с одними исследованиями вы можете до старости сидеть в младших помощниках старшего писаря, и никуда не сдвинуться.

У Амадо знакомств не было.

Не в том количестве, чтобы пролезть вперед и выше. Вот и получилось... плохо получилось, в общем. Один маститый профессор получил в морду, а один сопливый преподаватель был вежливо выставлен на улицу. И пошел туда, где смог найти место.

А именно — в следственное управление.

Да, и что такого?

Муж свояченицы, Игнасио которого в семье все называли Реем, взялся натаскивать Амадо в следственной науке. А выбора не было.

Можно пробоваться помощником писаря, можно копиистом, можно секретарем, но зарплата там...

Мизер.

Магии у Амадо как не было, так и не прибавилось. Ноль и есть ноль, на что ни умножай. И что осталось? Только карьера следователя.

Сначала по простым делам, все равно там зарплата не хуже, чем в Университете, а потом и по особо важным. Благо, наставников хватало. И Вальдес, и Шальвейн, да и родной отец — все трое наперебой вкладывали юноше ума. То одно объясняли, то второе, там подсказывали, здесь информатора помогли завербовать... и постепенно, потихоньку, увлекся Амадо этой работой так, что куда там индейцам!

Индейцы — были и ушли.

А вот преступный мир столицы, такой сложный, разветвленный, непредсказуемый...

Это — да.

Это по-настоящему интересно...

Жаль, что Альбу Инес это не устраивало. Ей нужен был богатый муж. Который будет сидеть дома, рядом с ней... вести такую же жизнь, как ее отец рядом с матерью. Но у Амадо такой возможности не было. И содержать его не станут, и родители не вечны, и деньги он считать научился...

И с отцом постепенно помирился.

Как-то оно так получилось...

Когда смотришь со стороны матери, у которой постоянно скандалы с мужем... отец все время пропадает на работе, не дает достаточно денег, не помогает, не, не, не...

Когда сам оказываешься на месте отца, все воспринимается как-то иначе. Даже совсем иначе. Начинаешь понимать, что ты все же неблагодарная скотина. Тебе все дали, а ты еще вредничаешь? Того тебе мало, этого не хватает... да ты двадцать лет с хвостиком прожигал свою жизнь! С позволения отца и его содержания.

А теперь — отрабатываешь. Фактически, долги отдаешь.

— Все, все будут на похоронах! А ты!

— А я буду обеспечивать их безопасность. Чтобы все спокойно прошло.

— Можно подумать, без тебя там не разберутся! Амадо, я последний раз предупреждаю!

— Лучше в первый раз подумай, — устало отозвался Амадо. — Альба, к чему этот скандал? Я тебе еще декаду назад сказал, что не смогу присутствовать на торжествах. Чего ты сейчас возмущаешься?

— Поменяйся с кем-нибудь!

— Альба, мы это уже обговаривали. Ни с кем я поменяться не могу. Не получится.

С одной стороны, следователь — не конная полиция. Не гвардия, даже не уличная стража.

С другой... кому, как не ему знать о преступном мире? Так что вся полиция будет на улицах, он будет придан к десятку городской стражи, и смена закончится, когда все уже будет завершено.

Печально, но факт.

Так происходит постоянно. Так происходит регулярно. И за десять лет Альба могла бы уже сто раз смириться и не устраивать нервотрепку. Но — увы.

— Мам, пап, привет... что случилось?

Карлос очаровательно улыбался. Амадо невольно улыбнулся ему в ответ.

— Ничего страшного, сынок.

— Опять ссоритесь? Мам, хватит папе печень кушать! Ясно же, что он на работе будет!

— Работа... вечно эта работа! Она у меня крадет мужа, она...

— Мам, я тоже рано или поздно работать буду, — юный Риалон поцеловал мамочку в щеку. — Пап, не дашь денег на синематограф? Мы с ребятами сходить хотели?

Амадо достал из кармана бумажник, посмотрел, сколько в нем денег... потом отсчитал пару купюр сыну. Ладно уж... скоро аванс.

— Иди, сынок, погуляй.

— Пап, спасибо...

— И я пошел на работу, — использовал свой шанс Амадо. И тут же удрал.

Карлос поцеловал маму в щечку еще раз, и удрал. Альба осталась в комнате одна. Посмотрела на вазу, примерилась — да и швырнула ее в стену. И не жалко!

Все равно мужу подарили!

А вот ее! В осколочки!

Ну какая сволочь, какая сволочь!!!

* * *

На любую проблему есть две точки зрения: моя и неправильная. Вот, Альба Риалон была убедительным примером и доказательством этого тезиса.

Естественно, правильным было ее мнение. Неправильным — все остальные. И мнение ее было такое: ах, как она просчиталась! Как она в свое время просчиталась!!!

Да уж...

Пятнадцать лет назад казалось, что жизнь кончена. Любимый мужчина оказался вруном и подонком, сбежал и где-то помер. В животе рос его ребенок. А брак...

А вот брака и не случилось, и Альбе предстояло стать посмешищем всея столицы. Знаете, как за нее взялись бы подруги? А модистки? А...

Альба надолго стала бы героиней салонных сплетен, еще бы и внукам припомнили. Повезло... тогда ей так казалось, что повезло. Амадо Риалон сделал ей предложение.

М-да.

Замуж-то она вышла. И ребенка родила в законном браке, а сплетни... и что? Бывает... не дотерпели до свадьбы! С кем не случается? Об этом даже сплетничать неинтересно.

Самое страшное прошло мимо. Альба выдохнула... казалось. А потом поняла, что самое-то страшное — оно только-только началось.

Обсуждения, слухи, сплетни и пересуды... да, это страшно. А жизнь с мужчиной, которого ты... ладно, наедине с собой можно сказать честно. Амадо она почти что презирала. Может, если бы ей не было с кем сравнивать... но ведь было!

И было с кем, и было о ком... и Амадо был... он был не хуже или лучше, он просто был другим!

Не тот запах, вкус, улыбка, слова, не то, не так...

И побежала трещинка, расширяясь и углубляясь. Побежала, полетела... а потом еще унизительное безденежье, и скука, и муж, который вечно на работе...

Самой пойти куда-то работать?

Этот вариант Альба даже не рассматривала. Хотя... та же Антония держала антикварный магазинчик. Небольшой, для своего удовольствия, но все дело.

И Паулина нашла себе занятие.

Родила троих детей подряд, тут ни отдыха, ни продыха. Да еще старший у них оказался некромантом! Свекор, Эрнесто Риалон, как посмотрел, так сразу и сказал — мол, благословение Ла Муэрте.

А малолетний некромант — это проблема. Да еще какая...

То одно, то другое... пришлось Паулине что ни день таскаться к Лассара. Там Антония постепенно ее и к делу приставила. Идеально Паулина в антиквариате не разбиралась, и чутья Антонии у нее не было, но ведь кто-то должен и рутиной заниматься? Так женщины и сработались. Вместе воспитывая шестерых детей, четырех мальчиков, двоих девочек, и четверо из них — некроманты. Как-то у них так получилось, и у Паулины два мальчика и девочка, и у Антонии... только у Антонии все некроманты, а у Паулины только старший.

А сейчас они вообще все в Лассара.

Причина весьма серьезная.

Антония Лассара ждет четвертого ребенка — раз.

У старших мальчишек началось половое созревание, а с ним и магия пошла вразнос, стала нестабильной. Это лучше пережидать в глуши... это некроманты! Люди совершенно без понимания относятся к зомби... Альба с отвращением вспомнила некромуху, которую в три года поднял племянничек.

Дохлая, а ползает...

А мальчишка смотрит своими голубыми глазами... говорить-то еще не умеет толком, а туда же!

Фу, гадость!

Альба с отвращением сморщила нос, потом решительно взяла накидку и задрапировалась в нее перед зеркалом. Пойдет она, пожалуй, погуляет.

Да, погуляет по парку, скушает мороженое...

Или телефонировать кому-то из подруг? Напроситься в гости?

Но ей будут сочувствовать. Ах, бедная девочка, опять одна, а муж все на работе и на работе...

Пожалуй, сегодня она просто погуляет в парке. Одна.

* * *

— Как ты себя чувствуешь, радость моя?

Эрнесто положил ладонь на живот Тони. Ребенок толкнулся в нее изнутри, приветствуя отца. Мужчина и женщина поглядели друг на друга, и одновременно заулыбались.