Танго с призраком - 4. Танго Нуэво

Как легко догадаться, победил Эрнесто. А вот Освальдо с поражением не смирился, пошел на преступление, потом погиб, а на семью обрушились королевские репрессии. А нечего тут!

Прижмите хвост, господа некроманты, закон — это король, а не вы.

Придворные должности Карраско потеряли, часть состояния тоже растратили в семейной грызне, и вынуждены были сильно поумерить гонор. Но не злопамятность. Основные признаки некроманта — как раз омерзительный характер и хорошая память. И через триста лет и сами вспомнят, и тебе припомнят, и твоим потомкам достанется.

В частности, Хавьер Карраско был троюродным, кажется, племянником того самого Освальдо. И Риалонов очень не любил. Но проявлять это не спешил. Серхио внятно пообещал ему, что малейшее влияние дурного характера на работу — и Карраско вылетит со службы быстрее, чем летучая рыба. Впрочем, некромант не обиделся. Потому как Амадо тоже был предупрежден.

Так что обращались мужчины друг с другом, словно с тухлым куриным яйцом. Не дай Бог разбить!

Амадо вздохнул, сгреб со стола полученное дело — и поднялся.

— Ладно. Тогда я пошел в морг.

— Пожалуйста, Амадо. Постарайся. Мне дорогА эта девочка.

Амадо молча кивнул.

Он действительно постарается. Но...

— Если это все же она?

— Тогда суд и наказание. Я смирюсь.

Амадо кивнул.

Да, в этом отношении Серхио молодец. Не дает личным симпатиям влиять на работу. И за это его искренне уважает все управление. Ладно... морг — значит, морг!

* * *

Не миновать бы Феоле скандала с братом, а то и сестринского возмущения. Да и от нотаций ританы Долорес не увернешься...

Но — надо было пройти таможню. И быстро!

Корабль причалил. Сейчас начнут спускаться с него на берег все остальные, и тогда будет сложно.

Порядок для всех один.

Прибыл?

Заполняй декларацию.

Да, танов и ритан пропустят вперед. Отнесутся к ним более внимательно. Но... все мы люди. Кто-то и сам знатный, кто-то денежку сунет, кто-то еще что-то... более предусмотрительный Анхель уже договорился в таможне, но надо было идти туда — и БЫСТРО! Пока купцы не пошли!

Это у Ксаресов имущества три чемодана... ладно. У Феолы три, у Алисии еще двадцать семь, но это все личные вещи. Не на продажу. Их не надо декларировать, их не надо оценивать...

С купцами возни будет намного больше.

Так что Лоуренсио одарил сестру многообещающим взглядом, и показал в сторону таможни.

Феола пожала плечами и последовала за братом.

Она любит и его, и Алисию... ну что поделать, если они такие глупенькие? Сначала подбирают всякую дрянь ядовитую, потом жалуются, что их покусали... а как тут иначе? Все Феола понимала.

И что она-то видит, а брат с сестрой нет. И что нельзя так резко.

И что надо бы осторожнее.

Но как тут быть, если один взгляд на человека — и все внутри аж взвыло в тревоге?

Враг!

ВРАГ!!!

Неужели вы гадюку уговаривать будете? Или сразу палкой по ней? А еще лучше не трогать. Если уж вовсе никак не разминуться — откинуть от себя подальше, да и пусть ползет!

Вот и с этим Анхелем так же.

Нельзя, нельзя с ним иметь никаких дел!

Попросту нельзя!!!

Но как объяснить это брату?

Феола решила так просто не сдаваться и проследовала в здание таможни.

— Ваши документы?

Документы все были у ританы Долорес. Она их и отдала таможеннику. Тот протянул бумаги симпатичной бледненькой девушке, которая и принялась вносить данные во все бумаги.

Привилегия благородных. Сами они декларации не заполняют.

Даже если торгуют — могут приказать за них все внести. Хотя стараются не злоупотреблять. В меру, синьоры и таны, в меру. А то злопамятный таможенник кому хочешь жизнь испортит.

Ксаресы ничем не торговали, управились быстро.

Товаров нет, оружия нет, обыск проведен выборочно...

Таможенник расспрашивал, девушка писала, Феола оглядывалась по сторонам.

И... показалось ей, что ли?

К людям она приглядывалась всегда, такова уж природа ее силы. Если таможенник — самый обычный человек, с зубной болью и гастритом, то вот его помощница...

Она человек?

Феола не знала.

Вроде как и человек. И маг воды.

И еще что-то... не понять, что именно. Словно сквозь водяную линзу смотришь, все колышется, размывается... но и не спросишь ведь о таком.

Вот так вот подойти к человеку... простите, а вы точно человек? Будь они один на один, Феола не постеснялась бы. А на таможне, когда кругом полно людей... нет, не надо.

Она просто имя девушки запомнит, и потом сюда наведается... но правда! Не человек она, что ли?

Но выглядит-то человеком!

Руки-ноги, голова, все на месте, все вполне себе нормальное... не просить же ее раздеться?

Ничего не ясно, а вот вопросов полно.

За размышлениями Феола и заполнение деклараций пропустила, и выборочную проверку их имущества, и даже на тана Анхеля не цыкнула, когда тот принялся помогать ее сестре.

Таможня.

Непонятно только, как девушку зовут. Но внешность Феола хорошо запомнила. Изучила и не собьется. Вот устроится она на новом месте и обязательно сюда заглянет.

Зачем?

А вам не любопытно?

А ей вот очень даже любопытно. Обязательно она сюда вернется!

* * *

Бывает же такое?

Вроде бы и симпатичный человек, и внешность приятная, но какой же он противный! До ужаса!

Амадо подозревал, что Хавьер думает о нем то же самое. Но это уже его проблемы.

— Добрый день. Убийство Веласкеса.

— Ваше? — вежливо сморщил нос некромант.

— Мое, — так же вежливо отзеркалил Амадо.

— Плохое дело, — не без злорадства сообщил Карраско. — Он не поднялся.

— Как?

Ответом Амадо был кивок на стол с покойным, прикрытым белой простыней. Мужчина пригляделся к покойнику. А ничего так, надо сказать.

Ни брюха, ни уродства, вполне симпатичный мужчина был при жизни, это точно. Жена им точно была довольна. Если и не в постели, то на улице и перед подругами покрасоваться — точно.

— Вот так. Ни тушкой, ни призраком, ни через зеркало — никак!

— Хм... — глупых вопросов Амадо задавать не стал. Да, он терпеть не мог Карраско, но признавал его профессионализм.

— Именно. Если бы его просто истыкали ножом, такого бы не случилось.

— А нож далеко?

— Вот он.

Действительно, самый обычный нож, чуть ли не хлеб им резать... острый, но не уникальный кинжал.

— Сколько на нем ран?

— Восемнадцать. Две смертельные — в сердце и перерезано горло. Остальные — так, словно его просто потыкали.

— Хм... а какая рана была первой? В сердце, в горло?

— Думаю, в горло.

— Остальные раны могут быть для отвода глаз?

— Преспокойно.

Амадо подумал еще какое-то время. Но недаром он был Риалоном. И отца с детства слушал... какой мальчишка откажется послушать о преступлениях? Это уж потом увлекся наукой, а в детстве-то... только говори!

— А нож действительно тот самый? Которым нанесены раны?

Карраско тоже хмыкнул.

— Сейчас проверим. Недавно появилась интересная теория. Якобы все предметы состоят из мельчайших частиц... так вот. Когда предметы взаимодействуют, они оставляют друг на друге эти частицы. Их может быть совсем мало, но они будут. И их можно определить по заклинанию сродства.

— Вы им владеете, тан? Или пригласить специалиста?

— Владею, — отмахнулся Хавьер. Неприязнь отдельно, работа отдельно. Он достал из-под простыни, которой был накрыт покойный, широкий клинок, откинул простыню, и принялся проводить над ним какие-то манипуляции.

Амадо тем временем осматривал труп. Да, ему необязательно это делать, но лучше составить свое впечатление. Хотя и так понятно.

Покойный Веласкес был хорошо сложен, одарен природой, ухаживал за собой и следил. Татуировок нет, шрамов тоже нет. Рельеф хороший... явно нравился женщинам.

Раны.

Одна такая, что горло располосовали чуть не до позвоночного столба, должно быть, кровь хлестала, как из зарезанной свиньи. Оттуда и 'кровь на потолке, и на стенах'. Кстати... Амадо быстро пролистал дело.

Ага. На Вирджинии крови почти не было. Руки в крови, лицо в крови, как если бы она руками за лицо схватилась, на одежде несколько пятен. Амадо прищурился на нож. Прикинул его к ране на горле... нет. Не сходится что-то.

Прав Вальдес, таким ножом горло не перережешь. Размахнуться можно, а вот перерезать... это сложно. Даже очень сложно. Да, две раны, в горло и в сердце. А остальное — так, порезы. Это даже сейчас видно.

— Смотрите, — Хавьер держал заклинание.

Нож светился синим цветом.

И такие же синие огоньки бегали по ранам мужчины. Почти по всем. Кроме горла и сердца.

Хавьер отпустил заклинание и вытер пот со лба. Все же некромант он слабый. Не чета дядюшке Вальду.

— Сейчас сяду, напишу протокол.

— Две раны нанесены другим оружием. Остальные — этим.

— Именно.

— Осталось выяснить, что это за оружие и куда оно делось...

Амадо еще раз прикинул траекторию удара по горлу.

Да, только так. Только зайти сзади, обхватить — и полоснуть. Но это не для женских рук и не для женских сил. Хотя на Вирджинию он еще посмотрит. Но... уже сейчас можно сказать Вальдесу, что чутье его не подвело.

На месте преступления явно был кто-то третий.

Осталось выяснить кто именно это был, и куда он делся.

* * *

Начал Амадо с самого простого. Чего разгуливать по городу, если супруга покойного, она же главный подозреваемый, она же свидетель преступления, что не исключено, сидит у них под замком?

Камера предварительного заключения.

Нет-нет, не надо рисовать себе узилищ и прочих ужасов. Все очень простенько, и без излишеств. Беленые стены, металлическая кровать, привинченная к полу, на ней тюфяк, подушка, одеяло. Не сказать, чтобы очень уж пышные и мягкие, но... был грех!

Пару раз Амадо там и сам преотлично отсыпался. Когда работы наваливалось — хоть убейся. И когда Альба была особенно не в духе.

Очень уютно, очень миленько. И унитаз в углу, скромно прикрытый ширмочкой, и даже стол и стул. Это ведь не тюрьма. Этот камера предварительного заключения именно для серьезных клиентов. Обычную шваль можно и в 'ячейки' сгрузить, а сюда попадают таны или вот, как сейчас, ритана.

Сидит, смотрит в пол, на лице написано полнейшее равнодушие к своей судьбе...

И что это может значить?

Амадо кивнул охране и снял с гвоздика ключ. Вошел в камеру.

На него даже глаз не подняли. А вот сам он рассматривал Вирджинию Монику Веласкес с большим интересом. Что ж там за красота такая?

А вот такая.

Ей бы огня побольше, и Джинни была бы неотразима. Высокая, выше среднего роста, статная, не полная, а вот именно, что статная, с роскошной грудью и бедрами, с правильными чертами красивого лица, она напоминала те фигуры, которые водружали на носу кораблей.

Черные гладкие волосы, черные глаза, с таким, черешневым отливом... красиво.

Но стоит помнить, что фигура на носу кораблей называлась гальюнной, потому как там же располагалось и отхожее место. * Так что фигура его даже слегка маскировала. А вот что скрывается за маской этой женщины?

*— чистая правда. Прим. авт.

Амадо кашлянул. Ноль реакции.

Поздоровался. Опять то же самое. Сидит пенек пеньком, в стенку смотрит...

Подошел и тряхнул женщину за плечо.

— Синьора Веласкес!

И снова — бесполезно! Так... Амадо решительно взял ее за волосы, собранные на затылке в узел... кстати, почему такая прическа? Наряд домашний, а прическа вполне себе уличная, даже шпильки с жемчужинками есть.

— Синьора, вы меня слышите?

Бесполезно. Лекарства? Амадо бесцеремонно (все равно не сопротивляется) повернул женскую голову к свету, вгляделся в зрачки. Как они? Расширяются, сужаются?

И чертыхнулся.

— Дежурного некроманта сюда! Быстро!!!

Долго ждать не пришлось. Но прибыл Хавьер еще более разозленный, чем обычно.

— Что случилось, Риалон?

— Может, мне и показалось, — честно сказал Амадо. — Я не отец, у меня дара нет. Но — посмотри. У нее в зрачке — крест.

Хавьер почти с сочувствием поглядел на следователя. Да, Риалонов он не любил и терпеть не мог. Но вот чтобы так... он впервые подумал, каково сыну некроманта было родиться неодаренным.

Трагедия.

В семье Карраско это так и воспринималось, даже хуже. И таких детей буквально выкидывали на улицу. Разве что не в канаву, но и так приятного было мало. А Амадо?

Отец его не бросил, парень даже в чем-то разбирается, но... ему, наверное, тоже было неприятно.

— Давай посмотрю.

Хавьер и подавно не церемонился. Поворачивал женщину, словно куклу...

— Ты прав, Риалон. Проклятье, как есть.

— И?

— Интересно, кой дурак получал с нее признание? Под 'Крестом' она и говорить-то толком не могла!

Амадо задумчиво кивнул.

Знал он это проклятье, называется 'могильный крест', если уж правильно, накладывается на жертву, и та через три дня умирает. Впадает в оцепенение, ничего не соображает, ни на что не реагирует, умирает от остановки сердца. Вполне гуманно, даже безболезненно. Почти эвтаназия.

— Если срок — с ночи?

— Я бы предположил, что с вечера, да.

— Она просто могла блеять какие-нибудь глупости. Вроде 'Это я...', или 'да, нет, страшно...'. Дело полицейских не разбирать такое, а тащить и не пущать.

— Тоже верно.

— Можешь разобрать, кто накладывал, когда...

— Конечно. И снять тоже. Но лучше не здесь, а в лаборатории.

— Я сейчас распоряжусь, ее отведут, а потом пусть вернут сюда же. Хорошо?

— Конечно. Но ты знаешь, Риалон? Допрос не раньше, чем через три дня, а то и позднее. Как в себя придет...

Амадо кивнул. Знал он про 'Могильный крест', знал. Отец рассказывал в свое время.

Проклятие-то гуманное, и смерть безболезненная. А вот остальное...

Накладывать должен только некромант. Артефактом такого эффекта не добьешься. Не тот случай. Правда, некромант может быть даже начинающим. Это одно из самых простых и легких проклятий. Легко распознать, увидев рисунок креста в зрачке, легко снять, легко наложить...

Правда, жизненные силы оно выпивает преотлично. Считай, лет пять жизни синьора Веласкес уже потеряла. Могла бы и больше. Времени для наложения проклятия тоже много не надо. Может, минут пять, и то многовато.

Впрочем, задумано было неплохо. У наложивших проклятие были хорошие шансы на успех. Труп, женщина рядом с ним, муж, жена... считай, и признания не надо. Все ясно. А сейчас, в преддверии королевских похорон и коронации, кто там с чем будет разбираться? Сунули бы ее на пару дней в камеру, там бы она и померла. И концы в воду.

И кто у нас в Римате такой хитровыдуманный завелся? Амадо очень не отказался бы с ним познакомиться поближе. И потрогать. Лучше — ногами, недавно на сапоги новые металлические набойки поставил.

* * *

Его высочество Хоселиус Аурелио смотрел в зеркало. Да, пока высочество. До коронации.

Зеркало привычно отражало усталого бледного человека с наполовину седыми волосами.

Очень усталого.

Говорят, все надо делать вовремя. А уж корону передавать... никто не думает, что если монарх сидит на престоле пятьдесят лет, то его наследник... да ладно! Он может и вовсе не успеть поцарствовать.