До и после Победы. Книга 4. Прорыв. Часть 2

Впрочем, если учитывать и такие 256-битные "обрезки", то выход годных микросхем памяти у нас доходил уже до 50% — это огромная величина. Которую мы, к сожалению, пока не могли преодолеть — если пластинки диаметром в сантиметр у нас получались уже практически бездефектными, то даже два сантиметра давали значительный брак. Поэтому взятие следующих рубежей мы временно не то чтобы приостановили, но снизили накал работы, сделали полсотни линий на сантиметровые пластинки и гнали на них поток, благо что это уже все-равно был уровень семидесятых годов моего времени.

А линии вышли небольшими и компактными — снова "партизанскими" — их внутренний конвейер был изолирован и чистая среда поддерживалась только внутри, а все манипуляции и передачи пластин между аппаратами выполнялись манипуляторами и цепными транспортерами, благо что размер пластин был небольшим — человек там был просто не нужен — люди лишь электромеханическими манипуляторами подстраивали ориентировку пластин в очередном устройстве засветки, а промывочные и легирующие агрегаты вообще не требовали участия человека. Так что десятиметровый конвейер для микросхем логики и пятнадцатиметровый для микросхем памяти каждая заготовка проходила где-то за сутки — но это на новых, где травление и легирование выполнялось уже ионно-плазменными методами, тогда как на старых — мокрых и газовых линиях эта работа могла длиться и пять суток. И эти конвейеры были утыканы десятками устройств — от проекционных аппаратов размером с два стакана, поставленных друг на друга, и до промывочных аппаратов травления размером с трехлитровую банку. Причем сам конвейер то распадался на два-три ручья, то снова собирался в одну линию — если был переход от газовой среды к вакууму, то требовалось обеспечить вакуумирование шлюзовой камеры, а это процесс небыстрый — три-пять минут, даже несмотря на ее размеры со спичечный коробок — поэтому вакуумировалось сразу две-три таких камеры, которые по мере готовности передавали кассету с пластинкой в следующий агрегат.

И для этого нам требовалось десять тысяч пластин в сутки только для микросхем памяти, на выделку которых требовалось выращивать в сутки двести десятисантиметровых стержней — двадцать метров — монокристаллического кремния диаметром в сантиметр. При средней скорости вытягивания в 5 миллиметров в минуту на выращивание одного кристалла требовалось порядка двадцати минут. Раньше, когда и расплавление, и вытягивание, и остывание происходило в одном аппарате, один кристалл занимал аппарат на более чем полтора часа, сейчас же во все возрастающем объеме шли аппараты, позволявшие разделить эти процессы — тигель с расплавом готовился отдельно и передавался к вытягивающему аппарату в контейнере с защитной средой из аргона, где он не только был уже расплавлен, но и успел выровнять свой состав. Поэтому на один кристалл уходило не более получаса — с учетом загрузки, введения стержня с затравкой, собственно вытягивания и последующей передачи в охлаждающий контейнер, поэтому один аппарат мог выдать сорок кристаллов в сутки. Так что двадцати аппаратов хватало и на память, и на микросхемы логики. И еще почти сотня продолжали трудиться в исследовательских лабораториях, но там были уже не только аппараты, работающие по методу Чохральского, но и аппараты зонной плавки. И еще разворачивались производственные линии на двести аппаратов — микросхем потребуется много и еще больше.

По долговременной памяти была примерно такая же ситуация — две трети из ежедневных новых десяти мегабайт составляли ленточные устройства, остальное выбиралось магнитными пластинами диаметром 10 сантиметров — как раз на 32 килобайта с каждой стороны — по 32 дорожки на 4 сектора каждая, и лимитирующим фактором тут были не сами пластины, а головки чтения-записи — мы ведь делали по одной головке на каждую сторону. Все-таки мое послезнание дало нам большую фору — например, первый жесткий диск IBM весил тонну а хранил всего 5 мегабайт информации — точнее, 5 миллионов шестибитных символов. IBMовцы по старинке постарались запихнуть в один шкаф весь нужный объем информации, но считывающую головку сделали только одну и перемещаемую — то есть она ездила вдоль стопки дисков вверх-вниз, въезжала в промежуток нужного диска, позиционировалась на нужной дорожке и считывала с нее информацию. Долго и ненадежно. Хотели сэкономить на электронике, в результате и вышел такой монстр — ведь подобное механическое перемещение головок между пластинами не позволяло точно позиционировать головки на дорожках — там ведь сплошная механика, да в трех плоскостях, из-за чего дорожки приходилось делать чересчур широкими, соответственно, чтобы уместить в одном устройстве нужный объем информации, приходилось добавлять дисков и увеличивать их размер — вот и получалось, что на одной стороне 60-сантиметрового диска они смогли уместить всего 50 килобайт информации — ведь с ростом размера и количества дисков возрастала и механика — сам вал, на котором вращались диски, требовалось делать более массивным, соответственно, возрастали вибрации, и чтобы их компенсировать, требовалось делать менее плотную запись, что вновь приводило к необходимости увеличивать размеры дорожек и соответственно количество дисков. Замкнутый круг. Ладно хоть остановились на агрегате в одну тонну — честь им и хвала. Хотя если бы сделали несменные головки — то есть работающие только по своим поверхностям, без перемещения вверх-вниз между дисками, да не пытались бы ужать все в одном устройстве а просто добавляли бы отдельные диски, то наверняка избавились бы от девяноста процентов проблем. Впрочем, делали ведь не для себя, а для военных, поэтому и бабла на большом устройстве можно было срубить наверное побольше, да и выглядит все солиднее — сразу видно за что уплочены такие бабки — там одного металлолома на несколько десятков баксов.

У нас то увеличение емкости шло прежде всего в сторону наращивания электроники в схемах управления — новые диски шли уже на 48 килобайт на сторону — мы начали использовать не только дорожки на радиусах от 7 до 10 сантиметров, но и более короткие на радиусах от 5 до 7, только там было уже по три сектора на дорожку, чтобы сохранить ту же линейную скорость считывания-записи, хотя некоторые рационализаторы уже предлагали делать скорость вращения шпинделя переменной, зависящей от номера дорожки — ближе к краю — и скорость вращения помедленнее, ближе к центру — побыстрее. Да, схема усложнялась, но зато на тех же пластинах получалось уже 64 килобайта, а если сделать не две, а четыре скорости вращения — то и все 96, то есть почти 200 килобайт на пластину — выгода была достаточно явной, чтобы дать зеленый свет на дальнейшие разработки и опытную эксплуатацию.

Причем пока это были еще фактически дискеты моего времени, только не трехвершковые (они же — 5,25 дюйма), а поменьше, хотя и побольше двухвершковых, которые 3,5 дюйма — эти 10 сантиметров мы (то есть я) выбрали как вполне нормальный размер для вычислительной техники — не много и не мало, и вместе с тем в духе времени — все-таки СССР еще в 1927 году перешел на метрическую систему мер, хотя я еще не привык называть "герцы" привычными здесь "циклами", поэтому и говорил часто — мегагерцы, а не мегациклы. А так — магнитная головка все так же скользила по поверхности, из-за чего считывание-запись шли медленнее, а надежность была невысокой — в среднем один диск работал только три месяца, так что вскоре мы начнем работать только на восполнение убыли, да и сейчас часть дискового объема шла на дублирование — первоначально это были полностью дублирующиеся массивы по типу RAID 0 — с зеркальным дублированием и расчетом кода CRC в каждом из массивов — при считывании сравнивались и считанные данные, и CRC каждого блока данных, если на одном из массивов был сбой — его результаты просто отбрасывались, а вероятность сбоя в обоих массивах на одном и том же блоке данных была все-таки гораздо ниже. Сейчас мы понемногу переходили на RAID 1 с кодами Хэмминга — они, правда, еще не были известны поэтому мы их называли просто коды коррекции — пока мы применяли небольшие длины кодов — для коррекции одиночной и обнаружения двойной ошибки — но это сразу же позволяло увеличить емкость массивов вдвое так как не требовалось полное дублирование.

К тому же были на подходе системы с плавающими головками на воздушной подушке — пока еще в воздушной среде — там плотность записи была выше только за счет улучшений в конструкции магнитной головки — этого мы могли бы достичь и на существующих дисках, но при этом и скорость вращения и следовательно обмена была уже гораздо выше. А в плане повышения плотности я пока рассчитывал на магнито-оптические системы, где магнитная поверхность локально нагревается лазером, отчего меняются ее магнитные свойства, и при этом магнитный поток записывающей головки может перемагнитить поверхность только с измененными свойствами — перемагнитить ненагретые участки он уже не сможет, соответственно, плотность записи определяется размером светового пятна, которое нагревает поверхность, а его можно сделать очень небольшим, особенно если применить интерференцию — плотность записи при этом вообще повышается на порядки и главной сложностью тут будет уже считать эти записи — тут потребуется и повышенная точность позиционирования, и скорость обмена, ну и "толщина" считывания.

ГЛАВА 9.

Так что количество аппаратуры для систем учета постоянно росло, но ее все-равно было еще мало для внедрения полноценного учета — еще не было возможности ставить везде терминалы, пусть даже перфолентные. Поэтому, скажем, с оперативным внесением изменений пока еще были проблемы — уволился, например, человек — и надо его удалить из базы данных конкретного предприятия, родился у другого сын — и надо перестать взимать налог на бездетность — и пока не хватало операторов и техники, чтобы вносить все эти данные непосредственно на предприятиях, поэтому те, кто уже был охвачен системой автоматизации взимания налоговых платежей, просто передавали в обслуживающую их расчетную контору изменения на бумаге, и уже там оператор вносил изменения в систему. Там же выполнялась автоматическая оплата коммунальных платежей, оплаты кредитов и процентов сразу с расчетного счета — шутки-шутками, но при выполнении этих расчетов вручную тратились тысячи человеко-часов, что для меня было дикостью.

Отчетность предприятий по налогу с оборота также все упрощалась, точнее — ее составление — ведь по предприятиям, что обслуживались в расчетных конторах, все данные уже были, и оставалось лишь вставить перфоленту с их оборотами за истекший период в считыватель и запустить программу расчета налога — она и выполняла расчет, и выводила отчет с расчетами налога, и формировала платежку по уплате налога. Так что бухгалтерская отчетность предприятий постепенно автоматизировалась, со статистической было сложнее — слишком много первичных данных еще не вносилось в автоматизированные системы и даже не пробивались на перфолентах — тут еще было широкое поле для автоматизации.

Ведь одних только отчетных форм предприятий было несколько десятков штук разной периодичности сдачи — "Основные показатели выполнение промфинплана", "Выпуск изделий и полуфабрикатов в натуральном выражении", "Работы, услуги и продукция вспомогательных и подсобных производств, отпущенные на сторону и на капитальное строительство", "Калькуляция важнейших изделий", "Слагаемые изменения себестоимости товарной продукции по отдельным видам затрат", "Затраты на производстве", "Цены потребления сырья и топлива, поступивших со стороны", "Цеховые расходы", "Общезаводские расходы", "Состав и работа силовых установок", "Электробаланс в квт.-час.", "Остатки и потребление важнейших изделий, сырья, полуфабрикатов и материалов", "Общеадминистративные расходы", "Отчёт по реализации", "Отчёт о расходах на подготовку кадров", "Движение специальных фондов", "Движение уставного фонда", "Заключительный баланс", "Бюджет жилищного хозяйства", "Перечень производственных предприятий", "Вспомогательные, побочные и подсобные цеха предприятия". Уфффф ... и это далеко не все. Правда, сами по себе эти отчеты были интересные, мне и самому было интересно посмотреть как работают наши предприятия, но копаться в бумагах было довольно сложно, поэтому я и старался перевести все на цифровой учет.

Конечно, нашим большим плюсом было то, что до переноса сюда я на всех этих учетных системах съел не одну собаку, причем с обеих сторон — и в качестве разработчика, и в качестве пользователя, поэтому знал и что надо делать и как надо это делать. Проблема была в том, что этого надо было делать много. Но оно того стоило — уже сейчас на всех этих учетах и расчетах экономия трудозатрат у нас составляла миллион человеко-часов в месяц — работа пяти тысяч человек, которых можно было перевести на более полезную работу — например, в научные исследования, хотя бы лаборантами, и когда мы автоматизируем все хотя бы на двадцать процентов, она составит уже сто миллионов человеко-часов. При средней зарплате, скажем, бухгалтера в 400 рублей в месяц и 180 рабочих часах в месяц (правда, сейчас их было в полтора раза больше), мы получим ежемесячную экономию более двухсот миллионов рублей ежемесячно, в год — 2,5 миллиарда. Это больше довоенного бюджета БССР, да и от бюджета СССР это почти полтора процента, ну или 2,5 миллиона квадратных метров жилья — это дополнительные почти полмиллиона семей, въехавших в новые квартиры. В год. Каждый год. Вот за что я боролся и двигал других.

Правда, сами по себе все эти отчеты и их показатели мне в основном не особо нравились — ведь их составляли экономисты — им проще и привычнее работать с валовыми оборотами в рублях, а что кроется за этими рублями — там хоть трава не расти — пофиг, да и разбираться надо в технических тонкостях, что сложно. Мне же было интереснее знать что сделано по факту, в штуках, почему себестоимость продукции получилась именно такая, из чего она состоит, что сделано чтобы ее уменьшить — а то задерут сначала себестоимость выше неба и затем радостно рапортуют о регулярном перевыполнении плана по ее снижению. То же самое было и с хозрасчетными взаимоотношениями как между предприятиями, так и внутри них — прозрачность была довольно низкой, порой вообще никакой. И вот здесь-то было море непаханое — я оценивал трудоемкость этих работ раз в десять выше чем автоматизацию существующей отчетности и бухгалтерии, даже если учитывать трудоемкость автоматизации ввода первичной информации для расчета существующих показателей — а то автоматизировать-то можно что угодно, но если в систему будут вводить туфту, то вся автоматизация пойдет насмарку.

Ведь в конце двадцатых в Харькове после первых успехов по автоматизации кадрового учета и бухгалтерии дело с автоматизацией учета работы самих цехов пошло тяжело — там пытались учесть все вплоть до подетального передвижения уже на производствах, чтобы на основе этой информации автоматически составлять нужные ведомости. Соответственно, дело застопорилось на сборе этой первичной информации — за три года с трудом удалось ввести систему заполнения карточек для нарядов в одном цехе, но остальные так и продолжали гнать туфту и всячески сопротивлялись подетальному и скрупулезному заполнению. Я тоже не особо верил, что рабочие и мастера будут так уж все детально заполнять — у них и без того хватает забот, а кому надо — тот пусть и думает как сделать учет таким образом, чтобы не добавлять работы другим — за это им и платят зарплату, а не могут — пусть идут в дворники и освободят место другим, а не прожирают народные деньги. И так как пока у нас не было таких удобных инструментов учета, то полноценное внедрение учета мы отложили до лучших времен, когда появятся датчики и счетчики, которые позволят собирать информацию автоматически, и поначалу мы ограничились лишь сбором данных о весе, материале сырья и типа изделий — если металл, то неважно какой марки и в каком виде — пруток или же уже отшлифованный цилиндр — важен был только вес и тип — сырье, заготовка, промежуточная деталь, брак, отход. Ну — уже для сложных и готовых изделий или выходящих наружу запчастей — там да, шел уже поштучный учет. Но внутри— и межцеховые перемещения учитывались только по весу — сколько втекло, сколько вытекло. Но и то становилась видна картина производства, его периодичность, их можно было сравнивать между собой, особенно если они были однотипными.