Поэтому я решился на почти самоубийственный риск — отбросив (а если быть честным, то попросту выронив) щит, а за ним и меч, поднырнул прямо под опускающуюся булаву и вонзил лезвие кинжала между пластинами его доспеха, тут же уйдя в сторону. В точности так, как когда-то учил отец.
Дремора удивленно моргнул, выронил оружие и завалился. Я вытащил и спрятал кинжал, потом подобрал меч и сунул его в ножны. Щит решил не трогать, пока не подлечусь, все равно без этого я просто не смогу его удержать... Здоровой рукой нащупал на поясе фиал с зельем и, выдрав зубами пробку, осушил его в один глоток. Потом ещё один. Стало намного легче, но я чувствовал, что этого недостаточно. Магию я применять опасался — кто знает, чем это может обернуться. Нет, в то, что заклинание сработает как-то не так, я не верил. А вот опасность быть обнаруженным из-за магического всплеска представлялась мне вполне реальной. Но сейчас у меня не было особого выбора. Я, даже экономя сам на себе, уже успел выхлебать четверть своих запасов, а к решению стоящей передо мной проблемы так и не приблизился. Заклинание поможет мне ещё немного сэкономить.
Поднявшись в залу, я чуть не попался в ловушку. Стало понятно, почему дремора так несся — выскочившие из едва заметных пазов в стенах перед самым моим носом стальные копья могли проткнуть даже его, невзирая на прочный доспех. А меня в кожаной бригантине — тем более. Странно, почему он просто не подождал, когда это случится? Хотя для меня его нетерпение оказалось очень даже кстати. Замерев, я дождался, когда копья скроются в стене и выскочат снова. Прикинул время, необходимое для перезарядки ловушки и, не дожидаясь, пока они окончательно спрячутся в пазах, преодолел опасное место.
Зал был пуст — этот дремора почему-то был один. Первая дверь, которую я попытался открыть, на прикосновение не отреагировала. Внимательно осмотрев её, я обнаружил замочную скважину. Пробравшись через копья-ловушку, обыскал убитого врага в надежде найти ключ. Отмычки тоже оказались бессильны — замок был зачарован. В принципе, если задуматься, метод сиродиильских магов — а их ли? — себя оправдывал. Ловушку можно обезвредить, я сам не раз это проделывал, а вот с распознающим заклятием нужен только ключ. Вопрос в том, где его искать.
Прошипев в адрес обитателей башни "то самое" витиеватое ругательство на родном данмерском, благо здесь подслушивать было некому, я направился попытать счастья со второй дверью. Но выйдя, немедленно вцепился в ближайший обсидиановый "коготь". Я не боюсь высоты. Но идти по мостику шириной чуть больше шага на высоте, когда патрулирующие подступы к башням дремора кажутся не многим больше пальца — то ещё испытание для нервов.
Покрытая багровыми рунами дверь с надписью "Жнец" тихо чавкнула за спиной. Я поморщился — звук действовал на нервы. Уж лучше бы она скрипела... А вообще странно было видеть надписи на сиродиильском, сделанные дэйдрическими глифами. Нелогично. И дело даже не в сочетании разных языка и алфавита... Для жителей почти любой из провинций Тамриэля использование этого языка для письма было бы вполне объяснимо — сиродиильский является государственным и торговым языком Империи. И естественно, далеко не все, кто способен на нем объясниться — благо, все языки Тамриэля произошли от эльнофекса — используют имперский алфавит. Данмеры, к примеру, пользуются именно дэйдрическим. У нордов раньше вообще были какие-то непонятные шкрябалки вместо нормальных букв(2)... Но это Тамриэль. А почему в Обливионе-то все прочитанные мной надписи на имперском?
И тем не менее...
— Сюда! Наверх!
Услышав голос, я напряженно замер. Меня обнаружили! Или все же не меня? Кто, кроме дэйдра, может ещё войти в башню? Не считая меня самого. К тому же мой последний противник ждал молча. Да и голос... Тот дремора, с которым мне довелось обменяться несколькими словами во время драки, сипел, как пробитый мех. Как будто он до этого почти не говорил. Что вполне возможно — откуда мне знать, как дэйдра общаются между собой? Может, они вообще не разговаривают. Этот же голос был вполне человеческим — сильным и звучным. Неужели нашелся ещё один выживший?
Как оказалось, действительно нашелся. Немолодой, довольно сильно облысевший воин стоял, схватившись за прутья клетки, в которую его посадили, и неотрывно следя глазами за мной.
Я успел сделать всего один шаг, когда навстречу мне из густого сумрака за клеткой с пленником вышел ещё один дремора...
...Вставать не хотелось. Лежа на каменном полу верхнего уровня Сигильской Крепости, я отрешённо смотрел, как дремора неторопливо спускается по упругим перепонкам пандуса, ведущего к Сигилу. Спускается, чтобы добить одного самонадеянного данмера, умудрившегося прикончить Хранителя и подобраться к самому сердцу крепости. К "Сигиллум Сангуис", что в переводе звучало, как "Печать Крови"...
Найденный мной пленник оказался десятником Мэньеном Гонельдом. Не представляю, каким образом ему удалось узнать, как закрыть врата Обливиона, но факт остается фактом. Хотя могу предположить, учитывая, что Хранитель Сигила оказался довольно общительным. На дреморский лад, разумеется. Мне, к примеру, он тоже сначала красочно рассказал, что со мной — то есть с моим трупом — намерен делать после того, как прикончит, а потом уже достал оружие...
Следуя подсказкам Мэньена, я нашёл сферу с камнем на самом верхнем уровне Сигильской Крепости. Там же оказался и этот дремора. Нет, на самом деле были ещё, но их я просто застрелил, благо рёв, исходящий от столба энергии — спасибо Мэньену, разъяснившему, что это не пламя — заглушал практически все звуки. Это, конечно, создавало трудности и мне, но, по крайней мере, я мог не опасаться, что убив одного из пары патрульных дэйдра, немедленно окажусь нос к носу с его разъяренным напарником, примчавшимся на шум упавшего тела.
Этот, последний встреченный мной дремора, был один. И, как выяснилось, неспроста. Я успел дважды выстрелить перед тем, как он обрушил на меня град ударов. А засевшие в теле стрелы он выдернул, даже не изменившись в лице. Только что. Глядя мне прямо в глаза с нескрываемым превосходством.
Кое-как дотянувшись до пояса, я достал из газырей последние два фиала с целительным снадобьем. Зубами выдернул пробку, едва не подавившись ею и не расплескав драгоценную жидкость. Затем осушил второй фиал. Всё. Теперь, после того, как я их выпил, мне останется только магия. Запасы которой тоже прискорбно малы. Как раз столько, чтоб сдохнуть не в трёх шагах от Сигила, а в одном. Как же я устал!.. Горький продымленный и пропитанный запахом крови воздух, дышать которым с каждым вдохом все труднее, мёртвые тела со следами жестоких пыток, наспех залеченные раны... но, главным образом, страх. Постоянный, изматывающий страх, сопровождавший меня с того самого момента, как я вошёл в эту проклятую башню...
Глядя, как я поднимаюсь, дремора приостановился, то ли в замешательстве, то ли в своём высокомерии пожелав дать мне фору. Правда, в первое я ни минуты не верил. А вот в то, что он решил напоследок поиграть с не желающим так просто умирать смертным — вполне. Впрочем, его намерения на физиономии никак не отразились.
— На колени, ничтожество, — дождавшись, когда я кое-как выпрямлюсь, просипел он.
У них, что, одна фраза на всех?!
— А не пошёл бы ты?.. — так же сипло ответил я.
— Ты будешь ещё одним моим трофеем... — пользуясь тем, что мой противник шёл на меня прямо, как по нити, я торопливо достал чудом уцелевший при моём падении лук — я не собирался давать ему возможность подойти вплотную.
Если он доберётся до меня, мне конец. Я просто знал это.
Никогда я ещё не стрелял так быстро.
Две стрелы вошли ему в горло и в переносицу. Я потрясённо уставился на громыхающее доспехами тело, скатывающееся с пандуса. Невероятно! Я просто не мог выстрелить навскидку настолько точно! И, тем не менее, вот он — мертвее мёртвого. Однако эйфория от удачных выстрелов быстро прошла, сменившись слабостью. Чувствуя, как течёт кровь из заново открывшихся от резких движений ран, я медленно, оставляя за собой дорожку из алых капель, направился вверх по пандусу. Сбитые тетивой пальцы упорно не желали складываться в знак исцеления, а ведь надо было успеть до того, как в крепость явятся другие дэйдра. Поэтому я не оставлял попыток.
Переждав приступ головокружения, как обычно, сопровождавший магическое истощение, я немного бодрее поковылял дальше — прямиком к пылающей черным огнём сфере, венчающей пронизавший башню сверху донизу столб энергии.
Хранилище Сигила.
Вцепившись для устойчивости в изогнутый шип держателя, я погрузил руку в сферу. Пальцы, к моему удивлению, не встретили сопротивления, сомкнувшись на теплом предмете размером с крупный орех. Чувствуя, как утекают последние силы, я потянул Сигил на себя. Сфера вздрогнула и с тихим шелестом истаяла. Следом за ней задрожала башня. Столб энергии, прежде поглощаемой Сигилом, рванулся в багрово-черные небеса и расплескался огненным морем.
Сзади раздались гортанные крики. Обернувшись, я увидел нескольких дремора бегущих в мою сторону по пружинящему под ногами полотну пандуса. Один из них, в темно-синей мантии мага, притормозил и направил на меня навершие посоха. Оттуда вырвалась длинная ветвистая молния, отбросившая меня за пределы площадки.
Падая с невообразимой высоты в огненный бассейн, я успел увидеть, как на том месте, где я только что стоял, разгорается второй Магнус. А потом все вокруг поглотил нестерпимо белый свет...
____________________________________________________________________________________________________
1 — "Oblivion awaits" — одна из надписей, которые можно встретить в Мертвых Землях. Эта располагается по бокам от дверей в Сигильскую башню.
2 — знаки древнего "драконьего" языка или "драконьей" письменности из TES-V: Skyrim.
Месяц Огня Очага 4-18, год 433 Третьей Эры. Вейнон. Храм Повелителя Туч.
Пробуждение было неожиданным. Причём неожиданность заключалась в самом его факте. В последние мгновения, падая с верхнего уровня Сигильской Крепости, я успел поверить в неизбежность смерти. Поэтому, увидев над головой осеннее небо Нирна с прозрачными пёрышками облаков, так непохожее на зловещие небеса Мёртвых Земель, я на миг решил, что все-таки умер.
Потом в поле зрения показалась изрядно поношенная синяя монашеская ряса, и я понял, что это все ещё Нирн. Я выжил. Одни только боги знают, как мне это удалось, но я выбрался из врат Обливиона.
Чтоб мне... да чтоб мне с дремора взасос поцеловаться, я — жив!
Впрочем, нет. Обойдутся. Хватит с них и костей, которые они мне переломали. Ур-роды...
— Ты очнулся? Замечательно, — произнёс смутно знакомый голос.
Я хотел повернуть голову, чтобы увидеть, кто это, но обнаружил, что не могу пошевелиться.
— Извини, друг мой, но некоторое время тебе придётся полежать неподвижно, — сообщил мне тот же голос. — Чтобы успокоить тебя, скажу, что ты, можно сказать, довольно легко отделался, все осталось на месте, но ранений, хотя ты их явно залечивал, все же слишком много, так что ты сейчас находишься под действием наложенного мной заклятья. Именно оно не даёт тебе двигаться. Мне бы не хотелось, чтобы мои труды по вытаскиванию с порога Этериуса одного сумасшедшего мальчишки-данмера пошли прахом.
Говоривший чуть сдвинулся, и я увидел его лицо.
— Мартин, — просипел я.
Он присел рядом и кивнул.
— Я.
— Шалка тебе в... — я проглотил просящиеся на язык ругательства, — какого ты тут делаешь? Ты должен уже...
— Как я уже сказал, занимаюсь лечением одного ненормального данмера, — перебил меня священник. — Того самого, который три дня назад в одиночку потащился в Обливион. Не знаешь такого? — тон был неодобрительным, но в серых глазах мерцало что-то, похожее на уважение.
Три дня в беспамятстве? Куча ран? Однако... Хотя по сравнению с тем, к чему я готовился в последние минуты моего пребывания в Сигильской крепости, это совсем немного.
— Ну, он же не просто погулять туда пошёл, верно? — ответил я в той же манере.
— Верно. И даже каким-то образом сумел осуществить задуманное. Хотя, должен признаться, что я сомневался в твоих словах. И не верил, что ты вернёшься.
— Я и не вернулся, если уж на то пошло, — просипел я.
— В собор — нет, — согласился Мартин. — Но Савлиан Матиус рассказал мне, что со мной искал встречи данмер по имени Ксарес. И что потом этот данмер пошёл закрывать врата Обливиона. В одиночку. Туда, где перед этим пропал целый отряд стражи. После этого из врат выбрался один из пропавших стражников. Он тоже говорил о данмере, назвавшемся Ксаресом. А ещё через несколько часов врата закрылись и стражники, бросившиеся на зачистку городских улиц, нашли прямо перед ними ещё одного выжившего. Догадаешься, кто это был?
Я догадывался. Но тут я вспомнил один из самых неприятных эпизодов моих блужданий по Обливиону.
— Только одного? — спросил я.
Мартин недоуменно нахмурился. Потом помрачнел.
— Ты хочешь сказать, что кто-то остался... там? Кто-то живой? — задал он встречный вопрос.
— Мэньен... — прохрипел я. — Мэньен Гонельд. Десятник. Дэйдра, они... посадили его в клетку. Я... не сумел её открыть...
Он печально покачал головой.
— Стражники нашли только тебя...
Мы надолго замолчали. Он, возможно, потому что молился за душу десятника. А я — потому что устал.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, — вспомнил вдруг я.
— На какой? — священник казался озадаченным. — Ах, да... Ты предлагаешь бросить тебя и скакать в Вейнон?
— Да, именно это я и предлагаю! — от злости я вскочил, попутно выяснив, что наложенное на меня обездвиживающее заклинание развеялось.
Правда, порадоваться новообретённой свободе я не успел, с болезненным стоном свалившись обратно на лежанку и скорчившись от невыносимой боли. Казалось, на теле не осталось ни одного неповреждённого места. В сущности, так оно и было. В Мёртвых Землях мне было не до того, чтобы считать ранения — я просто старался выжить, пока не будет сделано то, ради чего я туда сунулся.
Крепкая ладонь священника прижала меня к лежанке, одновременно послав тёплую волну целительного заклинания. Боль ослабела, не уйдя совсем, но спрятавшись где-то глубоко внутри.
— Моя вина, — пробормотал Мартин, — не уследил. Что до твоего вопроса, то должен напомнить наш разговор в соборе Акатоша.
— Я помню, — прохрипел я.
— Так вот, я своих решений не меняю. Я обещал сопровождать тебя, и я буду сопровождать. Только для этого придётся подождать, когда ты хотя бы сможешь держаться в седле. И, предупреждая новую вспышку твоего возмущения, напомню, что один я обещал уехать в том случае, если ты погибнешь. Ты жив. Спор окончен.
Я открыл рот... закрыл. А потом выругался. Да-да, это снова было то самое ругательство про мёртвых каджитов, и в этот раз я постарался произнести его на родном языке.
Мартин шокированно застыл с округлившимися глазами и отвисшей челюстью. Потом с усилием взял себя в руки.
