— Не знаю — повторил я. — Я бы поспрашивал горожан — когда появились врата, сколько пропало людей... Исходя из письма, — я передал пергамент Мартину, — графиня намерена сидеть и ждать, укрывшись за городскими стенами, пока дэйдра не пойдут на приступ. То есть атак на момент его написания не было...

— Карриус?

— Я говорил с людьми, — отозвался Клинок, устало навалившийся на спинку стула. — Врата Обливиона открылись в ночь на первое число месяца Середины Лета...

— Через несколько часов после того, как вы с Бурдом закрыли те, что возникли под Брумой, — грандмастер бросил на меня острый взгляд.

— И?

— Крупных атак действительно не было, — Карриус тоже покосился на меня. — Люди пропадали... но всего несколько человек и, в основном, это жители окрестных ферм и охотники. Горожане, конечно, напуганы... кстати, особых приготовлений к обороне я не заметил. Многие говорят, что уехали бы из города, но разговорами все и ограничивается, — голос Карриуса от усталости был невыразителен, но в последних словах ясно проглянуло презрение. — Страже приказано оставаться в стенах города и быть готовыми отразить атаку.

— И все? — поднял брови Мартин.

— Да.

— Иди, отдохни, — обратился Джоффри к Клинку.

— Благодарю, грандмастер, — Карриус встал и, слегка пошатываясь, направился к двери. — Кстати, — на выходе он остановился и оглянулся, — когда я обмолвился об успехе стражников Брумы капитану стражи Коррола Биттнелду Проклинающему, тот скривился и сказал, что якобы Бурд лжец и хвастун, а всю работу за него сделал герой Кватча, который там удачно оказался. А он, Биттнелд, будет подчиняться приказам графини Валги, вместо того, чтобы самовольно подвергать своих людей риску и бахвалиться своим героизмом.

— Понятно, — фыркнул я. — Капитан оказался не столь решителен и теперь его душит зависть. Я начинаю уважать графиню Карвейн — если она и не отдавала распоряжение Бурду, значит, не препятствовала.

— Графиня Нарина Карвейн — очень умная и дальновидная правительница, — улыбнулся Джоффри. — Она не хуже мужчин знает, что порой нужно действовать решительно и не стесняется применять жесткие меры в интересах своего города и графства. Редкое качество для женщины.

— Итак, что мы имеем? — произнес Мартин. — Открываются врата под Брумой. Капитан Бурд с помощью Ксареса уничтожает их. Кстати, — он поднял глаза на меня, — как думаешь, у них был шанс сделать это без тебя?

Я ненадолго задумался.

— Почему нет? С большими потерями, но они вполне могли справиться сами. Я, если помните, в Кватче вообще сделал это в одиночку, притом что по уровню подготовки не представлял из себя, по сути, ничего. Правда, стоит отметить, что погибший десяток Мэньена Гонельда расчистил мне дорогу: кроме нескольких скампов я тогда никого не встретил, пока не добрался до башни. И если сопоставить рассказ спасшегося стражника со словами того рогатого, получается, что дремора тогда все же ждали стражников, а дождавшись, радостно занялись дележом захваченного в уничтоженном городе, решив, что больше прийти некому.

— В принципе, они ведь были правы: Савлиан Матиус, потеряв один десяток, вряд ли рискнул бы отправлять за врата еще один отряд... — медленно кивнул Мартин.

— Из того, что мне удалось услышать, — продолжил я, — засада была организована в последний момент в расчете на "героя Кватча". Так что у капитана Бурда были значительные шансы справиться и без меня. Мое присутствие, с одной стороны, без сомнения, облегчило им задачу, а с другой, наоборот, осложнило.

— Вот как, — задумчиво произнес Джоффри. — В принципе, Бурд со своими людьми сейчас действительно справляется с закрытием врат без посторонней помощи. По крайней мере, пока нет массированных атак. А что ты думаешь о вратах под Корролом?

— Я не знаю. Врата, которые мне доводилось закрывать, не считая тех, что в Кватче, находились недалеко от небольших селений или ферм — Хакдирт, Каприз Харма, Эльсвелл... Можно предположить, что они были открыты с целью пограбить, тем более, я натыкался на трупы лошадей и овец за вратами Обливиона. А тут сложно понять — врата открылись, горожане попрятались и тем всё закончилось. Дэйдра сидят в Обливионе, коррольцы — в Корроле. Грабительские вылазки не в счет. К тому же, если бы они решили штурмовать город...

— Подождите, — встрепенулся Мартин, — а что, если дэйдра не намерены штурмовать Коррол?

— Если не намерены, то зачем... — начал я, когда до меня дошло.

— Ты хочешь сказать, что врата Обливиона под Корролом это — устрашение? Цель по-прежнему Брума, а те врата призваны удержать стражу в стенах города?

— Именно, — кивнул он. — А заодно — это якорь. Когда... Нет, — жестко перебил он сам себя, — если! Если Брума падет, настанет их очередь. А защитники будут истощены длительным ожиданием и деморализованы гибелью уже двух городов... или нескольких... Я думаю, что такие врата сейчас открываются под стенами каждого города.

— А их правители... — задумчиво произнес Джоффри. — М-да...

И замолчал.

— Что с ними не так? — полюбопытствовал я.

Мартин тоже вопросительно посмотрел на грандмастера.

Джоффри посмотрел на него... потом на меня... вздохнул и начал говорить.

Описания женщин я пропустил мимо ушей — они, исключая Нарину Карвейн, были почти одинаковы — любима народом, набожна, искусный дипломат и осторожный политик. О Янусе Гассилдоре Джоффри не смог сказать почти ничего, кроме того, что граф — чистокровный коловианец без примеси меретической крови — успешно правит городом и графством очень давно и почти не появляется на людях, непосредственно общаясь только с несколькими доверенными людьми, в число которых его агенту попасть не удалось. Более того, граф Янус этого агента обнаружил и передал через него письмо грандмастеру с просьбой не лезть в его личную жизнь и с четким обозначением своей политической позиции, как сторонника правящей императорской династии. Агента он, кстати, никаким репрессиям не подвергал, более того, оставил на прежней должности при замке. Вряд ли из человеколюбия, скорее, здраво рассудив, что известный шпион лучше неизвестного да и связь с такой организацией, как Клинки, не помешает. Загадочный человек. Если судьба сведет наши пути, нужно быть с ним очень осторожным.

Граф Индарис удостоился не слишком лестной оценки — и как правитель, и как семьянин. В отличие от большинства, Джоффри достоверно знал, что Андел Индарис свою супругу не убивал, более того, действительно любил её... однако это не мешало ему задирать каждую встретившуюся на пути юбку, если её обладательница была хотя бы симпатична на вид и не слишком несговорчива — расовых предубеждений граф, судя по всему, не имел. А о процветающей в Чейдинхолле коррупции и преступности я слышал сам, когда искал святилище Азуры. Не говоря уже о том, что с некоторыми её проявлениями даже столкнулся.

Правитель Бравила Регулус Терентиус удостоился короткой неодобрительной характеристики "пьяница и бабник", а вот супругам Каро грандмастер уделил намного больше внимания: граф Мариус — болезненный, слабовольный и несколько недалекий человек, решения за которого, по большей части принимала его жена — Алессия Каро, в девичестве Валга: особа нервная, подозрительная, хотя и подверженная сторонним влияниям, в частности, некоей Хлидары Мотрил, и склонная к коварству и жестокости. Я невольно поежился, услышав, что тайная комната пыток в замке Лейавин действительно есть и графиня регулярно в ней бывает. В замке принято считать, что граф Мариус использует её для допроса шпионов из Чернотопья, но на самом деле никаких допросов там не ведется, а попадают туда не только аргониане. Мне тут же вспомнилось, как госпожа Каро с жаром в голосе и огнем в очах призывала "добрых" людей жечь, резать и всячески изничтожать "негодяев". Её доверенную компаньонку Хлидару Мотрил я тоже вспомнил — немолодая, во всяком случае, заметно старше графини Каро, женщина из имперцев, но с заметной примесью альтмерской крови. Правда, выразилось это разве что в цвете кожи и особенностях черт лица, в частности ширине и форме скул и нижней челюсти, что, к сожалению, не прибавило Хлидаре красоты. Именно она увела Алессию Каро из столовой, когда та попала под действие заклятия Сангвина. Что ж, будем надеяться, что ни она, ни сама графиня, в случае, если нам придется снова встретиться, меня не узнают.

Канцлер Окато... Боевой маг, сменивший на этом посту печально известного Джагара Тарна. Временный правитель и глава Совета Старейшин до появления наследника Драконьего трона. Умен, хитер, непревзойденный дипломат и искусный политик. Многие значимые решения последних лет, принесшие Империи несомненную пользу, инициировались именно им.

Джоффри вздохнул и произнес:

— Но вряд ли мы получим от него помощь, даже если попросим о ней. В последнее время действия канцлера я нахожу... скажем так, озадачивающими.

В ответ на вопросительный взгляд Мартина, он указал на свой письменный стол. Я не стал уточнять, что он имел в виду — если бы меня это касалось, Джоффри не стал бы умалчивать. А лезть в большую политику по собственной инициативе? Нет уж, благодарю покорно — у меня и без того немалые шансы попасть в анналы истории Тамриэля. Так что с политикой пусть Мартин разбирается — ему, в конце концов, по статусу положено. А я, когда это все закончится, разгоню нежить в анвильском особняке, приведу его в приличный вид и целыми днями буду заниматься алхимией. А вечерами шляться по набережной и глазеть на закат. Может, даже женюсь. Когда-нибудь. Очень не скоро.

— Но, — продолжил Джоффри, выдернув меня из грёз о будущем, — попытаться мы все же обязаны. Ксарес, доставить сообщение канцлеру должен будешь ты. Ты Клинок — одно это даст тебе допуск во дворец, туда, куда запрещено входить обычным посетителям. Но еще ты герой Кватча. Не кривись, я знаю, что ты не любишь свою славу, но это один из случаев, когда она может неплохо помочь тебе — несколько развязанных языков тут, пара открытых дверей там... добрая слава никогда не бывает лишней. Учись ею пользоваться, мальчик.

Столица встретила меня жарой и духотой. И если первое после ненавистных северных холодов я только приветствовал, то дышать влажным от испарений воздухом, вобравшим в себя к тому же амбре большого города, было не слишком приятно.

Поколебавшись, идти ли во дворец в таком виде или сначала зайти к Лютеру и привести себя в порядок, я остановился на третьем варианте — в пансион Лютера я все же зашел, но надолго там задерживаться не стал, ограничившись тем, что снял комнату и бросил там свои вещи. С собой взял только письмо для канцлера от Джоффри и документы, специально для этого случая выписанные им для меня: то, что я Клинок, на лбу у меня не написано. А с тех пор, как я оставил в Храме Повелителя Туч "Северный Ветер" и полученную при принятии в Орден именную катану, определить мою принадлежность к Клинкам хотя бы по оружию стало невозможно.

Дворцовый стражник, к которому я, за неимением других вариантов, подошел, чтобы обратиться с вопросами, как назло, немедленно признал во мне "героя Кватча". Я с некоторым усилием сдержал гримасу неудовольствия и всерьез задумался над тем, чтобы найти мага-зачарователя и заказать ему кольцо или амулет с самым сильным маскировочным заклятьем, которое он сумеет наложить — незнакомцы, узнающие меня на улицах, начали несколько напрягать, поскольку явно считали своим долгом сообщить о моем "героизме" всему Нирну. Во всю глотку, то есть. А если учесть, что отнюдь не все из них были настроены по отношению ко мне благожелательно... в общем, от какой-нибудь штуки, вроде кирасы Клода Марика, осколки которой остались в тронном зале Неналаты, я бы совсем не отказался.

— Я так рад видеть тебя, гражданин, — вещал тем временем стражник. — Да-да, я знаю, кто ты — живая легенда в этих краях!

Чесночное амбре из его рта просто валило с ног. Но мне позарез нужна была информация, как добраться до канцлера, поэтому приходилось улыбаться и терпеть. Терпения, впрочем, хватило совсем ненадолго, и я попросту задержал дыхание.

— Впрочем, любой гражданин нашедший время для разговора со скромным солдатом Имперского Легиона... — это он о себе, что ли? — ...заслуживает, на мой взгляд, уважения и должен быть выслушан.

"Уф-ф, я, конечно, очень рад и все такое, но, мужик, ты не мог бы дышать в другую сторону?" — раздраженно подумал я, чувствуя, что, если буду задерживать дыхание еще сколько-то времени, то, как какая-нибудь девица, свалюсь в позорный обморок прямо на дворцовые ступеньки.

Вслух же, стараясь не уподобляться вытащенной из воды рыбине, я произнес совсем иное:

— Благодарю за участие и надеюсь, вы сможете мне помочь. Дело в том, что мне необходимо встретиться с канцлером Ока...

— Канцлер Окато не принимает посетителей, — перебил он меня, вытягиваясь в струну и устремив мгновенно ставший оловянным взгляд куда-то поверх моей головы.

Второй стражник, до этого с явным любопытством прислушивавшийся к нашей беседе, в точности копировал его позу. Одна-а-ако...

— Э-э... а в дворец-то войти можно? — озадаченно поинтересовался я, подобрав отвисшую челюсть и гадая над причинами такой резкой перемены в поведении.

Выслушав в ответ безэмоциональный, явно заученный текст о том, что для посещений открыты только первые два этажа, я подумал, что найти кого-нибудь более осведомленного внутри будет проще, и шагнул к массивным двойным дверям.

Так оно и оказалось. Во всяком случае, стражники, когда я к ним обратился с тем же вопросом, не превратились в упакованных в золочёные латы деревянных болванчиков. Нет, поначалу мне было сказано то же самое, что и снаружи, но в более... живом пересказе и — что меня немало порадовало — без опознания меня, как местной "живой легенды". Пришлось демонстрировать выписанные Джоффри документы...

Стражник вдруг резко сжал пальцы, сминая пергамент, и неприязненно уставился на меня. Только тогда я с запозданием вспомнил, что именно Клинков легионеры винят в гибели прежнего Императора. А дворцовая стража — подразделение Легиона, хотя и элитное. Иначе говоря, те же легионеры, только в других доспехах.

Подтверждение моей догадки не заставило себя ждать.

— Орден Клинков, значит, — тяжело уронил легионер. — Тех самых, которым была доверена жизнь нашего повелителя. Тех самых Клинков, которые... подвели нас.

Доказывать, что старик умер вовсе не от кинжала убийцы, я не стал, как не делал этого и раньше, несмотря на то, что мог поведать неизвестные большинству подробности. Этому легионеру неинтересно знать, что Клинки, в попытке выполнить свой долг, полегли почти все. Он не слышал, какое отчаяние звучало в голосе Бауруса, когда мы — пусть я тогда почти ничего не понимал и упорно не признавал себя частью происходящего — попали в ловушку. Не разговаривал с тем же Баурусом, слушая его тусклый голос, безэмоционально рассказывающий о том, что предшествовало нашему с ним знакомству, когда он, по просьбе Мартина, сидел у моей постели после того, как сам Мартин, вымотанный борьбой за мой рассудок с магией "Мистериума Ксаркса", добрел до соседней кровати и вырубился, едва коснувшись головой подушки. И я не собирался ему ничего из этого рассказывать, с невозмутимым видом забрав свои документы и пряча их в карман. Людям не нужна правда, им нужна та версия событий, которая для них наиболее удобна. Простой народ обвиняет в гибели Императора и его наследников Имперскую Стражу, а те, в свою очередь, ищут, кто в случившемся виноватее их. Только и всего.