Причем злорадство явно адресовалось тем самым "сородичам из других кланов".
Что до Кровавой печати — да, удалось. И не только в Кватче. Я, кстати, вспомнил, что по этому поводу высказал один из его сородичей, раздавая указания. Ганон, которого упомянул Катутет, по словам того валкиназа "слишком увлекся дележом рабов и трофеев". Надо полагать, стоящий в трех шагах от меня кинрив принимал участие в том дележе. И наверняка не обрадовался, когда Сигил, или как он его назвал "камень Печати" был вынут и врата неожиданно схлопнулись.
— Но довольно. Зачем ты здесь?
— Ищу Манкара Каморана. Я собираюсь убить его, — я с вызовом уставился на него, словно невзначай положив левую ладонь на рукоять Умбры.
Причина откровенности была проста — у меня имелось большое подозрение, что дремора и так знает, зачем я здесь. А если и не знает...
Однако Катутет, вместо того, чтобы броситься в драку, усмехнулся:
— Ты мне нравишься, данмер, — с ясно различимым одобрением в голосе произнес он. — Ты говоришь открыто, как если бы ты был киназ. Я рад, что не убил тебя сразу.
Ну, это бы еще кто кого, кинрив... Я отправил на перерождение достаточно твоих сородичей, чтобы быть уверенным в своих силах. Хотя справиться с тобой было бы очень нелегко.
И тут меня осенило:
— Похоже, ты чего-то хочешь. Так чего же?
— Я оказался в долгу у тебя, — заявил дремора.
Что?! Я удивился так, что едва не сел прямо там, где стоял, от неожиданности заявления решив, что это такая шутка. Но кинрив не шутил.
— Положение, в котором я оказался, меня не устраивает. Честь обязывает меня вернуть тебе этот долг... если ты этого хочешь.
Я промолчал, ожидая продолжения.
— Из Дикого Сада есть только один путь. Этот путь охраняю я. И чтобы отплатить за оказанную тобой услугу, я предлагаю тебе ключ от этого пути. Но если ты откажешься принять дар от врага... — Катутет смерил меня взглядом, — ты можешь доказать свое мужество, сразившись со мной в бою. Давая тебе этот выбор — принять дар или принять бой, я искупаю свой долг перед тобой.
Дремора замолчал. А я задумался. С одной стороны, оставлять за спиной такого сильного врага было не слишком... мудрым решением. С другой — силы еще могут мне понадобиться, а бой с кинривом обещает быть очень нелегким: в отличие от большинства его сородичей, с которыми мне приходилось сталкиваться за вратами Обливиона, Катутет приблизительно знает, чего от меня ждать. И достаточно умен, чтобы не позволить себе меня недооценивать.
Кстати, за что же все-таки он мог мне задолжать? Вряд ли мне понравится то, что он мне скажет.
— Ты упоминал некую услугу, оказанную тебе мной, — медленно проговорил я, чтобы не затягивать молчание. — Что это было?
— Я слежу за порядком в Диком Саду, — ответил дремора. — Рабы Каморана, что топчутся здесь, испытывают себя в непрерывных сражениях. По крайней мере, таков был план... — чуть тише добавил он. — Но, не будучи истинными бессмертными, они лишены чести и мужества и страшатся сражений.
Вот оно как... Получается, что я все-таки дурак — запертые здесь дагонопоклонники должны не по кустам прятаться, а закалять свой дух в бесконечных битвах. Для этого-то и была им дана возможность раз за разом возвращаться к жизни. Вопрос в том, кому все-таки вручаются Наручи — отчаянным смельчакам, сумевшим преодолеть страх смерти, или безнадежным трусам, от которых надо избавиться?
— Несмертным, обитающим здесь, — продолжил Катутет, — при помощи низкой уловки удалось пленить одного из моих слуг — ксивилаи Анаксеса — и запереть его в пещере, нарушив тем самым установленный порядок. Хотя, — неодобрительно добавил он, — следует признать, что Анаксес своими действиями заслужил это унижение.
Ах, это... Я тихо выдохнул, скрывая облегчение — о том, что я выпустил ксивилаи, пусть и случайно, я не сожалел. Но мне почти интересно, что же такое он вытворял, если дремора, для которого жестокость по отношению к смертным естественна, так откровенно не одобряет его действий? Хотя мне уже начинает казаться, что Катутет, в сравнении с остальными его сородичами, за которыми мне довелось понаблюдать, неплохой малый... Для дремора, разумеется. И достоин уважения.
— Но, хотя я и считаю унижение Анаксеса уместным для него наказанием, это было необходимо прекратить — его позор затрагивал и меня. Ты избавил меня от нужды заниматься столь ничтожной проблемой лично. Анаксес освобожден, а порядок в Диком Саду, нарушенный несмертными, пленившими его, восстановлен. Но моя честь — еще нет. Ты сказал, что ищешь Манкара Каморана. Но из Дикого Сада можно выйти только через Запретный Грот. Однако в него нельзя войти без ключа. Этот ключ — Наручи Избранных и, как я уже говорил, я предлагаю его тебе. Теперь ответь мне — ты примешь от меня дар? Или ты желаешь сразиться со мной в бою?
Когда я искал сведения о дэйдра вообще и о дремора в частности, книготорговец Финтиас вручил мне впридачу к сочинению Арани Дретана еще одну книжку. "Дух дэйдра" — тоненький томик, содержимое которого уместилось бы на трех-четырех недлинных свитках. Мне еще показался забавным комментарий, которым книготорговец сопроводил эту книжицу — "некоторых юных барышень, склонных романтизировать зло, надо заставлять заучивать эту книгу наизусть... ну, или хотя бы её отдельные места". Позднее я понял, что он имел в виду, и комментарий уже не казался мне таким уж смешным. Но, хотя я и не был девушкой и уж точно не был склонен "романтизировать зло", содержание книги я постарался запомнить как можно лучше. По крайней мере, мотивы Катутета, терпеливо дожидающегося моего ответа на свое предложение, я понимал немного лучше.
— Ты достойный враг, кинрив Катутет, — приняв решение, заговорил я, невольно копируя его манеру изъясняться. — Мне не зазорно будет принять от тебя дар и освободить от долга.
Кинрив смерил меня долгим внимательным взглядом.
— Это не трусость... — пробормотал, наконец, он. — Ты говоришь именно то, что думаешь. Я принимаю твой выбор.
И добавил:
— Следуй за мной. Я укажу тебе выход из Дикого Сада и отдам Наручи. И тогда мой долг будет выплачен.
Что ж... Зная прямоту дремора, мне вряд ли что-то угрожает. Иначе он вообще не затевал бы этот разговор. Так почему бы не воспользоваться щедрым предложением, пусть и исходящим от врага?
Входом в Запретный Грот оказалась вовсе не та темная дыра, которую я видел. Дыра была входом в затопленную промоину в подножии горы. Бредя по пояс в воде за Катутетом, я тут и там замечал розоватые пятна аур притаившихся людей.
— Ты? — тонко взвизгнул очередной дагонопоклонник, старый, немногим моложе покойного Императора бретон с глазами навыкате, внезапно выскочив передо мной из очередной темной ниши в стене. — Что ты тут делаешь? Тебя не должно быть здесь! — проорал он мне прямо в лицо.
Я отшатнулся, брезгливо стирая с лица брызги слюны.
— Да ну?
— Но ничего... ничего, — уже тише забормотал он, не отрывая от меня откровенно ненавидящего взгляда. — Мастер скоро разберется с тобой. Тебе не остановить его и Владыку Дагона. Ты опоздал, — бретон тоненько и мерзко захихикал, — слышишь, ублюдочный пес последнего Септима, ты опоздал. Скоро Владыка Дагон ступит на Тамриэль, и мы вернемся вместе с ним. Мастер велик! Он разберется с тобой! — завизжал так, что с потолка посыпалась какая-то мелкая дрянь, бретон. — Он...
Культист вдруг осекся и вздрогнул всем телом, выпучив глаза. Из открытого рта с клёкотом плеснулась темная кровь.
— Заткнись, — уронил Катутет, выдергивая из спины заваливающегося бретона кинжал.
Слизнул кровь с лезвия и задумчиво уставился на меня. Потом повернулся и неторопливо двинулся дальше.
— Он оскорблял тебя. Почему ты не убил его сразу? — пряча, наконец, очищенное таким своеобразным способом от крови оружие в ножны, спросил, наконец, он.
— А зачем? — удивился я. — Он фанатик и дурак...
Потом сообразил, что дремора такую позицию не поймет. Ему нужны пояснения, более близкие его пониманию.
— Ты убил его самого. А я собираюсь убить их Мастера. Навсегда. Без возможности воскрешения. Это причинило бы ему намного больше боли. Возможно, даже сломало бы его, — аккуратно подбирая слова, сказал я.
— Почему?
— Твой народ служит Дагону. Ваше служение в обмен на его защиту, так? — припомнил я отрывок из книги "Дух дэйдра".
— Продолжай.
— Что бы ты ощутил, внезапно узнав, что твой повелитель оказался слишком слаб, чтобы защитить даже самого себя?
— Этого не будет! — Катутет резко остановился и развернулся, прожигая меня горящим яростью взглядом с высоты своего роста. — Владыка силен и...
Он внезапно осекся и медленно кивнул:
— Я понял тебя. Заставить страдать не плоть, но дух... хм. Лишить опоры и смысла... Такая жестокость и впрямь... — кинрив не договорил, погрузившись в свои мысли.
Потом, словно очнувшись, вперился в меня:
— Но хватит ли тебе силы победить Манкара Каморана?
— Увидим, — пожал плечами я. — Если противник сильнее, это не повод отказываться от схватки, разве нет?
— Верно, — снова кивнул дремора, — кажется, я понимаю, почему тебе раз за разом удавалось победить моих сородичей. Они недооценивали тебя, данмер. Смертный по рождению, ты мыслишь, как киназ... в отличие от этих, — он небрежно махнул рукой в сторону прячущихся в сумраке культистов. — В этом твоя сила.
Я помолчал, не зная, как реагировать на это высказывание. С точки зрения Катутета это был комплимент, однако дремора ошибался в своей оценке — их мышление было мне чуждо. Но переубеждать его... зачем? Чтобы нарушить то хрупкое перемирие, которое волей случая между нами установилось? Поэтому я чуть склонил голову, демонстрируя благодарность за столь высокую оценку.
Удовлетворенный моей реакцией, кинрив огляделся и двинулся дальше:
— Идем. Мы почти на месте.
Дверь в Запретный Грот не заметить было сложно — символы, густо покрывавшие её поверхность, испускали тусклое неприятно-оранжевое свечение, видимое издалека. Вручая мне обещанные Наручи — массивные, похожие на кандальные браслеты, покрытые сложной вязью дэйдрических глифов — Катутет счел нужным предупредить:
— Дверь не откроется, пока они не будут надеты. Кроме того, никто не может покинуть Запретный Грот. И ты не сможешь.
Стаскивая с рук перчатки, я кивком поблагодарил его за предупреждение, предпочтя проигнорировать едва уловимую насмешку в последней фразе. Не смогу и не надо.
— И еще одно, — остановил он меня, когда перчатки отправились в заплечную сумку, а защёлкнувшиеся на моих запястьях браслеты Наручей засветились тускло-багровым сиянием, открывая заветную дверь, — честь и гордость заставляют меня предупредить тебя: за порядком в Запретном Гроте следит мой сородич по имени Ортэ...
Я внимательно смотрел на него, ожидая продолжения.
— Он был Хранителем Сигила в башне Ганона.
____________________________________________________________________________________________________
1 — дортуар - спальное помещение в средневековых монастырях для послушников или просто общая спальня для учеников в закрытых школах. В отличие от дормитория, оборудован кроватями.
2 — цитата: Ульфрик Буревестник, TES-V: Skyrim.
3 — TES-V: Skyrim, часть основной сюжетной линии
4 — авторский произвол в чистом виде, ибо ранг Катутета нигде не указан. Но присвоение Катутету именно этого ранга представляется мне логичным, поскольку кинрив по версии разработчиков — это нечто среднее между младшей руководящей и полицейской должностью. То есть, именно то, чем он занимается в Диком Саду.
Запретный Грот и Карак Агайалор.
"Проклятый нелюдь... да чтоб у него рога отвалились! Чтоб его в базарный день десять дохлых каджитов посреди рыночной площади ... в ... и в ... и ещё ... им ... заставили!" — первое, что я подумал, когда до меня дошло сказанное Катутетом перед тем, как дверь Запретного Грота закрылась, отрезав возможность вернуться в Дикий Сад.
Потом я немного остыл и задумался. Какие бы цели кинрив ни преследовал, сообщая мне эти сведения в последний момент, сказанное мне на руку. Я, конечно, не уверен, что этот самый Ортэ при встрече вспомнит мою физиономию, но учитывать такую возможность стоит. Я его рожу, к примеру, не помню совершенно, хотя в памятную встречу за вратами Обливиона в Кватче и он, и я имели возможность разглядеть один другого во всей красе, покуда он в подробностях расписывал, что будет делать с моим трупом. Или не трупом, если мне не повезёт умереть сразу. Перспектива, кстати, мне не понравилась настолько, что я сам его прикончил, даром, что вояка из меня тогда был аховый. Но и он меня тогда крепко отделал — большую часть ран, с которыми позднее пришлось возиться Мартину, я получил именно в схватке с Хранителем Сигила. Теперь он в Раю Манкара Каморана, присматривает за порядком в Запретном Гроте. Даже немного любопытно — это в наказание за оплошность или тут другая причина? Хотя, наверное, все же наказание — тому же Катутету в Диком Саду откровенно скучно.
Как мало ты понимаешь... Ты не можешь остановить Владыку Дагона...
Я осторожно огляделся — не хотелось бы, чтобы меня застали врасплох. И вытер выступивший на лбу и висках пот — в Запретном Гроте было совсем не прохладно. По крайней мере, в том длинном, как кишка, сумрачном тоннеле, в котором я оказался. И запах... раскалённый камень, плавящийся металл, горящая плоть... сухой горячий воздух... и низкий ровный гул, от которого едва заметно подрагивает пол под ногами, а по загривку пробегают мурашки. Ну, конечно же... Мёртвые Земли.
Что ж, я даже не слишком удивлён — чего-то подобного я и ждал с самого начала. Красота Дикого Сада оказалась для меня куда большим сюрпризом.
Однако здесь оказалось заметно жарче, чем обычно бывало в Мёртвых Землях. Я искренне пожалел, что после похода за Великим Сигильским камнем пришлось расстаться с привычной косой. Точнее, с тем, что осталось от неё после того, как я влез на дреморский склад огневых башен. Короткие пряди липли к мокрой от пота коже и лезли в глаза. Даже не знаю, о чем я жалел больше: о том, что вообще пришлось стричься или о том, что не позволил Джене — доверить стрижку я решил именно ей, наивно понадеявшись на более развитое у женщин чувство прекрасного — оболванить мою голову накоротко, в стиле Бауруса и Ролианда. Чувство прекрасного, к слову, у возлюбленной моего приятеля-северянина... нет, не отсутствовало, но оказалось весьма своеобразным. И результат... экзекуции, именуемой стрижкой — тоже. Белизариус, увидев меня "в новом образе", ржал, как жеребец, наплевав на боль в помятых рёбрах. Правда, потом он сказал, что его развеселило выражение моей физиономии, когда я изучал своё отражение в зеркале, но я почти уверен, что лисоглазый лукавил...
Со времени Первого Утра княжества, словно драгоценные камни, сверкают на черных просторах Обливиона...
Я, уже собравшись, было двигаться дальше, решил подождать — сложно прислушиваться к звукам вокруг, когда в голове звучит чей-то голос.
