| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
ГЛАВА 10.
Да и в торговле мы все активнее применяли кодировку перфорацией, пока в виде эксперимента — перестроили помещения нескольких десятков магазинов на привычный мне лад — открытые полки с товарами и ряд касс на выходе. Для покупателя так получалось гораздо удобнее и быстрее, чем сначала пробить товар на кассе (а если его надо взвешивать — то и отстоять перед этим очередь в отдел) и затем получить его в соответствующем отделе, да не одном. И для работников торговли учет тоже упрощался. Перед кассиром была касса и панель с кнопками, обозначающими самые ходовые товары, благо что их и было-то два-три десятка, а уж выходящие за рамки этого перечня — так и быть, можно было набрать на кнопках. Кассир жал на нужную кнопку, прокручивал рукоятку кассы — и та пробивала на перфоленте товар и его сумму, заодно печатала чек и подбивала итог — последнее современные кассы и так умели.
И взвешивание мы убрали из-за прилавков почти полностью — крупы, макароны, сахар — все продавалось в фабричной фасовке из крафт-бумаги, молоко, сметана, кефир — в бутылках и банках, хотя с ними поначалу были проблемы — мы сделали банки и бутылки с заворачивающимися крышками, и народ поначалу неохотно сдавал обратно такую полезную в хозяйстве вещь, так что лишь после некоторого насыщения домов населения этой тарой она понемногу начала возвращаться в магазины. Масло также стало штучным товаром, хлеб, яйца десятками, конфеты — то же самое, Ну а сыр, мясо, колбаса, сосиски — все это было либо в уже готовых упаковках либо заранее навешивалось в подсобках магазинов, запаковывалось и заранее пробивалось на бирках — последние можно было вставлять в кассовый аппарат чтобы автоматически считать цену, да и суммы на бирках также пропечатывались.
Получалось, что перфорацией мы смогли заменить привычный мне штрих-код, разве что пока в менее удобном варианте — бирку с перфорацией надо было вставлять в считыватель, но и тут сделали поудобнее — считыватель был не встроенным жестко в сам кассовый аппарат, он был на гибком проводе, так что продавцу было удобнее подносить его к бирке, прикрепленной к товару — было помедленнее чем при работе со штрих-кодами, да и обычная набивка на кассовом аппарате была ненамного медленнее, особенно для опытного кассира, но тут главный плюс для нас был в автоматизации учета проданного товара, хотя далеко не все завмаги были этому рады, но пока все-равно работали по системе и присматривались к ней, и, по оперативным данным, уже шло обсуждение возможных лазеек — будем отлаживать систему совместными усилиями.
Да и безналичные расчеты по пластиковым карточкам — точнее — картонным — тоже неплохо легли на перфорацию. Поначалу такие карточки стали применять в столовых и магазинах предприятий и учреждений, где вероятность мухлежа была относительно небольшой, так как люди в общем-то знали друг друга. Но — все-равно мухлевали, хотя автоматизация учета, отсутствие необходимости в инкассации да и меньший объем выдаваемой людям наличности с лихвой перекрыли потери, да и мухлевщики горели чем дальше — тем больше, так как защита карточек все время повышалась. Так, уже сразу кассиры могли сверить цифры, напечатанные на карточке, с цифрами, высвечивающимися колесиками аппарата после того как он считает перфорацию — она была самой простейшей, на каждый разряд отводилась одна строка, а потому жулик вообще-то и не мог исправить пробитый номер кроме как заклеить пробитое отверстие и пробить новое — это было очень сложно и такая карта могла пройти только при согласии с продавцом либо его в это время отвлекали подельники.
Потом к такой построчной пробивке мы добавили перфорацию в двоично-десятичной кодировке, удалось даже обойтись без цифровой логики, вся перекодировка выполнялась платами с нужной разводкой и механическими считывателями с вращающимися контактами — аналогом сдвиговых регистров. В итоге не все жулики могли догадаться исправить все три блока данных, а если и могли, то не всегда получалось сделать качественно — визуально были отличия и в написании цифр, и в пробитом отверстии — новую перфорацию не так-то просто сделать похожей на уже сделанные ранее.
Затем добавилась полиэтиленовая ламинация карточек, сейчас вводилась фотография — это была не настоящая фотография в классическом смысле — с пленкой, проявкой, отпечатком на фотобумаге — нет, ее печатали сразу на картонке примерно тем же макаром, как еще с конца 19го века передавали изображения по телеграфу, только быстрее — человек садился на стул, а система механического многострочного сканирования фотоэлементами принимала его изображение и тут же передавала на печатающее устройство — оно своими иголками и выводило изображение на картонку — три прохода, полминуты — и на ней появлялось изображение 3х4 человека, по качеству чуть похуже газетного — не фонтан конечно, но общие черты передавались.
Конечно, система безналичной оплаты была пока не он-лайн, без связи с банком, поэтому оплата ограничивалась 50 рублями за раз, и если после передачи перфолент из касс в центр обработки данных оказывалось, что карта вышла в минус — начинали разбираться как так вышло. Сейчас мы подумывали сделать разные типы карт — пробивать на них лимит разовой оплаты и менять его вместе с картой по мере изменения поведения человека — часто выходит в минус — лимит уменьшить — пусть расплачивается наличкой если сможет ее достать, реже выходит в минус — лимит можно и повысить, так как человек умеет следить за своими расходами.
Зато и работа зарплатных касс на предприятиях существенно упростилась — уже не было тех огромных очередей к заветному окошку два раза в месяц, особенно там, где люди получили расчетные "картонки" — если уж надо было выпить пивка после работы — мужики сначала шли в отделение сберкассы где и снимали деньги со счета. А то и сразу в пивную, если там уже была установлена касса с приемом картонок.
Заодно вводили систему сквозного учета товаров на перфорации. Приход на склад — пробивка перфоленты приходов, выдача со склада — пробивка ленты расходов, приход в магазин, расфасовка, продажа, списание просроченного или испортившегося, возврат некачественного товара — все оформлялось пробивкой перфолент. Подсчет остатков — и снова данные шли на перфоленты. Торговля становилась прозрачной — теперь потоки были видны не по итогам плановых проверок, а практически в реальном времени, пусть системой и было охвачено пока менее трети магазинов и оптовых складов, хотя и самых крупных, да и от проверок никто не думал отказываться.
Был, конечно, и еще один профит от внедрения такой системы, для меня так самый главный — она позволяла сравнительно легко вести двойную бухгалтерию — просто первичные данные вводились в систему, и дальше начинали жить двойной жизнью — скажем, если были заведены сведения о прокопке экскаватором траншеи, то в реальную — внутреннюю — бухгалтерию эти данные и шли, а в официальную уже шли данные, пересчитанные исходя из нашего "ручного" труда землекопами — по повышенным расценкам и срокам. Соответственно, тут же можно было рассчитать сколько денег мы можем увести на накопления для жилищного строительства. И людей для этой системы требуется гораздо меньше по сравнению с ручным учетом — программисты так вообще кодировали по техзаданиям, составлявшимся в терминах "создание системы прогнозирования при различных вводных параметрах" — чтобы не возникало лишних вопросов зачем столько настроечных параметров если все можно закодировать жестко, и к секретам по сути были допущены лишь настройщики, которые собственно и задавали параметры расчетов для разных показателей, точнее даже не они, а настройщики отчетов, которые задавали — какие показатели в какие отчеты пускать, точнее — даже не они, а те, кто эти отчеты затем подписывал и выдавал в качестве итоговых. А круг таких людей был сравнительно небольшим, да и там все шло под прикрытием "расчет альтернатив". Так что о реальных делах знали пара десятков человек во всей республике, ну и пара сотен догадывались — я как мог старался держать все в тайне — и чтобы не подставлять людей, и чтобы к самому вело как можно меньше ниточек если что.
Ведь довоенная советская действительность давала много примеров как надо действовать чтобы заполучить нужные средства, и с началом войны эти возможности лишь увеличились.
Так, в 1941 и 1942 годах СНК СССР принял меры для увеличения производства товаров широкого потребления и продовольствия из местного сырья — промкооперация получила налоговые и прочие льготы, надомники, вырабатывавшие нормы, были приравнены по снабжению нормированными товарами к рабочим тех предприятий, по заказам которых они работали. То есть вовсю идет война, а советское руководство принимает меры чтобы увеличить производство ширпотреба. Для меня это было странным, но, с другой стороны, люди, которые остаются в тылу — они все так же носят одежду и умываются по утрам, спят, сидят и едят из посуды — и для всего этого нужны вещи, которые приходят в негодность, ломаются, теряются при эвакуации. Вот советское руководство и думало о таких вещах, казалось бы, совсем не связанных с идущей войной. Но — еще как связанных.
Но на всех этих льготах появлялись крысы, желающие урвать что-то для себя — все эти мастерские промартелей все больше напоминали частные предприятия, работавшие по принципу рассеянной мануфактуры. Так бывало и до войны, а с ее началом все только усугубилось, так как учет надомников и контроль за их работой почти полностью отсутствовали — просто некому было и проверять. Поэтому учет откуда поступило сырье не велся, все чаще задерживалась сдача вырученных денег в банк, неправильно оформлялись заказы. В большинстве мастерских нормы выработки оказывались занижены, сдельные расценки, напротив, завышались, в результате чего имели место значительные переплаты. Например, в промысловых артелях Ивановской области действующие — заниженные — нормы выработки надомниками перевыполнялись в 16-20 раз и более, месячная зарплата малоквалифицированных рабочих превышала 10 тысяч рублей (25 средних месячных зарплат), так как расчеты с надомниками производили бригадиры, которые произвольно определяли расценки и, соответственно, могли завышать их как угодно, получая потом деньги с предприятий или рынка — шло активное перераспределение денег — за счет завышенных расценок снижалась отчетная прибыль а следовательно и налог (все придумано до нас !), при этом многие надомники только числились работниками общих мастерских, а фактически занимались выполнением частных заказов на дому — потом произведенные ими товары шли прямиком на колхозные рынки.
Только за 1943 год (в РИ — за 1945) было выявлено более 40 тысяч кустарей, занимавшихся незаконным производством пищевых продуктов и промышленных товаров. Например, один тип, совершивший побег из мест заключения за спекуляцию, организовал в Московской области нелегальную мастерскую по производству кремней для зажигалок и спиралей к электроплитам, для чего он наладил связи с работниками заводов "Серп и Молот" и "Химкраска", у которых скупал похищенные ими с предприятий фосфор, бертолетову соль, цинковую пыль, хромированную проволоку и другие довольно дефицитные материалы, которые, вообще-то, нужны фронту — и ведь персонажа за это не расстреляли, а дали 10 лет лагерей по совокупности. А затем в пятидесятых или восьмидесятых наверняка еще и реабилитируют как "жертву" "сталинского режима" — хотя такие деятели должны становиться жертвой любого режима кроме воровского. Всего же в подпольной мастерской было изготовлено более 10 миллионов кремней и до 100 тысяч нагревательных спиралей, которые сбывались через спекулянтов, а также через магазины и торговые киоски — ведь торговым предприятиям также ставили план по обороту, и зарплата сотрудников торговли зависела от количества проданного товара и соответственно выручки, при этом был и план по ассортименту товара — при неподдержании должного уровня на магазин могли накладываться штрафы. Поэтому магазины часто закрывали глаза на происхождение товара, принимая его на реализацию от совсем уж мутных личностей. А если эти личности делились доходом с завмагами, то тут уж зажигался зеленый свет для всего.
Ну и учет всей этой вольницы был поставлен так, что грех было не воспользоваться. Так, себестоимость продукции определялась по показаниям самих кустарей и кооператоров, при этом почему-то не использовались справочные цены государственной торговли о стоимости материалов и данные об их расходе на единицу заказа. Хотя казалось бы — клади рядом две таблицы и считай — нет, проверяющим и фининспекторам было проще верить на слово тем, кого они проверяли. И далеко не всегда эта вера была безвозмездной.
В торговых точках расчет доходов вообще определялся по "методу дежурства" — проверяющий садился на пару часов в торговом зале или в мастерской и записывал кто что и за сколько купил или какие были даны или выданы заказы — из этих цифр и выводились обороты и соответственно прибыль. То есть правдоподобие цифр было ниже плинтуса — ни длительных наблюдений, ни построения зависимостей от сезона, дня недели и времени суток — ничего такого не было, а был сплошной произвол фининспекторов, которые могли повернуть суммы в любую сторону и никто их проверить уже не мог — для этого потребовались бы такие же проверяющие, которые точно так же могли допустить произвол, то есть и их по идее требовалось проверять — ну и так далее — без штрих-кодов и компьютеров тут никак.
При этом даже несмотря на такие высосанные из пальца расчеты, официально считалось, что портные получали 16-17 тысяч рублей годового дохода (то есть больше тысячи рублей ежемесячно, при средней зарплате в 400 рублей), часовщики и фотографы — 40-60 тысяч, и это только официально оформленные и работавшие "в белую". Дельцы же от фотографии зашибали миллионы. Так, по агентурному делу "Портрет" (в РИ — 1950 год) были привлечены к ответственности 76 человек, нелегально изготовивших и реализовавших фотопортретов, по неполным данным, на сумму свыше двух миллионов рублей. И ладно бы они работали по закону — так нет, чтобы не выбирать патентов и не платить налогов, они выдавали себя за фотоуполномоченных артелей и комбинатов, разъезжали по неоккупированным областям Союза, преимущественно по сельским районам (где, как мы помним, оседало немало денег от продажи продовольствия на колхозных рынках), принимали и исполняли частным порядком заказы на фотоработы, а полученные деньги просто клали в карман, так как квитанционные книжки, командировочные удостоверения и другие документы ими приобретались за взятки, то есть по ним не требовалось отчитываться. В другом деле была фотолаборатория одной из проектных организаций Москвы, где за несколько месяцев было выполнено 2 тысячи частных заказов, на что фотограф израсходовал 480 квадратных метров похищенной в лаборатории фотобумаги и таким образом наварил 200 тысяч рублей (то есть 500 зарплат).
И официальных фотографов переплюнули официальные же производители леденцов, которые имели официальный же доход до 70 тысяч рублей в месяц (не в год !), а неофициальный, понятное дело, еще больше, а неофициальные продавцы зашибали еще больше неофициального дохода официальных производителей. Сколько там было в реальности — неизвестно, но явно больше. И это все — в военное время. Неудивительно, что Хрущев в итоге прикрыл все эти лавочки. Ведь еще в 1929 году в Уголовный кодекс была внесена статья, предусматривавшая ответственность за учреждение и руководство деятельностью лжекооперативов, то есть организаций, которые "прикрывались кооперативными формами в целях использования льгот и преимуществ, предоставленных кооперации"; в действительности же они являлись предприятиями "частнопредпринимательскими и преследовали интересы капиталистических элементов, имеющих преобладающее влияние в их составе" — то есть такой предприниматель давал кустарям оборудование и материалы, добытые непонятно какими способами, затем собирал заказы и продавал их также непонятно где и за сколько. Это при том, что вообще-то кустари не имели права делать товары на заказ и затем продавать их на рынке — они могли работать только по заказам конкретных граждан, удовлетворяя их конкретные потребности, для чего собственно и создавалась кустарная промышленность — обратился какой-нибудь гражданин с заказом — работаем, а не обратился — значит и потребности нет, значит и не работаем. А уж если хочешь создавать товары на продажу без предварительного заказа — пожалуйста, объединяйся в кооператив с такими же кустарями — и производи массовый ширпотреб сколько угодно, сдавай его в кооперативную или госторговлю (но не торгуй сам — тебе некогда, работать надо — и не сдавай спекулянту !). И сырье для этого было — давальческое от крестьян или отходы производств, да и местные руднички можно было разрабатывать — да, из такого уже не так-то просто сделать полезные вещи, но раз ты назвался предпринимателем, так придумай, как можно на этом работать, а не можешь придумать — так и не лезь в предприниматели, никакой ты не предприниматель — шуруй на фабрику и там и шей из нормального сырья, раз из другого не умеешь. Но — нет, дельцы все старались получить нормальное, качественное сырье с госпредприятий — за взятки отдельным лицам, которые потом списывали его в потери, в результате (не только поэтому, но и поэтому тоже) госпроизводства страдали от недостатка сырья, срывали планы по выпуску продукции, ее не хватало, возникал дефицит, и потому цены на рынках и были высокими, за счет чего дельцы, урвавшие народного добра, набивали себе карманы. В итоге это желание части людей урвать побольше за счет остальных и обернулось при Хрущеве закрытием всех этих лавочек, причем даже тех, кто старался работать по законам — партийные органы, окончательно подмяв советы, в итоге так и не смогли наладить их нормальную работу, поэтому решили проблему как не слишком умные но имеющие большую власть люди, то есть как Александр Македонский с Гордиевым узлом — разруби его обычный воин или крестьянин, того бы хорошенько взгрели за порчу имущества, а царь в той же ситуации — "херой".
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
