Стоп-стоп, а почему нас так ни разу и не остановили?
За две недели весть о сбежавшем из тюрьмы преступнике должна была распространиться на весь Сиродиил вместе с его, то есть моим, подробным описанием. И если в первые дни отсутствие внимания ко мне со стороны патрульных легионеров худо-бедно можно было списать на то, что приказ ещё не дошёл до частей, расквартированных за пределами столицы, то, что им помешало потом? Если вспомнить, что рассказывал Мартин за время нашего путешествия, то, как правило, после смерти Императора и до коронации его преемника Империей управляет Совет Старейшин. То есть, предположительно, имеется более или менее отлаженный правительственный механизм. Но ни один встреченный нами легионер не поинтересовался моей персоной. Так в чем же дело?
Меня засунули в тюрьму по ошибке? В это верится с трудом.
Амнистировали? В такое вообще не верится. Да и на каком бы основании?
Забыли в суете последних событий? Версия не менее бредовая, чем предыдущая. Должны остаться мои личные вещи — не голым же я был... Да и документы о причине задержания или, возможно, уже готовое решение суда... что-то, но должно было остаться.
Спросить у Джоффри, что ему удалось узнать?
Беседовать с главой Клинков не хотелось по нескольким причинам. Во-первых, уязвлённое самолюбие, смешанное со стыдом — в памяти свежо было воспоминание о том, как я опозорился в нашу первую встречу. Думаю, можно понять, почему я не горел желанием с ним встречаться. Во-вторых, я не без оснований полагал, что меня вежливо, но твёрдо попросят... куда-нибудь подальше. Я ведь свою задачу уже выполнил. Так что придётся рискнуть и попробовать осторожно выяснить все самостоятельно. Или не рисковать вовсе.
Мартин. Я покосился на крепко спящего священника. Впрочем, он вряд ли проснулся бы, даже если бы я пялился на него в упор — сейчас, когда он спал, было особенно заметно, насколько он вымотан. Люди такие хрупкие... хоть и оказываются иногда крепче самой лучшей стали. Уйти не попрощавшись, будет, по меньшей мере, скотством, но... иначе не получится. Придётся будить, объяснять причины... Джоффри все утром ему объяснит. Ни к чему будущему Императору дружба с беглым заключённым, неизвестно, за какие злодеяния за решётку упрятанным.
Оглянувшись ещё раз, чтобы убедиться, что он по-прежнему крепко спит, я аккуратно приоткрыл окно. Хорошо смазанные петли повернулись практически бесшумно, и я перевёл дух. Поднял собранную заплечную сумку и выбросил её на улицу, прислушавшись к негромкому, как я и рассчитывал, шуму падения, после чего так же аккуратно закрыл окно. Теперь осталось спуститься и выйти, якобы по нужде, подобрать сумку и покинуть гостеприимный приорат.
Я успел взяться за ручку входной двери, когда сзади в темноте раздался негромкий голос:
— Уже уходишь?
Не поворачиваясь, я поинтересовался:
— Я настолько предсказуем?
— Нет, — хмыкнул невидимый Джоффри, — скорее, это я настолько проницателен.
Скромно, ничего не скажешь. Я все-таки повернулся, но ничего не увидел — выбрав для побега самое тёмное время ночи, когда и Мессер, и Секунда скрываются за горизонтом, а до рассвета ещё не скоро, я никак не ожидал, что моя хитрость обернётся против меня.
— Присядь, — предложил он, — ах, да... ты же не видишь в темноте.
— Откуда вы знаете? — не выдержал я.
— Что? Эту особенность твоей расы? От агентов с твоей родины, если тебе интересно. Клинки это ведь не только телохранители. Клинки — это глаза, уши и, если можно так выразиться, пальцы Императора во всех провинциях Тамриэля. Все, что знают мои агенты, знаю и я, как глава Ордена. В том числе и то, что тёмные эльфы на самом деле в темноте слепы, как новорождённые котята.
Кто такие котята, я не знал, хотя на ум сразу пришли каджиты. Но я не слишком осведомлен, какими они появляются на свет, да это и не имело значения. Он был прав — имея превосходное сумеречное зрение, в полной или почти полной темноте данмеры могли полагаться только на слух и осязание. Ну, в некоторых случаях, ещё и на нюх. Это я проверил на собственном опыте, ещё в катакомбах под имперской тюрьмой. Зелья "ночного глаза" в Вварденфелле были одним из самых продаваемых товаров у алхимиков, почти наравне с целительными и восстанавливающими магию. По крайней мере, их почти всегда раскупали сразу, даже плохо сваренные, добавлявшие к нужному эффекту какое-нибудь отравление.
Осторожно двигаясь на голос — притворяться зрячим смысла не было, эту слабость данмеров я, к сожалению, унаследовал в полной мере — я споткнулся обо что-то, что после ощупывания оказалось табуретом, и сел. Джоффри мои действия никак не прокомментировал.
— Заклинание? — рискнул полюбопытствовать я.
— Зелье. Правда, — старый монах вздохнул, — если бы ты ещё немного выждал после того, как выбросил из окна свои вещи, твой — будем называть это побегом — вполне удался бы. Ты двигаешься уверенно и почти бесшумно, и достаточно ловок, чтобы не сносить предметы даже в кромешной темноте, а это был единственный оставшийся у меня флакон. И его действие уже почти прошло, так что можешь не опасаться, что я увижу, как ты корчишь мне рожи, — в последних словах было слышно, что он улыбается.
Я, не выдержав, фыркнул.
— В мыслях не держал. Корчить рожи кому-то, кто в темноте даже без зелья видит лучше, чем я? Может, я и не слишком умён, но не до такой же степени!
— Я бы не назвал тебя "не слишком умным", — неожиданно серьёзно произнёс вдруг Джоффри. — То, что ты ещё слишком молод и неопытен, ещё не делает тебя глупее. Да, фактическая разница в возрасте между нами невелика, но вот разница в опыте... Вы, эльфы, стареете медленно, но и взрослеете тоже. К тому моменту, когда вы только начинаете познавать мир, мы, люди, уже готовимся с ним проститься. К чему я это рассказываю? К тому, чтобы ты не расстраивался от того, что снова не сумел перехитрить старого лиса. Хотя в этот раз ты был близок к успеху — я не рассчитывал, что ты решишься действовать в это время ночи.
— Но всё же ожидали, что я поступлю именно так.
— Ожидал. Когда после ужина ты не подошёл ко мне поинтересоваться, что мне удалось выяснить о тебе, я поначалу списал это на утомление и юношескую стеснительность и посчитал, что можно будет поговорить и утром. Много позже до меня дошло, что я имею дело не с человеческим юношей, а с молодым эльфом, да ещё и данмером. Данмером, который однажды, не умея просить о помощи, уже попытался схитрить, и который наверняка успел надумать себе сотню причин для того, чтобы тихо исчезнуть. Поэтому я решил перестраховаться. Как видишь, это себя оправдало.
Я промолчал, радуясь, что в темноте не видно моего горящего от стыда лица. Да и что я мог сказать? Меня снова просчитали и переиграли. Вопрос в том, зачем ему это нужно? Не для того же, чтобы ещё раз щёлкнуть меня по носу? В тот раз я на это сам напросился, но сейчас у него для этого нет повода. Так зачем же тогда?..
— Впрочем, хватит об этом. Коль скоро мы оба не спим и вряд ли уснём в ближайшее время...
Я уж точно.
— ... я хотел бы немного расспросить тебя о Мартине. Сам понимаешь, у меня не было возможности узнать его. А между вами, как мне показалось, возникло... что-то вроде дружбы.
И почему мне не нравится, как это прозвучало? Похоже, я становлюсь мнительным, как девица на выданье. Вряд ли в словах главы Ордена был какой-то непристойный подтекст. Хотя даже без этого звучит нехорошо. Если на минуту предположить, что Мартин действительно мой друг, то... мой рассказ будет смахивать на предательство. С другой стороны, просьба Джоффри вполне обоснована, он вправе знать, кого ему предстоит посадить на Драконий Трон. И к тому же именно он был доверенным лицом покойного Императора. Вот и думай тут, как поступить.
Правильно расценив мою заминку, Джоффри произнёс:
— Впрочем, я не настаиваю. В конце концов, в Храм Повелителя Туч я поеду вместе с вами и всё увижу своими глазами.
Что-о?!
Какой Храм Повелителя Туч? Мы так не договаривались!
— Надеюсь, ты не оставишь Мартина одного? Сейчас ему будет трудно, и хорошо было бы, если б рядом находился кто-то, кого он хоть немного знает. К тому же дорога до Храма может быть небезопасна...
Да чтоб ему со скампом поцеловаться!
Я проглотил просящийся на язык гневный вопль. Шалка вам в штаны! Я никому ничего больше не должен! Так почему же я ощущаю ответственность за жизнь этого дэйдрова священника?
Осознание было внезапным: потому что я не довёл дело до завершения. Ещё тогда, в кватчском соборе Акатоша, я обещал отвести его в безопасное место. В тот момент таким местом мне представлялся Вейнон. Но теперь в приорате небезопасно. И если я все-таки уйду, как собирался, а его по дороге в этот Храм убьют...
— Нет, разумеется. Не оставлю.
— Вот и славно, — подытожил Джоффри. — Утром мы выезжаем, но до рассвета ещё далеко. Стоит использовать это время с толком.
Я, подавив вздох, встал и вышел за сумкой с вещами. Раз незаметно уйти не удалось, нечего им сыреть, если под утро опустится туман. И почему мне кажется, что на уме у монаха что-то ещё, чего я не знаю?
На завтрак меня растолкал отчаянно зевающий Мартин. Несмотря на то, что священник продрых всю ночь, было очевидно, что он совершенно не выспался. Я тоже, но только потому, что почти до рассвета не спал — сначала готовясь уйти, потом выясняя отношения с главой Клинков. Поэтому сейчас чувствовал себя не лучшим образом. А ведь нам ещё предстоит несколько суток дороги, зевая так, что челюсть явственно затрещала, в полусне подумал я. На север. Почти на границу со Скайримом, населённым нордами...
К нордам?!
При мысли о том, что мне придётся столкнуться с северянами лицом к лицу, я окончательно проснулся и резко сел на постели.
— Ты чего? — обернулся аккуратно застилающий своё ложе Мартин.
— Мы едем к нордам, — пробормотал я. — К северным, сожри их дэйдра, разбойникам...
— И? — не дождавшись объяснений, напомнил он о себе.
— Матиус, по его словам, служивший в молодости неподалёку от Альд'Руна и успевший там насмотреться на данмеров, что называется, во всех видах, сходу признал во мне выходца из Дома Редоран. Как он выразился — "знакомые повадки". А северяне, как бы я к ним не относился, не идиоты. Учитывая, что чуть не со времён Исграмора норды пытаются отхватить себе кусок земель Ресдайна, — задумавшись, я не заметил, как назвал родину привычным именем, — причём кусок, принадлежащий Дому Редоран...
— Мы не в Морровинде, — заметил Мартин. — И не в Скайриме.
— Думаешь, это помешает какому-нибудь белобрысому детине, из которого получилось бы два тебя, с гуаровым дерьмом вместо мозгов и пьяным медом вместо крови затеять со мной драку?
Священник задумался. Смерил меня взглядом, что-то для себя прикидывая. Вздохнул, явно придя к неутешительному выводу.
— Вот и я об этом, — я тоже вздохнул. — Всем не разъяснишь, что я к Дому не имею отношения. Да я и не стал бы. Во-первых, это бессмысленно — почти каждый северянин убеждён, что у любого данмера "рожа кулака просит". Просто потому что это данмер. А во-вторых, и это главная причина — какого вонючего скампа я должен этим... что-то объяснять? — я, вспомнив недавнее издевательство над моими ушами, проглотил подходящий случаю эпитет, чем вызвал у собеседника понимающую усмешку.
— Разберёмся, — неожиданно возникший рядом с нами Джоффри в противоположность нам выглядел вполне отдохнувшим, словно не караулил меня больше половины ночи. — Тем более, я не планировал заезжать в Бруму.
После завтрака мы расстелили на столе карту и принялись обсуждать маршрут. Вариантов было два. Первый — по уже хорошо знакомой мне Чёрной до берегов озера Румар и к северу по кольцевой до поворота на Серебряную. А по той уже куда-то в горы Джерол. Второй предполагал отклониться немного на северо-запад, проехать до Коррола и, миновав его, выехать на Оранжевую дорогу, которая выведет на всё ту же Серебряную немногим южнее Брумы. Взвесив все "за" и "против", решили выбрать более длинный путь. Тот, кто руководил нападениями красноплащников, тоже не дурак и, если ему известно о местонахождении Храма, шанс нарваться на засаду где-нибудь на Оранжевой дороге будет значительно выше. Конечно, не следует исключать возможность того, что мы все излишне усложняем, и засады не будет вообще, но ведь есть и мрачные варианты...
Вещи, у кого они имелись, были уже собраны, поэтому, коротко о чем-то проинструктировав Пинера, Джоффри повёл нас в конюшню. Мартину достался тот самый чалый жеребец, который в первый раз приглянулся мне, глава Клинков сел на злобно храпящую изящную гнедую, а я, под разочарованным взглядом Эронора, настроившегося на повторение зрелища, уже привычно взгромоздился на перекованную Прорву.
И все бы ничего, но не успели мы отъехать от приората, как Мартину вдруг стало интересно, как же в действительности зовут пегое недоразумение. Джоффри на его вопрос недоуменно ответил:
— Разве твой друг тебе не говорил? Настоятель называл её Нарасель. Ему нравились айлейдские слова и названия. Хотя я сильно сомневаюсь, что это слово имеет хоть какое-то отношение к айлейдам...
— Нарасель, — медленно повторил Мартин, задумчиво глядя на флегматичную кобылу. — Красиво.
Проследил, как лошадка, не сбавляя хода, отработанным движением цапнула немалый пучок листьев с ближайшего куста... перевёл взгляд на меня... и вдруг начал стремительно багроветь.
Испуганный, я обернулся на Джоффри, но тот, к моему удивлению, не выглядел обеспокоенным и смотрел скорее с любопытством. Слегка успокоившись, но теперь уже пребывая в недоумении по поводу происходящего, я повернулся обратно к Мартину, и в этот момент, сдавленно фыркнув, он громко расхохотался.
Я осторожно перевёл дух, сообразив, что он просто сдерживал смех. Потом до меня дошло, что послужило причиной. Покосившись на Джоффри, глядящего на меня и откровенно заинтригованного, по лицу которого медленно расплывалась невольная немного озадаченная улыбка, потом на веселящегося Мартина, я понял, что неприятности ещё впереди.
— Могу я узнать, чем вызвано столь бурное веселье, и почему наш юный друг цветом лица вдруг стал подозрительно похож на Секунду? — не выдержав, полюбопытствовал старый монах.
Услышав сравнение, я поперхнулся, сердито уставившись на смеющегося Мартина. Ну да, как будто, если пользоваться предложенной идеей, он сам не далее, как пару минут назад, не изображал Мессер... Такой же здоровый и красный, как я — мелкий и фиолетовый. О чем я немедленно без задней мысли сообщил. Только после того, как он зашёлся в новом приступе хохота, уткнувшись лицом в гриву своего чалого, а со стороны подчёркнуто невозмутимого Джоффри раздалось подозрительное похрюкивание, до меня дошло, что сказанное можно рассматривать... в другом смысле. Совсем в другом.
— И вправду... похожи, — когда все, наконец, отсмеялись, подтвердил он. — Прошу меня извинить...
Более-менее успокоившись, Мартин заговорил:
— Дело в том, что когда я в первый раз спросил, как зовут лошадь, Ксарес признался, что не помнит.
