— Не похоже, — почесал в затылке Кэлер, оглядываясь и прислушиваясь к себе, — пошли вперед, там разберемся.
Окончив подъем по лестнице, лоулендцы оказались среди запущенного сада, кустарники переплелись так, словно на них накладывали заклятье "зарасти дорога", а стволы старых плодовых деревьев обступали высокие травы. Захватив этот плацдарм, растения начали активно покушаться на выложенную плитками дорожку, цепляясь за трещинки в камне и неумолимо дробя его. Из-за маскировки стелющегося плюща дорожку едва не просмотрели даже зоркие боги. Решив, что она рано или поздно выведет их к дому, мужчины проследовали вперед, оглядывая заросший сад, где до сих пор плодоносили яблони. Яркие зеленые, красные, пестрые, полосатые плоды гнули книзу ветки своим аппетитным грузом. Часть яблок уже осыпалась, но не собранная никем так и лежала, потихоньку прея на зеленом ковре. Терпкий сладкий дух переспелых плодов бил в ноздри.
— А что, герцог, — в шутку заметил Кэлер, сорвав с ветки приглянувшееся наливное яблоко и мимоходом продолжая собирать особенно красивые плоды и кидать их в сумку про запас. — Может, и не стоит тебе продавать Бартиндар, оставайся, да гони сидр. Не пропадать же такому урожаю!
— Когда сидр будет стоить дороже виноградного вина, я так и поступлю, — выдирая сапоги из ловушки плюща, согласился Элегор и в свою очередь выбрал яблочко в мелкую желто-зеленую полоску.
Лакомясь спелыми бартиндарскими яблоками и избегая уголков, заросших какой-то клейкой ползучей дрянью и гигантскими фиолетовыми репьями, так и норовившими украсить рукава и штанины подобием экстравагантных помпонов, боги в скором времени вышли к постройкам. Проигнорировав стоявший среди деревьев маленький домик, судя по одичавшим клумбам, некогда служивший убежищем садовника, и скопление строений, напоминающих конгломерат из кузни, конюшни и прачечной, соединенных крытыми переходами, Элегор сразу устремился к центральному из комплекса зданий. Оно было самым большим и презентабельным, наиболее подходящим для хозяйской резиденции. Двухэтажный особняк, сложенный из чуть зеленоватого пористого камня, декорированный осколками пестрых ракушек, посверкивающими в лучах заходящего солнца. Светило еще вовсю играло на флюгерах-птицах двух почти игрушечных башенок.
Особняк, такой оживленный издали, при ближайшем рассмотрении оказался совершенно заброшенным. На открытой веранде нетронутым лежал слой прошлогодних плетей плюща и нанесенная ветром из сада листва, она же вместо ковра устилала парадное крыльцо. Окна особняка были слепо прикрыты большими ставнями, на центральной двери висел здоровенный замок.
Расшвыривая ногами слежавшуюся листву, Элегор взбежал по ступенькам, полез в карман и достал связку универсальных ключей от всех замков:
— Начнем с дома?
— Открывай, — согласился Кэлер.
Ключи и впрямь оказались магическими и универсальными. Во всяком случае, изрядно заржавевший замок открылся без напряженного пыхтения и рывков с легким скрипом. Небрежно подвесив его за дужку на одну из петель, Элегор рывком распахнул высокую дверь и устремился в холл. Как и снаружи, внутри было пусто, безлюдно, пыльно. Стоял тот затхлый, с привкусом плесени, сыроватый запах, какой всегда бывает присущ брошенным домам. Кэлер прищелкнул пальцами и, опережая герцога, запалил крупный магический шарик, разогнавший темноту, и громогласно чихнул, распугивая по углам тени.
Когда-то в особняке с высокими большими окнами, ныне забитыми снаружи и занавешенными изнутри тяжелыми портьерами, скрывшими легкие цветастые воланы штор, наверняка, было уютно. Теперь же, когда вместо света, смеха, звука голосов, музыки и запаха стряпни поселились шорохи и пустота, а светлая мебель оделась серыми безликими чехлами, невольно хотелось обернуться, чтобы проверить, а не стоит ли у тебя за спиной кто-нибудь в черной хламиде, и не тянет ли костлявые руки к горлу.
Да, когда-то это был приятный дом, Элегор прошелся по холлу, мановением руки сбрасывая чехлы с резной мебели и картин (радующих глаз пейзажей, улыбающихся лиц на портретах), коллекций сияющего хрусталя, резных статуэток-вешалок в виде играющих в салки проказливых девчонок. Светлый узорчатый паркет, приветствуя долгожданных хозяев, тихо поскрипывал под ногами, словно жаловался на долгое отсутствие людей.
Едва оглядевшись в холле боги поняли, что обстановка особняка никак не вяжется с мрачной репутацией Бартиндара. Человек, живший в этих стенах, просто не мог быть нелюдимым злодеем демонологом, ненавидящим весь род человеческий. Но что-то странное все-таки в поместье было. Кэлер первым сформулировал неестественность, не дававшую покоя Элегору:
— Здесь нет и не было зла, но кто-то очень хотел, чтобы Бартиндар казался таковым. Это ощущение еще живет в доме.
— Но кто и зачем? — нахмурился герцог, машинально оглаживая пальцем острый подбородок девочки-вешалки и оценивая высокое мастерство резчика.
— Поглядим, — пожал широкими плечами Кэлер и двинулся к двустворчатым дверям, ведущим в коридор. — Быть может, дом сам подскажет нам.
Однако, оптимистичным предположениям принца не суждено было сбыться. Конечно, не будь у лоулендцев 'священной' цели отыскать следы загадочного ларчика с картами безумного Либастьяна, экскурсия по особняку могла бы стать довольно занятным времяпрепровождением. Ограничив магические манипуляции лишь вызовом шарика света, боги, больше полагаясь на обоюдную интуицию и опыт домушника Кэлера, обследовали коридоры первого этажа, несколько спален, гардеробную, кабинет, курительную комнату, диванную, художественную галерею, заброшенную оранжерею, солярий, парадный зал.
Пусть Бартиндар не отличался роскошью, но его хозяин заботился о поместье и любил его. Найденный в небольшой, но со вкусом составленной художественной галерее портрет последнего владельца поместья Гургаса Бартиндара подтвердил создавшееся впечатление: маленький толстячок с поблескивающими в пенсне живыми умными глазами цвета яркой зелени и венчиком белых волос, стоящих дыбушком. Этот крепенький мужичок в полосатой жилетке, по всей видимости, куда больше любил покуривать трубочку в солярии, собирать яблоки и любоваться своими пестрыми коллекциями, нежели совать нос в мрачные пророчества, устраивать тайники и прятать в них таинственные сокровища.
В помещение библиотеки герцог вошел почти уверенный в том, что ничего странного ни здесь, ни на втором этаже, ни в подвалах и на чердаках им обнаружить не удастся. Поместье Бартиндар было типичным убежищем провинциала. Подборка книг: масса легенд из различных миров и всевозможные энциклопедии лишь усугубили его подозрения. Раздраженно повертев в руках пресс-папье в виде писающей на камень собачки, герцог отбросил его на стол и запрокинул голову, изучая содержимое верхних полок ближайшего шкафа, пока Кэлер, насвистывая, методично рылся в бумагах на столе. Заинтересовавшись фолиантом в потертой кожаной обложке, Элегор пролевитировал и снял книгу с полки. Пфф! Опять мимо! Безнадежно пролистав сборник сказок с движущимися картинками, герцог подпрыгнул и запулил его обратно. Поднялось небольшое облачко пыли. С преувеличенным вниманием пронаблюдав за тем, как оно оседает, молодой бог процедил с досадой:
— Хотел бы я знать, как эти карты попали в Бартиндар! Гургас, конечно, был славный малый и яблоки у него вкусные, но причем здесь игры Творца?
Молодой бог развернулся на каблуках и услышал, как что-то хрустнуло у него под правым сапогом. Элегор поднял ногу и увидел измельченный розовый перламутр. Сунув руку в карман для проверки, герцог стыдливо позвал принца:
— Эй, Кэлер, кажется, я растоптал подарок Сины. Жемчужина у меня из кармана выпала.
— Вот тебе и Жемчужина Желания, — хмыкнул принц, мельком глянув на останки прекрасной драгоценности, подошел к Элегору, нагнулся и просеял в пальцах поблескивающий порошок.
В воздухе ощутимо запахло речным ветром, мокрыми водорослями и чем-то пронзительно-пряным, отдаленно напоминающим легкий аромат, исходивший от красавицы русалки. Появился туман, неожиданно, как это всегда бывает на реке, из маленького клочка он начал быстро расти, его щупальца ветвились, в считанные секунды плотная пелена заполнил собой всю книжную залу. Богам даже показалось, что они услышали звонкие голоса амфибий, крики птиц и отдаленный шум волн. Потом видение резко перешло в иное качество. Не чувствуя угрозы, мужчины, привыкшие к волшебным выкрутасам, то и дело вторгающимся в их жизнь, не стали вмешиваться в хрупкое плетение чар.
Туман породил призрачное марево видения, которое с каждой минутой становилось все ярче.
Теперь уже боги могли разглядеть, что явлена им обстановка не далее как несколько минут назад виденного кабинета. Только сейчас он не был пуст. В помещении находился знакомый по портрету в галерее Гургас Бартиндарский, все в том же или другом полосатом жилете. Только глазки старичка были усталыми, прибавилось морщинок на лице, а пушистый венчик волос поредел. Хозяин сидел в большом кресле и попыхивал трубочкой, а напротив него у окна, покрытого слепыми струйками дождя, стояла высокая фигура, закутанная в темно-серый плащ. Шел разговор.
— Ты всегда был мне другом, Гургас, и тогда, когда я обречен был жить в притворстве, не смея показать родным своей истинной сути, страшась разоблачения, и тогда, когда по ЕГО милости я оказался лишен почти всего: дома, родины, семьи, детей. Мне не позволено было видеть, как взрослеют сыновья, как растет дочь. Наверное, теперь она уже совсем взрослая красавица. В твоем поместье я нашел покой, в каком, думал, мне будет отказано навсегда. Но ОН лишь смеялся надо мной, над моею надеждой, смеялся, как всегда. Позволил обрести, чтобы больнее было терять... — в глухом голосе, раздавшемся из-под капюшона плаща, чувствовалась неподдельная боль.
— Друг мой, ты не прав, — выпустив колечко дыма, вздохнул старик и с мягким укором поглядел на собеседника из-под очков. — Никогда нельзя обрести что-то навечно. Не ты ли сам являешься олицетворением этой истины? Рано или поздно нам приходится расставаться с тем, что стало привычным, и пускаться в дальнейший путь, снимать старую, износившуюся одежду, чтобы облачиться в новые одеяния. Что ж, мы сами виноваты в том, что привычка настолько приросла к нам, что приходится отрывать ее с кровью. Но неужели, зная, что нашей дружбе сужден конец, ты не пожелал бы ее?
— Ты говоришь сейчас как деревенский мудрец, — горько усмехнулся 'плащ'.
— Такой уж я есть, — нисколько не обиделся Гургас. — Так ведь это тебе и пришлось по нраву.
— Да, ты не побоялся свести дружбу со Жнецом, — согласился незнакомец.
Элегор изумленно втянул воздух сквозь зубы. Если то, что говорил мужик в плаще, было правдой, а не розыгрышем или изысканной метафорой, то этот тип являлся олицетворением одной из самых страшных легенд Мироздания — Жнецом Творца, тем, что косит неугодные колосья. Никогда прежде еще герцогу не случалось напарываться на Жнеца, что многие в Лоуленде считали живым доказательством невездесущности Творца, ибо если уж ОН до сих пор не отправил по душу сумасшедшего герцога своего Слугу, то, значит, воистину не всякая тревожная весть доходит до ушей Владыки Вселенных.
— И моя дружба по-прежнему с тобой, — твердо подтвердил Гургас.
— Но ОН хочет отнять у меня и ее, оборвать последнюю нить, — с трудом выдавил Жнец и с такой силой сжал подоконник, что отломил изрядный кусок дерева. Повертел его в руках и бросил на пол.
— Я знаю, о чем ты, — спокойно сказал хозяин Бартиндара и выпустил из трубочки еще несколько колечек дыма.
— Знаешь? — обернувшись к собеседнику, изумился Жнец, полы его плаща взволнованно заколыхались. Но лица из-под глубокой тени капюшона по-прежнему было не разглядеть.
— Конечно, я видел вчера сон, — подтвердил Гургас, тряхнув венчиком волос.
— И ты так спокойно говоришь об этом? Быть может ты, друг мой, готов смириться с такой несправедливостью, но не я, — вспыхнул незнакомец.
— О какой же несправедливости ты говоришь, Вэлль? — впервые обратился к своему приятелю по имени Гургас.
— О том, что мне назначено убить тебя, — почти закричал Жнец, и комната содрогнулась от его крика.
— Убить? Нет, — задумчиво возразил человек. — Мой черед пришел, именно об этом я видел сон, да и сам явственно чувствую, как утекают последние капли воды из клепсидры жизни. Пора. Но, поверь мне, Вэлль, я предпочту уйти в другой мир от твоих рук, а не свернуть себе шею, по-глупому сорвавшись с лестницы или поперхнувшись куском яблока. Это честь, если Творец нашел в своем узоре место для моей смерти. Честь, а не горе, и в глубине души ты все понимаешь. Не будь эгоистом, ты жалеешь не меня, а себя.
— Ты слишком мудр, мой благородный друг, — голос Жнеца дрогнул. — Ради нашей дружбы ты отказался от общения с родными и знакомыми, от путешествий, позволил мне окружить твои владения пеленой неприятия, только чтобы мы могли встречаться без помех, а теперь готов преподнести в подарок и свою жизнь. Не слишком ли щедрый дар?
— А зачем еще нужна дружба, Вэлль, если не отдавать все до конца, — тихо спросил Гургас. — Не жалей, делай то, что суждено.
— В тебе больше веры чем, во мне... Спасибо, я надеюсь, что мы увидимся вновь, и моя душа узнает твою, — покаянно заключил жнец.
Он повернулся к хозяину поместья и быстро повел рукой, затянутой в темно-серую перчатку.
Тело Гургаса на секунду напряглось, а потом расслабленно обвисло в кресле, трубочка упала на ковер. Жнец подошел к Гургасу, аккуратно поднял трубку, щелчком пальцев потушил ее огонек и уложил на стойку. Постояв у тела, горько прошептал:
— Ты прав, Гургас, ты всегда понимал меня лучше, чем я сам, мне нужен был этот разговор и отпущение грехов. Но ЕМУ я не прощу того, на что обречен. Никогда!
Жнец склонился, поцеловал мертвого друга в лоб, извлек из-под полы плаща знакомый и Кэлеру и Элегору ларец и поставил ее на письменный стол. Потом замерцал серой тенью и исчез из кабинета Бартиндарского поместья.
Туман, вызвавший эти видения, рассеялся, оставляя богов в тишине и одиночестве библиотеки. Элегор машинально глянул на пол и отметил, что растоптанная жемчужина исчезла.
— Однако! Вот и пригодился подарок Сины, — констатировал Кэлер и кивнул герцогу: — Главное правильно и вовремя сформулировать желание, молодец, Гор.
— Значит, если видение не лжет, карты Либастьяна в Бартиндар принес Жнец и убил моего родственника. Но зачем, ведь они, кажется, были друзьями? — нахмурился Элегор.
— Чтобы ты унаследовал поместье, и Карты из Колоды Творца пришли в Лоуленд, — ответил Кэлер, судя по глубокой вертикальной морщине на лбу, продолжая о чем-то напряженно думать. — Нити судьбы сплетаются в причудливый узор, герцог. Значит, картам настала пора заявить о себе во Вселенной. А нам больше нечего делать в Бартиндаре, пора возвращаться в Лоуленд и рассказать обо всем Элии.
— Да, — усмехнулся молодой бог, и сам чувствовавший, что Бартиндар себя исчерпал. — Не думаю, чтобы Жнецы со шкатулками ходили в гости к Гургасу косяками. Кроме того, Жемчужин Желания у нас больше нет.
