Небо и земля

— Плохо, бойная, — покачала важно головой. — Нузно речить травками. И гочичиками.

— Ох, спасибо, доктор. Что бы я без вас делала.

— А есё нузен покой. И сказка, — сообщил "доктор" о рецепте быстрого выздоровления.

Айями отвернула уголок одеяла.

— Залезай, расскажу.

Повезло, что жестокую простуду удалось сбить в тот же вечер, хотя на следующее утро Айями пришла на работу с кашлем и заложенным носом. И первым делом попросила В'Арраса заменить пропуск и удостоверение. Поставить в документах четкий оттиск печати и тщательно прописать имя и место работы.

— Чтобы ни у кого не возникло сомнений в подлинности, — пояснила на вопрос господина помощника: "Зачем?"

А на второй вопрос, заданный строго: "Кто засомневался?", ответила, чихнув:

— Патруль.

И запоздало сообразила, что поступила неосмотрительно, упомянув начальству о служивых. В другой раз остановят и не отпустят просто так.

В'Аррас узнал в то утро много интересного. Что патрульные не причём, а виновата Айями. Пошла не той дорогой, показывала документы под неправильным углом, отвечала на вопросы сумбурно и невнятно, чем усугубила подозрительность. И вообще, солдаты действовали по уставу, несмотря на дерзкое поведение Айями.

В'Аррас внимал словесному потоку, и его лицо делалось всё кислее и кислее. Однако ж ничего не сказал. Кивнул и ушел. А незадолго до завершения рабочего дня вернулся и объявил переводчицам:

— Впредь уведомляйте меня о любых контактах с военнослужащими гарнизона. Дежурным патрулям проведен инструктаж, недоразумение при проверке удостоверяющих документов не повторится.

Вдобавок господин помощник вручил опешившей Айями пузырек с каплями и коробочку с таблетками — от насморка и от кашля. Для быстрого выздоровления.

Она и не подозревала, что В'Аррас успел до обеда провести внутреннее расследование по поводу задержания амодарки патрульными и известил господина подполковника о результатах дознания. И отвел телефонную трубку подальше от уха, пока тот распалялся, обещая устроить всяким разным ушлёпкам веселую жизнь по возвращению в гарнизон.

Риарили расцвела с возвращением Имара. За день она успевала сбегать к инженерам по нескольку раз и по разным поводам и возвращалась в комнату переводчиц взволнованная и взбудораженная.

Еще бы. Шантаж и угрозы заезжего капитана забудутся не скоро. А Имар оградит от домогательств других даганнов. И нужно просить о покровительстве, пока его не услали в очередную командировку.

Однако прошел день, за ним второй, третий, а Риарили так и не озвучила просьбу. Айями и Мариаль переглядывались: упустит свой шанс — нечего потом плакать и молиться, решаясь на хику.

Но Риарили тянула. Наверное, только сейчас она вникла в суть покровительства. И поняла: за всё нужно платить, в том числе и за защиту от похотливых притязаний. Сделка есть сделка, и Имар вправе потребовать оплату. В таком случае, чем же он лучше капитана?

Об одном забыла Риарили. Об отчаянии, охватившем в безвыходной ситуации. "Пронесло — и ладно" — кому не знаком этот самоуспокаивающий довод?

Как нельзя вовремя подоспело объявление господина помощника, и Риарили вздохнула с облегчением. Повеселела и плечи расправила. Пусть попробует какой-нибудь даганн оскорбить или потискать в углу — об этом сразу же узнает В'Аррас, и последует наказание обидчика.

Имар и не догадывался о единодушии переводчиц, когда, ища спасения от капитана-шантажиста, амидарейки первым делом вспомнили о своем начальнике. "Ему бы польстило" — подумала Айями, наблюдая исподтишка за Имаром, проверяющим перевод. Исподтишка — потому что боялась встречаться с ним глазами и потому что испытывала вину. Теперь Имар не шутил и не смеялся — не потому что обиделся, а потому что его веселость могли истолковать превратно. Например, как флирт с чужими мехрем*.

Он держал дистанцию. Появлялся по утрам, здоровался, читал подготовленные черновики и вносил поправки, раздавал задания и удалялся из комнаты. Ничего лишнего: ни веселой иронии над забавными коверканьями слов в переводах, ни бесед на отвлеченные темы.

— Движется? — спрашивал у Айями.

— Движется, — отвечала она коротко и, получив утвердительный кивок, склонялась над листком.

Как-то утром Имар напомнил:

— Аама, за вами числятся три незаконченных перевода.

— Я знаю, — сказала Айями виновато.

— Возникли затруднения?

— Да.

— И вы молчите! Покажите, где непонятно, — протянул он руку.

— Не могу, — выдавила Айями.

— Почему?

— Мне... нельзя, — понурилась она и для верности придвинула к себе исписанную бумагу.

Имар уселся напротив и воззрился с интересом:

— Это шутка? И кто же вам запретил?

— Господин А'Веч, — пояснила Айями, опустив глаза долу.

Ну да, дело обстояло именно так. Тогда, в кабинете, Веч обронил: "Забудь об Имаре. Если потребуется, я переведу и объясню". А теперь попробуй, не выполни. Айями успела убедиться: господин подполковник способен на всё. Быть может, её и не накажет за нарушение приказа, а вот Имару достанется. А'Веч, наплевав на устав, вызовет на поединок и устроит безобразное избиение.

Но Имар не разделял её тревогу.

— Это серьезно? — спросил с веселым изумлением.

"Серьезнее некуда" — ответила Айями убитым взглядом и покосилась на переводчиц. Те делали вид, что увлечены работой или действительно ею увлеклись.

— И насколько я понимаю, вы не можете ослушаться, — заключил Имар.

"Никак нет. Не могу" — кивнула Айями с тяжким вздохом.

— Аама, вы не должны слепо подчиняться. В лучшем случае, он вернется к указанному сроку. Но бывает так, что в разъездах проходит месяц, а может, и два. И как он собирается помогать с переводами? По телефону? Эдак прождете помощи без толку, а в зарплатной ведомости окажется ноль. Так дело не пойдет. Сейчас расставим всё по своим местам, — заявил Имар и покинул комнату решительным шагом.

Время в его отсутствии тянулось бесконечно долго, и Айями нервничала. Слова Имара об уменьшении заработка немало расстроили и обеспокоили. Переводчицы бросали сочувственные взгляды, однако помалкивали.

Имар вернулся и бухнулся на стул, жалобно скрипнувший под его весом.

— Вот маразматик, — проворчал, забарабанив пальцами по столу. — Чего он добивается?

Айями растерянно пожала плечами.

— Что он сказал?

— Кто? Аррас? Он выполняет указания... Значит так. Вечером я переговорю с нашим... э-э-э... руководством. Растолкую упрямцу, что и к чему, — сказал Имар раздраженно. — Об одном сейчас жалею. За каким бесом меня понесло на бохор*? Следовало по приезду идти сюда, а не на мочилку.

Из-за сердитости в его голосе Айями не сразу сообразила, о чем речь. А сообразив, смешалась.

Имар сожалел. О том, что поддался настроению. Заразился всеобщим возбуждением и отправился на задний двор ратуши. И упустил драгоценные минуты. И теперь господин подполковник — покровитель Айями. А Имар злится, но не на него. На себя.

Неожиданно он улыбнулся.

— Сегодня так и быть, бездельничайте. Но завтра наверстаете упущенное.

— Обязательно, — заверила клятвенно Айями.

Хотя ничегонеделанье — понятие относительное. Остаток дня она посвятила переводу. Выписывала сложные термины в столбик и думала. О том, какие слова подберет Имар для "руководства". О том, как повернулись бы обстоятельства, загляни он сперва в ратушу по возвращению из командировки. И о том, когда приедет А'Веч. Не сегодня-завтра, или через месяц, а может, через два?

Имар подобрал нужные слова. Заглянул на следующий день к переводчицам и сказал весело:

— Недоразумение улажено, разрешение руководства получено. Давайте скоренько разберем непонятности, и вы начнете печатать.

Айями согласилась с превеликой радостью, потому как стопка с черновиками незаконченных переводов нервировала, не давая сосредоточиться. Получается, Айями ходит каждый день на работу, а результатов не видно.

А вскоре простудилась Риарили. Оказывается, накануне вечером она приволокла на санках вязанку хвороста с лесоповала. Дотащила до дома, а к утру проснулась с ломотой в теле и болью в горле. Даганны разрешили населению собирать ветви и сучья, оставшиеся после рубки, всё равно от тех мало толку. Руками пленных грузили на платформы отсортированный кругляк, а бесполезные отходы оставляли на месте вырубки.

Уж сколько уговаривали переводчицы, сколько убеждали Риарили пойти домой, а та ни в какую.

— На ногах переболею, не страшно.

— Тебя же шатает. И веки отекли, — увещевала Мариаль. — Да ты же вся горишь! Рия, опомнись! Тебе лечиться нужно.

— Подремлю немножко и возьмусь за перевод. Мне нельзя болеть. Ни в коем случае, — сказала Риарили и зашлась в кашле.

Имар, появившись на пороге, мгновенно оценил ситуацию. Но сперва отчитал больную по всей строгости: за то, что пришла на работу с высокой температурой, за то, что отказывается лечиться в домашних условиях и за то, что промолчала, когда закончился аффаит*, выданный в качестве премиальных.

— Немедленно домой! Собирайся, я вызову машину. В течение дня придет врач. Осмотрит и назначит лечение. Из постели — ни шагу, — отдавал по-военному короткие приказания.

— А как же работа? И перевод не закончен. Полстранички осталось, — сопротивлялась Риарили слабым голосом.

— Работа никуда не денется, и переводы дождутся. Или хочешь загреметь в стационар? — пригрозил Имар.

В итоге Риарили сдалась.

— Зря она беспокоится о получке, — сказала Мариаль, когда автомобиль покатил от ратуши, увозя больную, и переводчицы отлипли от окна. — Господин Л'Имар не позволит ей голодать. И об угле позаботится, и о лекарствах.

— Господин Л'Имар — человек редкой доброты и участия, — похвалила Айями.

Мариаль посмотрела удивленно.

— Разве не знаете? Риарили — мехрем господина Л'Имара.

Настал черед Айями изумляться.

— Когда? Каким образом? Она бы по доброй воле никогда... и по принуждению... ну, ты понимаешь...

Мариаль кивнула.

— Аррас случайно проговорился, — пояснила смущенно. — Сказал, что господин Л'Имар недавно приходил и велел внести его и Рию в список.

— В какой список?

— Список военных, у которых... ну, отношения с амидарейками, — замялась Мариаль.

— Вот оно как, — пробормотала Айями после ошеломленного молчания. — И твое имя в этом списке есть?

— Да.

— И мое?

— И ваше.

— Для чего им список? — спросила Айями, встревожившись. Захотят подшутить и вывесят на площади. Публично. И гулящих женщин забьют камнями. А за неимением камней утопят в проруби.

— Аррас сказал, так положено. Только не говорите никому! — взмолилась Мариаль. — Это служебная информация.

— Не скажу. Не сомневайся, — уверила Айями.

Вспомнился начальственный тон Имара и его обращение на "ты" к заболевшей девушке, на которое Айями не обратила внимания. И вообще, на что она обращает внимание в последнее время? Погрязла в своих проблемах и не видит дальше собственного носа.

— Как же так? Я бы заметила, — продолжала недоумевать Айями.

— Я бы тоже, — согласилась Мариаль.

Вот по её лицу можно читать как по книге. Любое упоминание о В'Аррасе или его появление на пороге — и девушка краснеет и смущается. Да и Айями катастрофически не хватает хладнокровия, когда речь заходит о господине подполковнике.

— Думаю, между ними нет ничего предосудительного, — сказала Мариаль неловко. — Договоренность и не более.

— Но зачем? И каким образом господин Л'Имар сумел её убедить?

Мариаль пожала плечами.

— Не знаю о мотивах господина Л'Имара. А для неё — сплошная выгода. Вы и сами видели, после его приезда Рия сидела как на иголках. Собиралась просить о заступничестве, но почему-то передумала.

— Ишь, партизанка, — покачала головой Айями. — Скрывала, а мы и не догадывались.

— Разве таким хвастают? — взглянула на неё Мариаль.

Пристально посмотрела и грустно, и Айями стало неловко.

Мариаль права. Об отношениях с даганнами не говорят. Кому надо, тот увидит и поймет.

Теперь и так небольшой коллектив переводчиц временно сократился до двух человек. Имар появлялся как обычно, проверял готовые задания и раздавал новые. Он вернулся к прежнему шутливому подтруниванию и с охотой поддерживал разговоры на отвлеченные темы. Не жалея времени, помогал с переводом сложных речевых оборотов и терминов, и Айями довольно-таки быстро расквиталась с накопившимися задолженностями.

Иногда она исподтишка наблюдала, как Имар листал черновик, пробегая наметанным глазом по строчкам, и исправлял неточности. Посматривала искоса и гадала о причинах, подвигнувших Имара к сближению с Риарили. Конечно же, он — мужчина со своими потребностями. И не унывает. Подумаешь, не получилось с одной амидарейкой. Получится с другой.

С Мариаль работалось легко. Прежде всего, потому что обе женщины чувствовали себя сопричастными. Порой Айями казалось, что напарница в одночасье повзрослела, догнав если не по возрасту, то по жизненному опыту.

Айями не раз порывалась спросить, не пожалела ли Мариаль, обратившись к господину помощнику за покровительством. В'Аррас ничем не выказывал ей особого расположения. Как говорится, первым делом — служба, а уж потом всё остальное.

Порывалась Айями — и не спрашивала. Невоспитанно и нетактично лезть в чужую жизнь. Во всяком случае, Мариаль не помышляет о хику.

Сблизили женщин и совместные обеды, когда из сумок вынимались баночки со съестным, и трапеза проходила под тихое звяканье ложек. Переводчицы усаживались на подоконнике и ели, поглядывая из окна на заснеженную площадь.

Мариаль знала много полезного. Например, о том, что мехрем — не обязательно проститутка. У этого понятия — размытые границы. В Даганнии у женщин три статуса: свободные, замужние и мехрем. По сути, замужние женщины — тоже содержанки, но имеют больше прав, а дети, рожденные в браке, наследуют имущество в первоочередном порядке. И нет ничего оскорбительного, в том, чтобы быть мехрем. Унизительный смысл это слово приобретает в устах людей недалеких и злых.

Также в Даганнии принято, что мужчина обеспечивает семью, а женщина хлопочет по хозяйству и смотрит за детьми. Правда, сперва индустриализация, а позже война перевернули многовековые традиции с ног на голову. Женщины встали к станкам и научились водить машины. И приближали победу в тылу, пока мужчины шли к ней на фронте.

Три-четыре дня. Может, раньше, а может, позже.

Он вернулся через неделю.

Отсутствовал достаточно долго, чтобы Айями извелась предположениями. Ранен? Убит? Начальство задержало на месяц-другой? Взял отпуск и отбыл на родину?

И убеждала себя, что строит версии исключительно из интереса, а не от зудящего беспокойства. И не считала дни на перекидном календаре. И не прислушивалась к шагам в коридоре. И не высматривала фигуру Веча на крыльце ратуши. И сердце екало, обознавшись, по чистой случайности.

И соглашалась со словами Эммалиэ: пусть уезжает почаще и отсутствует подольше.

И не решалась спросить у В'Арраса. Зато наблюдала и делала выводы. Если господин помощник невозмутим и спокоен — значит, и у его начальника дела в порядке.