Небо и земля

26

Сколько может выдержать человек, не высыпаясь? Трое-четверо суток. А если вдобавок к повседневным делам выматываться физически — чаще ходить на набережную с тележкой, чистить засаленную мужскую куртку, отстирывать грязную одежду и бинты, штопать, таскать в ведрах горячую воду и выносить помои в уличный сортир — и того меньше сил останется.

Эммалиэ держалась стойко, но тоже уставала. Ведь помимо ухода за раненым она присматривала и за Люнечкой. С возросшими заботами той стали уделять меньше внимания, и дочка начала обижаться, привередничать по пустякам. Ребенок есть ребенок, хотя Люнечка старалась быть послушной, потому что чувствовала по повисшей в доме тревожности, по строгости бабушки, по задумчивости, с коей мама ужинала, отправляя в рот кашу: происходит что-то непонятное, разрушающее устоявшийся мирок. И изменения пугали кроху.

И Айями боялась. Каждый день тряслась от страха за семью, за раненого мальчишку. Страх стал неотъемлемой частью существования и трансформировался в непроходящее беспокойство. Айями охватила мнительность. Она ловила себя на том, что принюхивается к пальцам и к одежде. Казалось, что платье пропахло лекарствами. И во взглядах даганнов чудилась подозрительность. Даже в словах Имара слышался скрытый смысл, подвох.

— На днях обещали привезти новую киноленту о Даганнии, — сказал он мечтательно. — Надеюсь, после просмотра вы измените мнение о моей родине.

А в другой раз заметил:

— Зря вы, амидарейцы, отказываетесь от работы в Даганнии. Наши страны разорены, и нужно восстанавливать их общими усилиями. А ваши мужчины предпочитают прятаться за спинами женщин, потому что так удобнее.

Определенно, призывы Имара неспроста. И поглядывал он многозначительно, словно догадался, что одна из переводчиц нарушила порядки, установленные победителями.

Имар подначивал к общению, а Айями помалкивала, боясь лишний раз выдать себя неосторожным словом. К тому же, у даганнов тонкое чутье и слух, по волнению в голосе они мгновенно распознают ложь. На работе Айями прислушивалась к разговорам военных, выискивая в грубоватой речи важное для себя. К примеру, у ратуши солдат кричал вдогонку товарищу:

— На меня не рассчитывай, наше звено вернется к выходным!

Значит, собрались далеко и надолго, а стало быть, масштабные обыски в ближайшее время не планируются.

Или инженеры беседовали об усовершенствованиях, облегчающих вырубку и вывоз деревьев к железнодорожной станции. Значит, амидарейцев скоро перебросят на рубку леса в окрестностях городка. Стало быть, у даганнов нашлись дела поважнее, чем рысканье по домам и квартирам.

За хлопотами Айями не сразу вспомнила о печенье, которое положила в сумку.

— Руководство пожалело Люнечку, — пояснила она, когда Эммалиэ поинтересовалась происхождением сладости. — На работе считают, что дочка простужена.

— Заботливое у тебя руководство, — ответила соседка задумчиво, выложив печенье на блюдце.

Необычный десерт произвел на Люнечку неизгладимое впечатление, но она не стала жадничать, а поделилась с мамой и бабушкой. Забравшись на колени к Айями, вкладывала ей в рот кусочки печенья и спрашивала:

— Ну как, вкусно?

— Вкусно, золотко. Кушай на здоровье, а я пойду, бабуле помогу.

А на следующий день после кофепития, вернее, после коферазлития в кабинете заместителя полковника, с третьего этажа принесли бандероль, перевязанную бечевкой. Для Айями лин Петра. Внутри обнаружились холщовый мешочек и желтый плод с пупырчатой кожицей.

— Это же лимон! — ахнула Мариаль.

Риарили, развязав мешочек, понюхала содержимое и чихнула.

— И сюда умудрились засунуть специи, — проворчала недовольно.

А Айями ничего не сказала. Она пребывала в замешательстве. За какие заслуги посыпались милости от господина А'Веча? Он резок и строг, если не груб, поэтому странно держать в руках пакет, доставленный его помощником. "Противопростудный сбор нужно заваривать и пить трижды в день" — сказал тот, вручая посылку. Приказал — и точка. Попробуй, откажись. Айями опустила взгляд, чтобы даганн не заметил всплеск паники в глазах. Стыдно прикрываться хворью Люнечки. Еще стыднее оттого, что Айями молилась за здоровье дочки на ходу, между делом. Надо бы постоять на коленях перед образами, но некогда. Время скоротечно, а хлопоты нескончаемы.

Что делать: отказаться или принять? Подняться в приемную с благодарностями или написать письмо? Нет уж, одного раза хватило. Лучше лично сказать спасибо, когда представится случай.

Возможность представилась на следующий день, когда А'Веч вернулся из рейда, и Айями столкнулась с господином подполковником на лестнице.

— Благодарю за подарок, дочка идет на поправку, — сказала неловко. — Не знаю, смогу ли расплатиться за вашу доброту.

— Я хочу, чтобы на работе переводчицы думали о работе, а не отвлекались на мысли о больных детях, — ответил А'Веч. — Чем быстрее твоя дочь поправится, тем скорее ты вернешься к прежней норме. Согласна?

— Да, — признала Айями. Из-за недосыпания и нервозности она стала невнимательной, допуская ошибки в переводах. Приходилось несколько раз перепечатывать текст, и количество переведенных за день знаков снизилось на треть от неофициальной нормы.

Если господина заместителя заботила упавшая работоспособность, то Имар обратил внимание на осунувшийся вид подчиненной.

— Аама, вы не щадите себя. Как самочувствие дочки?

— Жар спал, но одолели кашель и сопли, — ответила она сдержанно. Трудно лгать хорошему человеку. А еще труднее вести себя естественно, не вздрагивая от любого резкого звука. И не позволять прорваться напряжению, натянувшему нервы струнами.

— Позвольте помочь вам лекарствами или врачом.

— Нет-нет, — воскликнула Айями поспешно. — Я и так погрязла в долгах, и буду чувствовать себя обязанной. В простуде нет ничего страшного. Нужно всего лишь её пережить.

Точнее, верить, что паренёк когда-нибудь очнется.

— Что ж, не буду настаивать, — ответил Имар с ноткой разочарования. — Пусть ваша дочка скорее выздоравливает.

Эммалиэ тщательно изучила подарок господина подполковника. Высыпала щепотку травяного сбора на блюдце, понюхала и попробовала на язык. Покрутила цитрус в руках.

— Говоришь, руководство тревожится за Люнечку?

— Переводы получаются неважнецкими, я не дотягиваю до нормы, — призналась Айями. — Даганны решили, что проще стимулировать меня небольшими поощрениями, чем искать нового переводчика.

— Это идея господина Л'Имара?

— Нет. Заместителя полковника. Господина А'Веча.

— И лимон от него, и печенье, — пробормотала задумчиво Эммалиэ. — Возможно, я плохо разбираюсь в отношениях начальства и подчиненных, но что-то подсказывает, что господин А'Веч рассчитывает стать для тебя больше, чем начальником.

— А'Веч? — воскликнула Айями изумленно, когда до нее дошел смысл сказанного. — Неправда. Этого не может быть!

— Мужчина оказывает тебе маленькие знаки внимания. Хотя нет, не тебе. Он действует через Люнечку, потому что знает — ты не откажешься. Айя, не делай круглые глаза. Если мужчина испытывает интерес к женщине, он дает это понять. В гарнизоне уйма даганнов, и никого не заботит твоя судьба и здоровье твоей дочери. Лишь конченый идиот будет помогать женщине бескорыстно, не преследуя целей. Кто бы подумал, что даганны способны ухаживать за понравившейся женщиной, — хмыкнула соседка.

— Это не то, что вы подумали. Он... Оламирь с ним гуляет! — выпалила Айями.

После ошарашенного молчания Эммалиэ потерла лоб.

— Тогда я ничего не понимаю. Может, она нашла другого, с высоким чином?

— Выше только полковник. Поверьте, господин А'Веч не преследует особого умысла. Да и господин Л'Имар иногда угощает нас, переводчиц, но небольшие знаки внимания не говорят о том, что он ухаживает.

— Извини, Айя. На старости лет в голову лезет всякая чепуха. Вот и вижу в малом большое, хотя на то нет оснований, — покаялась Эммалиэ.

После разговора Айями долго не могла успокоиться. Надо же придумать: А'Веч питает к ней интерес. Получается, Имар тоже ухаживает, но мягче и непринужденнее. Нет и еще раз нет. Имар — интеллигентный и воспитанный человек, он относится к амидарейкам с уважением и не более.

Испытывает интерес... Ухаживает за понравившейся женщиной... Разве ж это ухаживания? "Сядь"... "Пей"... "Ешь"... И принципиальность в вылавливании блох в переводах. Да и как можно оказывать знаки внимания одной, успевая гулять в клубе с другой? Нет, Эммалиэ ошиблась. Господин подполковник не преследует личные цели, а радеет исключительно по делу. Даганнам ни в коем случае нельзя выбиваться из графика по переводам, а тут у амидарейки некстати заболел ребенок. Знал бы А'Веч, что ребенок давно вырос и мечется в бреду с пулевым ранением.

А если узнает? Поймет, что его водили за нос как щенка. Господин заместитель снабжает лимонами и печеньем, рассчитывая, что ребенок переводчицы выздоровеет ускоренными темпами, и та наверстает упущения в работе. А переводчица полночи клюет носом у кровати мальчишки немногим её моложе и вытирает горячий лоб влажным полотенцем, прислушиваясь к прерывистому свистящему дыханию.

На следующий день из приемной опять доставили посылку, а внутри — баночка меда. Грамм двести, не меньше. Помощник господина подполковника вручил пакет и, передав указание начальника: "Принимать внутрь и наружно", удалился, оставив Айями в полнейшей растерянности. Мёд — это уж слишком. Такие подарки ко многому обязывают, и нужно в вежливой форме объяснить А'Вечу.

Однако неловкий разговор отложился на неопределенный срок. Даритель отбыл с очередным рейдом. Оно и к лучшему. Мельтеши перед ним Айями изо дня в день с усталой походкой и с темными кругами под глазами, и А'Веч, поняв, что целебные подарки не помогают в увеличении работоспособности, уволит без промедления.

— Говори, что хочешь, а я повторю: это не похоже на заботу руководства о подчиненных, — Эммалиэ потрясла баночкой. — Я уж забыла вкус меда. Люнечка, иди сюда. Ты у нас болеешь, вот и попробуй медок. Его передал большой начальник с маминой работы, чтобы ты росла крепенькой и выносливой.

Дочка распробовала, и глазки загорелись.

— Баб, ну, баб. Дай есё, — клянчила она, следуя хвостиком за Эммалиэ.

— Давай кушать понемножку. На мед бывает аллергия.

— Не хочу алегию. Хочу медок, — потребовала Люнечка, готовясь заплакать.

Сжалившись, Эммалиэ дала девочке ложку с медом. Дочка блаженствовала, и у Айями потеплело на сердце при виде её счастливого личика.

— Мам, а у начаника есть есё медок? А печеньки есть? — спросила Люнечка, облизав ложку.

— Не знаю, милая, — растерялась Айями.

— Господин А'Веч мог бы заменить тебя другим переводчиком, видя, что ты не справляешься с работой, — сказала Эммалиэ. — Но он предпочел пойти другим путем, и мы должны быть благодарны за его щедрость и терпение.

— Мы благодарны, — ответила Айями. Получилось резко.

Чем больше подарков принимаешь, тем глубже увязаешь в болоте лжи. С каждым новым пакетом, приносимым помощником господина подполковника, ощущаешь, как стягивает шею хомут благодарностей и признательностей. А еще ходишь по лезвию ножа — хотя бы потому что укрываешь беспомощного паренька в квартире по соседству.

Однажды во время ночного дежурства Айями прикорнула на минутку возле раненого и подскочила, когда пришла Эммалиэ для смены караула.

— Не пойму: только что закрыла глаза, а пролетело три часа, — оправдывалась Айями.

— Мы ж не железные. А уснула ты, потому что ему полегчало, — успокоила Эммалиэ.

Действительно, у паренька к утру спал жар, и раненый, обильно пропотев, задышал размереннее.

— Ставь воду греться. Нужно его обтереть, заодно поменяем постельное белье.

Однако когда Айями принесла таз и ведра с горячей водой, Эммалиэ выпроводила её из квартиры, сказав:

— Иди, готовь завтрак, а я оботру. А то он устыдится, если узнает, что его обмывала молодка.

— Да ведь он без сознания. Как узнает-то?

— Ступай, а я сделаю, как надо. Покамест у меня руки не отсохли, — гнала ворчливо Эммалиэ. — Он для меня как внук, а для тебя — мужчина, пусть и сопливый.

Температура спала, начался кашель. Юноша лаял, надрывая горло. Впалая грудь ходила ходуном, лицо краснело. Кашель мешал раненому, заставляя задыхаться от удушья.

— Соседей не обманешь, — сказала Айями. — Гхыкает-то мужской голос. На всех этажах слышно.

— Я сказала, что ко мне в гости приехал племянник, — отозвалась Эммалиэ спокойно. — А тех, кого соседство с моим родственником не устраивает, могут пожаловаться даганнам. Посмотрим, кому будет хуже. Дам показания, и вместе со мной весь дом пойдет под арест за сговор.

— Должно быть, Ниналини обрадовалась перспективе переезда в Даганнию, — хмыкнула Айями.

— А то как же. Заявила, что помогает членам Сопротивления, а чужие родственники обойдутся, — ответила Эммалиэ со смешком.

— Она не промолчит. Сдаст.

— Не сдаст, — заверила Эммалиэ. — Я слишком хорошо её знаю.

Чтобы облегчить кашель, пришлось передвинуть "кровать" ближе к буфету и приподнять раненого полулежа. Так посоветовала Зоимэль.

— Чтобы легче отходила мокрота, — пояснила она. — Ему повезло, не заработал воспаление.

Начав кашлять, паренек пришел в себя. Открыв глаза, смотрел в одну точку, и во взгляде не сразу появилась осмысленность. Еще бы, любой дезориентируется, очнувшись в непонятном месте, в темноте при свете лучины.

Айями рассказала юноше, каким образом он оказался в полуразгромленной квартире.

— Меня зовут Айями, а маму — Эммалиэ. А твое имя?

Незнакомец не мог говорить — голос пропал, и рукой пошевелить не мог, потому что ослаб. Даже моргание поначалу утомляло паренька, но потом дело пошло на поправку. При случае Эммалиэ перебрала вслух буквы, а раненый моргал, отмечая нужную. Айями записывала, и на листочке получилось "Айрамир". Аналогичным способом женщины узнали, что юноше двадцать лет.

— Ну, вот и познакомились, прекрасный принц, — улыбнулась Айями, сжав ободряюще его ладонь.

Айрамир мало походил на принца. Ранение и болезнь заострили черты лица, глаза ввалились, и стали заметны торчащие уши.

— Смотри, Айями, ваши имена похожи. Одинаковые "Ай" и "ми", — отметила Эммалиэ с воодушевлением. Ее несказанно радовало, что паренек очнулся. Значит, не впустую бдели возле постели раненого.

А тот с каждым днем крепчал. Айрамира кормили часто, но понемногу. Не желая быть беспомощным, юноша отобрал ложку у Эммалиэ и с разочарованным стоном разжал пальцы — из-за слабости задрожали руки. И естественные надобности справлял с помощью Эммалиэ, так как стеснялся Айями. И пытался самостоятельно добраться до отхожего ведра, но упал, потеряв сознание, чем напугал женщин.

— Вот упрямец. Сначала сил наберись, а потом шастай. Между прочим, пол холодный, а ты босиком, — упрекнула Эммалиэ парня, но всё же принесла галоши деда Пеалея вместо тапок.

Айрамир и разговаривать пытался, но голос исчез, оставив взамен каркающие хрипы.

— Не надрывай связки. Всему своё время, — успокоила Зоимэль, придя для повторного осмотра. — Видно, ты в рубашке родился. Могло быть и хуже.