После простой церемонии, когда я перед всеми обитателями Храма принёс положенные клятвы Ордену и Императору в лице сконфуженного Мартина и получил собственный акавирский клинок с выгравированным "Ксарес" на лезвии возле рукояти, я оказался вдруг предоставлен сам себе. С разрешения грандмастера я оккупировал угол в восточном крыле, оборудованный для алхимических опытов, и несколько дней ставил опыты с травами, что успел собрать в Мёртвых Землях и на привалах по пути из Кватча в Вейнон, терроризируя окружающих различными амбре. Пока Белизариус и весельчак-северянин Ролианд, с которым я совершенно неожиданно подружился, после очередной едкой реплики усевшегося с книгой в том же углу Ахилла, что в Храме вообще-то есть зельеварня, не выволокли меня на тренировочную площадку. А на мои гневные вопли было заявлено, что отравить некоторых братьев дело благое, и они сами бы мне с радостью помогли, но дать мне уложить в лазарет всех обитателей Повелителя Туч им не позволяет совесть.
Зато, как оказалось, эта самая совесть вполне позволяла им гонять меня до полного изнеможения. Моего, разумеется — тот же Ролианд, похоже, мог размахивать своей дайкатаной бесконечно долго. Держа её всё это время одной рукой. Правда, не всё было так уж безрадостно, как может показаться — за время, проведённое с ними, я узнал, что Белизариус беспокоится за братьев по Ордену, оставшихся в Имперском городе, а северянин не прочь поухаживать за неприступной имперкой Дженой и терпеть не может "лощеного ублюдка" Ахилла. Да, ещё я узнал, что меня, оказывается, обучали на ассасина, в каких выражениях принято ругаться в Сиродииле и Скайриме, и научился сносно, по словам всё того же Ролианда, владеть катаной. И за несколько дней до отъезда отметил своё сорокасемилетие. Причём идея стянуть из погреба "пару бутылочек" вина для этой цели принадлежала приятелям. Самому мне это в голову не пришло — я себя ещё не настолько свободно чувствовал в Храме Повелителя Туч. Правда, я наутро почему-то нашёл рядом со своей постелью не две, а двенадцать пустых бутылок, на самой постели полураздетых Ролианда в обнимку с Дженой, а себя — на полу, рядом с храпящим Белизариусом и в окружении уже помянутых бутылок. Хорошо хоть не в обнимку... Джоффри, когда узнал об этом, был очень недоволен. Больше всех влетело Ролианду — как самому старшему. То, что я родился на семь лет раньше северянина, никто, кроме меня самого, в расчет принимать не стал.
Самой большой проблемой для меня оказалась даже не неприязнь Ахилла, а холод. На Вварденфелле всегда достаточно тепло из-за Красной горы, а в континентальных владениях Дома Редоран, расположенных возле границы со Скайримом, далеко к северо-востоку от Храма Повелителя Туч, я никогда не был. И мне было страшно представить, что здесь бывает ещё холоднее. Что, кстати, служило неиссякаемым источником поддразниваний со стороны Ролианда. Особенно во время тренировок. Нетрудно догадаться, чем это каждый раз заканчивалось — я начинал орать и лез в драку, северянин за особо мерзкие высказывания давал мне по шее и сообщал, что он думает о некоторых "остроухих придурках", не понимающих шуток, а потом тащил пить мёд и мириться. И так почти каждый день. Самое интересное — долго злиться на него у меня не получалось. Мёд ли тому причиной или добродушный характер самого Ролианда, я не знаю, но Белизариус однажды проронил что-то про забавное единство противоположностей. И про то, что с моим появлением в Храме Повелителя Туч стало веселее.
Кстати, причиной провалов в моей памяти оказалась вовсе не скуума. Нет, я не вспомнил, что со мной было, просто Джоффри, видимо, устав ждать, пока я соберусь с духом поинтересоваться, в один из немногих дней, когда мои приятели были заняты, вызвал меня к себе и вручил небольшую стопку пергаментов с донесениями агентов по поводу моего заключения в тюрьме с приказом ознакомиться. Из них-то я и узнал, что отвратительным во всех смыслах самочувствием по пробуждению в тюрьме обязан рвению начальника Имперского Легиона, некоего Адамуса Филиды, прославившегося тем, что объявил войну Тёмному Братству — сиродиильской организации наёмных убийц, правда, в отличие от Мораг-Тонг, нелицензированной, а потому находящейся вне закона. Точнее, тюремным дознавателям, переусердствовавшим в попытках выбить из меня признание в причастности к делишкам этого самого Братства. Понятно, что ничего они не добились... но мне, по всей видимости, крупно повезло, что после такого допроса я всего лишь забыл события двух предшествующих тому недель, а не сделался пускающим слюни идиотом. Причины, почему меня вообще арестовали, были изложены настолько обтекаемо, что на их основании, как я понял, можно было пересажать половину Сиродиила и весь Морровинд. Создавалось впечатление, что этому Филиде с его вендеттой срочно понадобился козёл отпущения, а я, на свою голову, оказался в пределах видимости озверевшего от бесплодных усилий по поимке убийц легата, который намётанным глазом сходу вычислил во мне ассасина. И какая разница, что я, несмотря на пройдённое обучение, на самом деле таковым не являлся? Там же содержалось сообщение, что обвинения с меня сняты по причине недостаточных улик, и короткий список вещей, которые на момент ареста были при мне, а теперь осели в карманах тюремщиков. А ещё копия ответа главы Дома Редоран Болвина Венима на отправленный в Морровинд запрос, что младший сын его сестры Ксарес погиб одиннадцатого числа месяца Последнего Зерна, окончательно подтвердившая мои догадки — ведь памятный разговор произошёл как раз накануне. И хотя с фактом своего изгнания я вроде бы успел смириться, это напоминание оказалось неожиданно болезненным. И недвусмысленно говорило, что обратная дорога для меня закрыта — мёртвые не возвращаются. Что касается вещей, то потерю вварденфелльского наряда и десятка монет моя жадность пережила почти безропотно, но вот утрата кинжала из дэйдрика вызвала бурю негодования. Кинжал, подаренный всё тем же дядей Болвином на двадцатипятилетие за "выдающиеся успехи" в обучении и бывший предметом моей особой гордости — как же, подарок самого главы Дома... ровно до тех пор, пока я не узнал, что мои двоюродные братья давным-давно получили точно такие же. Дурак. Жалел я не о том, что лишился памяти о Доме, нет, просто вещи из дэйдрика астрономически дороги, а мне не помешали бы деньги — арсенал Клинков в восточном крыле Повелителя Туч был рассчитан на крупных и широкоплечих имперцев и редгардов, привычных к тому же к тяжёлым доспехам, и подходящих для меня вещей там не нашлось. Следовательно, их нужно покупать. А на что? В результате я, с неохотного разрешения грандмастера, обчистил расположенные неподалёку айлейдские руины с красивым названием Риэль, заодно потренировавшись в скрытном передвижении и атакующих заклинаниях, каковых, правда, в моем распоряжении по-прежнему имелось всего одно — огнешар. Возможно, знай я заранее, что в развалинах полно нежити, я бы туда не сунулся, по крайней мере, в одиночку, но, когда я это выяснил, отступать было уже поздно. К тому же найденным там добром я нагрузил Прорву так, что у бедной кобылы разъезжались ноги, и в несколько заходов отвёз добытое в Бруму. Понятно, что Риэль, как и все остальные айлейдские руины был неоднократно обшарен до меня, но, тем не менее, там нашлось немало интересного.
Ещё через пару дней я, отловив Мартина в библиотеке, потащил его на стену — там, кроме караульных, никто не ходил, и можно было не волноваться, что наш разговор услышат. Очень уж мне было интересно, откуда у него такие познания дэйдрической магии, а спрашивать при остальных я не рискнул. Мало ли что. Вот только Мартин, стоило мне задать этот вопрос, помрачнел и замкнулся, коротко сообщив, что до того, как стать священником, "следовал другому пути", и попросил не расспрашивать его об этом. Учитывая, что я сам в своё время был не до конца откровенен с ним, я извинился и отстал.
И, напоследок, я окончательно испортил отношения с Ахиллом. Последний регулярно вертелся возле Мартина, особенно во время наших с ним бесед в библиотеке, демонстративно морщась всякий раз, когда я что-то говорил, и бормоча о тупых провинциалах, своим жутким акцентом уродующих прекрасный язык Империи. Хотя, если верить тому же Белизариусу, мой вварденфелльский акцент был почти незаметен. Если специально не прислушиваться, конечно.
В тот день он пришел поглазеть, как Ролианд в очередной раз гоняет меня по внутреннему двору Повелителя Туч. К тому времени тот как раз почти загнал меня в угол и теперь планомерно заставлял отступать к стенке.
— Смотрю я на вас и пытаюсь понять, — услышав эти ленивые интонации, северянин мгновенно помрачнел и прекратил поединок, — как этому... нашему новому брату... удалось закрыть врата Обливиона? С такими-то боевыми навыками... — добавил он с неприятной улыбкой.
Я пожал плечами. Те, кто должен был знать — Джоффри и капитаны Сайрус и Стефан — знали, кроме них я рассказал только Белизариусу с Ролиандом и самому Мартину, присутствовавшему при моем разговоре с Савлианом Матиусом ещё тогда, когда я отлёживался в лагере беженцев в Кватче. Делиться воспоминаниями с Ахиллом я не собирался. Но тут Ролианд толкнул меня в бок:
— Покажи ему, как ты разделался с тем дремора.
Я недоумённо нахмурился, пытаясь сообразить, какого из тех, с кем мне там довелось биться, он имеет в виду, когда увидел, что он протягивает мне снятый с пояса кинжал.
— Только осторожнее, малыш, — предвкушающе ухмыльнулся приятель, когда я с такой же, как у него, усмешкой повернулся к стоящему в нескольких шагах от нас Ахиллу, — этот ублюдок, конечно, заслуживает хорошей взбучки, но он всё же наш брат по Ордену. Не убей его.
— Не волнуйся, — я взвесил клинок на ладони, приноравливаясь к весу и балансу.
Хорошо знакомое оружие придало уверенности. Благодаря Белизариусу я знал, что смогу победить — в конце концов, не только они загоняли меня в угол на тренировках. Не в тех случаях, когда у меня в руке был кинжал...
Длинный перетекающий шаг навстречу атаковавшему Ахиллу... скользящим движением принять рубящий удар на лезвие кинжала, гася его и одновременно осторожно перенаправляя... так, чтобы противник провалился следом... взвизг стали о сталь, изогнутый клинок пронзает воздух у меня над правым плечом, а сам имперец, ведомый инерцией своей же атаки, неловко переступает с ноги на ногу, пытаясь удержать равновесие... Короткий рывок под опускающуюся руку противника... и вот я уже выпрямляюсь у него за спиной, а лезвие кинжала плашмя прижимается к его шее. Самым сложным оказалось остановить удар в последний момент, к тому же мне и без того пришлось быть предельно осторожным — кинжал был хорошо наточен, а калечить "своего", даже если это сволочь Ахилл, я не хотел.
— Ты убит, — сообщил я, аккуратно убирая лезвие кинжала от кадыка дёрнувшегося противника и отступая на шаг. — Повторим? Или этого достаточно?
Тот молча отступил ещё и медленно обернулся. При виде его пылающего бешенством лица я едва сдержался, чтобы не отшатнуться, а мгновенно напрягшийся Ролианд в какие-то два шага подошёл к нам.
— Интерес-сно, — ненависти в его голосе было едва ли не больше, чем во взгляде, — знает ли Император Мартин, что водит дружбу... с убийцей?!
— Что здесь происходит? — раздался голос Джоффри.
Ахилл словно бы сдулся, и я рискнул обернуться.
Грандмастер был рассержен. И он был не один. Чуть в стороне обнаружился Мартин в сопровождении Джены. И все они неприязненно смотрели на меня.
Северянин забрал у меня свой кинжал и, на всякий случай, стараясь держаться между мной и моим недавним противником, в нескольких словах рассказал, как всё было. Я помалкивал — вряд ли меня стали бы слушать. По крайней мере, сейчас. Но к концу рассказа неприязненные взгляды были обращены уже в другую сторону.
— Всё было так, как он говорит?
Ахилл, которому и был задан вопрос, открыл было рот... потом закрыл и кивнул.
— Да, грандмастер, — выдавил он.
Джоффри покачал головой.
— Я был о тебе лучшего мнения. Сейчас, когда от нас требуется большая сплоченность, чем когда бы то ни было, твое поведение недопустимо. Вместо того чтобы помочь нашему новому брату освоиться, провоцировать его на конфликт...
— Разве вас не волнует, что он — ассасин? Обученный убийца?
— Нисколько. Я имел возможность немного узнать нашего юного друга, поэтому могу быть в нем уверен. Только случай не позволил ему стать одним из знаменитых "лесничих", а они, если ты помнишь, дали клятву и с тех пор неоднократно и успешно сотрудничали с нашим Орденом. И, наконец, кто может лучше противостоять ассасинам, убившим Императора Уриэля, как не такой же ассасин? Не говоря уже о том, что Клинкам нужны братья и сестры с самыми разными, порой совершенно неожиданными умениями. А этот случай... пусть он станет для тебя уроком.
Что за клятва, я впоследствии так толком и не выяснил. Все объяснения сводились к тому, что некогда Мораг-Тонг — вероятно, в обмен на легализацию и прекращение преследования — поклялись не принимать заказы на членов императорской семьи. Ничего удивительного, если вспомнить, что после убийства потентата-акавирца Версидью-Шайе в Сенчале, "лесничих" объявили вне закона и открыли на них охоту по всему Тамриэлю. Хотя теперь некоторые говорят, что убийца на самом деле принадлежал к Темному Братству — тому самому, по косвенной вине которого я попал в лапы Филиды и его подручных — а обличающая Мораг-Тонг кровавая надпись на стене дворца в Сенчале была фальшивкой. Иными словами "лесничих" грандиозно подставили. За это говорит и то, что Темное Братство очень быстро окрепло и заняло нишу, которая прежде принадлежала Мораг-Тонг, чего не случилось бы, обладай "лесничие" прежним влиянием. Некоторое его подобие они сохранили только на моей родине — главным образом на Вварденфелле, став своеобразным арбитром в непрекращающихся склоках Великих Домов. Впрочем, их существование Империи выгодно, поэтому гильдия дожила до наших дней и даже получила легальный статус. В отличие от пресловутого Темного Братства, довольно скоро оказавшегося вне закона и ушедшего в подполье, снискав сомнительную славу тайного общества убийц, запятнавших себя поклонением дэйдра.
Отношения с Ахиллом лучше не стали, скорее, наоборот. Но мирить нас никто не пытался. Да и вряд ли это к чему-нибудь привело. Только теперь он при виде меня не делал, как прежде, вид, что меня нет, а становился издевательски вежлив и предупредителен. Как с девицей, честное слово. Я злился, но терпел, понимая, что красавчик желает отыграться. После долгих размышлений я пришел к выводу, что подыгрывать ему тоже не стоит — неизвестно, во что это может вылиться. Самым лучшим решением было сделать вид, что так и должно быть. Было непросто, но я справился.
Впрочем, долго это не продлилось — как оказалось, пришло время заняться делами. Джоффри, наконец, получил сведения из Имперского города — мой знакомец Баурус, похоже, вышел на тех, кто убил Императора Уриэля.
И вот теперь, прибыв в столицу двенадцатого числа месяца Морозов, я рассматривал знакомую вывеску над входом в таверну Лютера Брода, где, по словам грандмастера, он в настоящее время обретался.
