Танго с призраком - 4. Танго Нуэво

Девушки переглянулись.

— А этому можно научиться? — Тереса действительно заинтересовалась. На земле живем, не в раю. Всякое случиться может.

— Да, — поддержала Мерседес.

— Частично. Я вам покажу несколько точек на теле человека, нажатием на которые его можно вывести из строя. Надолго. Этого, думаю, хватит?

— Пока — да, — согласилась Тереса.

Феола умолчала о том, что точек на теле тысячи и сотни тысяч. И воздействовать на них можно по-разному.

Адэхи учил.

— А почему он с тобой не приплыл? Шаман? — не удержалась Мерседес.

— Потому что он свою работу выполнил, — отмахнулась Феола. — Он меня научил, а дальше я должна идти в большой мир, раскрывать свои таланты, и только потом совершенствоваться. Это так работает.

— Это он тебе дал жемчуг?

Феола пожала плечами.

— В каком-то смысле. Это было мое обучение. Так тоже управляют своей жизненной силой. Спуститься под воду, почуять нужную раковину, достать ее с глубины... это филигранный контроль. Так что это и подарок — и не подарок. Я его честно добыла.

Родители не знали, как ее обучал Адэхи. И слава Богу. Не то отца бы удар хватил. Увидь он, как трехлетняя малышка бестрепетно поднимает за хвост здоровенного щитомордника... м-да. И змея вовсе не собирается кусаться, у змеи есть только одно желание — подальше уползти и от шамана, и от его ученицы.

Змеи опасны для детей?

А змей вы выслушать не хотите? Им дети тоже совершенно не нравятся. Даже на вкус!

— Если тебя хотели два раза похитить, то вопрос — зачем? И когда будет третий раз, — задумчиво протянула Феола, переключая разговор с шамана на Мерседес.

Ту передернуло.

— Вряд ли для чего-то хорошего. И мама с папой... с ними явно что-то не так. Бабушка с дедушкой нас утром забрали, но...

Тереса хлопнула себя по лбу.

— Твоя фамилия — Веласкес?

— Да.

— Эммм...

— Тереса?

— Сплетни по городу уже поползли. Твою мать обвиняют в убийстве твоего отца. Если мать — Вирджиния, а отец Самуэль?

Если бы не Феола, которая перехватила Мерседес за руку и привычно разогнала по телу ее жизненную силу, девушка упала бы в обморок.

* * *

Нашатырь?

Оказывается, чашка кофе, вылитая на платье действует ничуть не хуже. Тереса с перепугу промахнулась.

— Мерче, прости меня, дурочку! Пожалуйста... я же не думала, что ты...

Мерседес вдохнула. Выдохнула.

Она бы разрыдалась, может, даже в обморок упала или истерику закатила, она сама не знала. Но Феола держала ее за руку. И от ладони подруги расходилось уверенное тепло.

— Я... мама...

Феола вздохнула.

— Я правильно понимаю, ты ничего не знала?

— Н-нет...

— Молодцы твои дед и бабушка.

— Молодцы!? — искрами вспыхнула Мерседес. — МОЛОДЦЫ!? У меня тут... это — МОИ РОДИТЕЛИ!!!

Сейчас бы она и деду, и бабушке головы поотрывала! Это ж надо... ладно — младшие! А она? Ей что — десять лет!? Она дура?! Не разберется!?

Не поймет, как нужно себя вести!?

Да, что-то неладное она заподозрила. Но такого и предположить не могла. Это же папа и мама! А для любого ребенка родители — это то, что будет вечно. Вот вообще вечно-бесконечно... как они могут пропасть? С ними не может случиться ничего плохого, потому что они так нужны-нужны-нужны...

Как оказалось — может случиться.

— Треси, скажи, что именно ты знаешь? — попросила Феола.

— Ничего особенного. Просто сплетни, — созналась Тереса. — Якобы Вирждиния Веласкес убила Самуэля Веласкеса. Ну и все, пожалуй... остальное именно что сплетни. То ли приревновала, то ли еще что...

— Вот, — кивнула Феола.

— Мама не могла!

— У твоего отца не было любовниц?

Мерседес даже не смутилась. Не до того. Или магия Феолы оказывала такое влияние, исподволь снимая все ограничения?

— Мама со мной говорила на эту тему. И объяснила мне все. У отца любовницы не было, он просто иногда в бордель ходил. Но мама сказала, что у мужчины бывают такие желания, с которыми к жене просто приходить стыдно. Вот он их и удовлетворяет...

Девушки кивнули.

— Не ревновала. Но убила, — задумалась Феола. — Странно это все как-то...

— Мама не могла. Она была счастлива. И папа тоже. Понимаете?

Девочки понимали. Странная такая субстанция — счастье. Живет далеко не везде, но там, где оно есть... дети всегда его чувствуют. Шкуркой ощущают. Их не обманешь подарками и показными улыбками, не заговоришь красивыми словами.

Или счастье есть — или его не будет. Вот и все.

— Я в полицию пойду. Мама не виновата... следователь у нас был, но я ничего не поняла, — задумалась Мерседес. — Может, что-то... мне надо с ним поговорить.

— Сегодня и поговоришь. Даже не сомневаюсь, — пожала плечами Феола.

— Да?

— Подумай сама. Убийство, потом похищение... два... если следователь не идиот, он точно заинтересуется.

— А если идиот?

— Разберемся сами, — отмахнулась Феола. — И с похитителями разобрались, и с историей этой разберемся.

Мерседес хлюпнула носом.

— Фи, а можно я расскажу, ну, про первое похищение?

— Конечно. Только говори, что я похитителей огнем напугала, ладно?

— Ладно. А ты можешь?

— Внутри людей горит огонь, — Феола зажгла крохотные огоньки на кончиках ногтей, повертела пальцами перед подругами. — Это не моя сила, но я справлюсь.

Тереса кивнула.

— Хорошо. Мы так и будем говорить, что ты огневичка.

— Но слабая, — дополнила Феола.

— Хорошо. Слабая огневичка, — кивнула Мерседес. — Спасибо, Фи.

— Не за что. Девочки, давайте разбегаться. Мерседес, на тебе все самое серьезное. Скажи, ты сможешь поговорить с ювелиром и продать ему этот жемчуг? Твои пять процентов.

— Да. И без процентов. Ты мне уже подарок сделала.

Феола кивнула. Ладно, пусть так. Она потом еще подумает, что подарить подругам.

— Второе. Вспомни все, что знаешь про родителей. И расспроси следователя. Поняла?

— Да.

— А я наведу справки в полиции, — решила Тереса. — У меня там троюродный брат работает. Задавала страшный, но ради такого случая — потерплю.

Феола кивнула.

— Давайте, девочки. Так и решили, так и делаем!

Зачем им это нужно? Стоит ли лезть не в свое дело? А вдруг им от этого станет только хуже?

В пятнадцать лет такие сложные мысли в голову и не приходят как-то. И рядом не проходят. Надо помочь — и девочки идут, и помогают. И все для них правильно.

* * *

Лоуренсио вкушал кофе.

Да, именно не пил, а вкушал, ему очень нравилось думать о себе именно так.

Вот чашечка из тонкого, словно яичная скорлупа, фарфора, вот блюдце, вот лежит рядом тонко нарезанный лимон, вот сыр...

Алисия так рано не вставала никогда.

Феола напротив, уже давно встала и куда-то ушла... м-да. Родители ее совершенно распустили.

Лоуренсио с неудовольствием вспомнил момент, когда в их жизни появился шаман. Феола была еще совсем крошкой, только-только ползать начинала.

Адэхи просто появился в гостиной.

Вошел и застыл, глядя на маму и Феолу. Алисия забилась в угол и заревела. Сам Лоуренсио, стыдно вспоминать, попросту обмочился под его взглядом. А Фи засмеялась и протянула к нему ручки.

Хотя что такого было-то в шамане?

Вроде и не в полном церемониальном облачении пришел, обычный старик в льняной рубахе и таких же штанах, разве что босой. Седые волосы стянуты кожаным ремешком, черные глаза смотрят внимательно и жестко.

Мама тогда тоже испугалась, но смогла и поздороваться, и пригласить гостя. Она поняла, кто это.

Может, по татуировкам, которыми было покрыто лицо гостя.

Может, по бериллу, размером с куриное яйцо, который висел у него на груди.

Может, по змее, которая обвивалась под рубашкой вокруг запястья шамана...

Лоуренсио так и не знал, что сказал Адэхи отцу, что сказал матери. Но шаман остался в их доме.

И — все.

На Феолу стало невозможно как-либо повлиять. Она говорила и делала, что пожелает. Сам шаман мог драть ее за уши, но если Лоуренсио хотел приблизиться к сестре...

Нереально. И точка.

Хотя... зачем ему нужна была эта малявка? Росла она себе — и росла. А вот когда она начала лезть не в свое дело...

Вот, как вчера!

Он едва со стыда не сгорел перед Анхелем, хорошо еще, друг все понял...

А это что такое?

Лоуренсио взял с подноса небольшой белый конверт.

СиньЁр, вы свАими гонками убили чИловека.

ЕслЕ не хАтите, чтобы об этом все узнали, с вас сто монет золотом.

ОтдадЕте хозяЕну таверны 'Рыжая крыса'. СкажИте — для Крыса, он мИне пИредаст.

Или я всем раскажу, как звали бИднягу, кАторого вы сбили на мобиле.

Крыс.

Сначала Лоуренсио даже не понял смысла письма.

Потом оскорбился, что его назвали синьором.

И только потом...

Ударило осознание. Жестко, резко, остро...

Да, гонки.

И ночь, и улицы города, и эйфория, и удар о мобиль... и кровь. И Анхель говорил, что никто никого не убил? Или...

Лоуренсио сжало гадкую бумажку в кулаке так, что едва не порвал.

Нет-нет, он подождет, он не станет паниковать, он...

Вот придет Анхель, и они обсудят эту ситуацию.

* * *

Сначала Мерседес хотела устроить бабушке и деду скандал.

Окажись они вот прямо рядом-рядом, она бы так и поступила.

А чего они!?

Это ее папа и мама! То есть папа... слезы потекли самопроизвольно. Закапали на воротничок платья... папочка. Как страшно осознавать вот это слово — навсегда.

И что тебя — нет!

Впрочем, в семнадцать лет смерть осознается плохо, даже своя. Поэтому Мерседес долго не плакала.

Маму она не потеряет! Не даст! Не позволит!!!

Итак, что именно она может сделать?

Во-первых, подумать, кому и зачем она понадобилась. Не мама, нет. Именно сама Мерседес.

Во-вторых, подготовить с девочками ловушку на похитителя. А что? Феола не ставила себе цели захватить кого-то. Но она наверняка сможет. А там уж...

Они расспросят негодяев и все разузнают!

В-третьих, поговорить со следователем.

Ага... ровно через десять минут благие намерения были смыты, как вода в известной белой фаянсовой емкости. Когда бабушка подняла брови привычным жестом.

— Мерседес, ты плакала? Так и знала, не надо было тебя отпускать.

— А у меня нет поводов плакать? — мягко уточнила внучка.

Идана Мерседес на секунду стушевалась. И тут же получила еще раз.

— Бабушка, я понимаю, что меня не стоит принимать в расчет, что со мной можно не считаться, но... те же газеты? Сколько ты собиралась скрывать от меня правду?

— Подруги сказали? — мрачно уточнила бабушка.

— Сказали. И?

Идана Мерседес потерла лицо руками, безжалостно смазывая косметику. И плевать на нее три раза.

— Сегодня бы и сказала. Еще до разговора со следователем. Просто тебе хотелось к подругам, и я решила не расстраивать тебя раньше времени. Похищение — это явно не просто так. Это должно быть взаимосвязано...

Мерседес кивнула.

Должно. Осталось понять, как именно оно взаимосвязано. Зачем кому-то нужна именно она? Будь жив отец, Мерседес бы подумала про выкуп. Но бабушка и дед... нет, вряд ли. У них просто нет столько денег. Но что тогда?

Нет, не понять...

— Я поговорю со следователем. В этой ситуации обязательно надо разобраться.

По лицу Иданы скользнула одна-единственная слезинка.

— Мне так хотелось, чтобы в твоем детстве не было этой грязи...

— Мое детство кончилось той ночью, когда убили моего отца, — жестко ответила Мерседес. — И мне уже семнадцать. Я пойду к себе. И жду следователя.

* * *

Не то, чтобы Тересе очень хотелось общаться с кузеном Пабло. Он старше, он дурак и задавака. Все детство он дергал девушку за волосы, а последнее время вообще распоясался, и норовил ущипнуть пониже спины.

Дурак!

С другой стороны, у нее сегодня выходной. С теткой так — не отвоюешь свое сразу, потом вовек не дождешься и не добьешься. И надо решаться, и беседовать с кузеном именно сегодня. Тем более, работает он очень удачно для Тересы. Охранником в морге. Это называется охрана, а так... сторож. Самый обычный сторож, ну, может еще грузчик, когда что-то поднести надо.

С другой стороны видит он много, слышит много, а память у него отличная. Особенно на то, что его никак не касается.

А вот и морг.

И Пабло.

— Кузина Тереса! Риша!

Тереса едва не зашипела. Вот это 'Риша' она терпеть не могла.

Тереса — Триша — Риша... да?

Нет! Триша — это Беатрисия. А она — Треси! Вот!

— Кузен Пабло! Рада тебя видеть!

— Какими судьбами? Я так редко тебя сейчас вижу, ты постоянно занята у этой своей тетки...

— Хочу стать модисткой, — пожала плечами Тереса.

— Зачем? — совершенно искренне удивился Пабло. — Ты же понимаешь, что ничего не добьешься! Зачем тебе там руки ломать?

— А что мне надо делать? — мягко уточнила Тереса, борясь с желанием дать пинка идиоту. Нет, ну неужели ЭТО кому-то еще и нравится? Он ведь симпатичный, высокий, стройный, черноглазый, с правильными чертами лица... Но стоит Пабло раскрыть рот!

Все.

Тересе тут же хочется взять лопату, а потом обеспечить себе алиби и закопать труп поглубже.

— Замуж выйти, — привычно не заметил ее состояния Пабло. — Бабам надо выходить замуж, а потом пусть муж их обеспечивает.

— А если муж не сможет этого сделать? — мягко напомнила Тереса прописную истину. — Вот не заработает он достаточно?

— Чего это я не заработаю? — даже обиделся Пабло. — Я здесь вполне прилично получаю! Квартирку снимаю, правда, но если женюсь, приведу жену к родителям. Чтобы мама приглядывала, пока я работаю! Она же и с детьми поможет.

— Сочувствую твоей будущей супруге, — кивнула Тереса.

С матерью Пабло она была неплохо знакома — все ж родня. И все эти годы наблюдала одно и то же. С одной стороны — мать у Пабло была сущей гидрой, которая сожрала бы любую претендентку на ее сЫночку. Ибо нет достойных...

Принцессы нет, а кто-то ниже рангом Паблито не подходит. Увы.

С другой стороны: а почему весь женский мир Астилии не бьется в конвульсиях от счастья? Это же ПАБЛО! Он должен только пальчиком тыкать и выбирать, а женщины должны падать, падать и падать от восторга. А они чего-то не падают.

Точно — дуры.

Тереса ее не раздражала, потому как дальняя родственница. И никаких видов на Паблито не имеет. Но тоже дура, понятное дело.

— Не, мама счастлива будет, — отмахнулся Пабло. — Риша, я ей сказал, что подожду еще годик, а потом мы с тобой и пожениться сможем.

— Че-го?!

Если бы Тересу палкой по голове ударили, она бы и тогда так не ошалела.

По-же-нить-ся!?

Она — и этот гамадрил?!

Да с какого, простите, перепуга?! Она к нему пальцем не притронется, не то, чтобы замуж выходить! Это ж бред сивой кобылы в безлунную ночь на кладбище! Столько даже не выпить!

— Ага... так что ты на работе не надрывайся. Я тебя и этого паршивого ателье заберу. Будешь мне рубаки шить. И кальсоны...

И заржал, недоумок.

Тереса сжала кулаки.

Потом медленно их разжала, сосчитала до десяти сначала в одну сторону, потом обратно, поняла, что надо было считать до ста.