— Полицейские приводы? — переспросил Келли.
— Злоупотребление общественной собственностью, — пояснил Барни. — Мы обнаружили, что они были арестованы в Нью-Йорке за то, что сидели на улице.
— Это была профсоюзная демонстрация, — крикнул Макс. — На следующий же день дело было прекращено в суде. У нас тогда было больше сотни арестов.
— Это только доказывает, что ваши люди плюют на закон и порядок, — произнес Барни. — Общество должно быть защищено...
— Вы не можете задерживать этих людей по обвинению в незначительных правонарушениях, — сказал Келли.
— Все много серьезнее, конгрессмен, — вставил мэр. — Среди прочего они обвиняются в поджоге.
— У вас есть доказательства? — спросил Келли.
— Доказательств достаточно.
— Тогда вы должны предъявить им обвинение, — сказал Келли. — Бог мой, вы что, не знаете о решениях Верховного суда?
— Ну, им будут предъявлены обвинения, конгрессмен, — сообщил Барни. — Мы никого не лишаем их прав.
— Вы уже нарушили их права, если не предъявили этим людям обвинение, — ответил Келли. — Их информировали об их правах?
— Конечно, — сказал мэр. — Конечно.
— Где окружной прокурор?
— Он пришлет завтра помощника, — произнес мэр и с неловкостью посмотрел на Барни.
— Если оставить ребят в тюрьме на ночь, копы им головы разобьют, — крикнул кто-то. — Забери их, Макс.
— Я требую, чтобы им немедленно было предъявлено обвинение, — проговорил Макс. — Немедленно!
— Помолчи минуту, ты, пустое место, — злобно прорычал Барни. — С кем, по-твоему, ты говоришь?
— Мистер Дрегна прав, мэр, — заявил Келли. — Вы обязаны немедленно предъявить обвинение. — Он повернулся к Маллади: — А вам, Маллади, я настоятельно советую держаться в стороне от этого дела.
В течение долгих десяти секунд Маллади и Келли изучали друг друга в неожиданно притихшем коридоре. Потом Маллади пожал плечами.
— Конгрессмен, я, понятное дело, не хочу лезть с вами в драку, но, с другой стороны, эти люди мои друзья, и я хотел бы быть уверенным, что они получили лучший совет...
— Совет, это замечательно. Но и ограничьтесь этим.
— Я посоветуюсь завтра с окружным прокурором, — сказал мэр. — Уверен...
— Если этим людям не будет предъявлено обвинение в течение получаса, я лично звоню министру юстиции Соединенных Штатов и заявляю протест по поводу нарушения их конституционных прав, — мягко произнес Келли. Он взглянул на часы, потом на мэра: — Двадцать девять минут, господин мэр.
Мэр облизнул губы и посмотрел на коллег. Повернувшись, они смотрели на Барни, который махнул рукой:
— Не стоит так волноваться, конгрессмен. У нас есть более важные дела, о которых надо думать, правильно, мэр? Почему бы не предъявить обвинение этим бродягам и не вернуться к борьбе с пожаром?
— Позвоните домой Шварцу и скажите его жене, чтобы вызвала за полчаса одного из его партнеров, или завтра у профсоюза будет новый адвокат, — велел Макс кому-то из помощников. — Вроде, один из них живет в Скарсдале.
— Не беспокойтесь, мистер Дрегна, — произнес Келли. — Я буду представлять ваших людей. — Повернувшись к мэру, он добавил: — У кого материалы?
— У начальника полиции. Я вызову его сюда, — сказал мэр.
— Предположим, вы скажете ему, что мы спускаемся, — ответил Келли.
— Я должен позвонить судье, — произнес мэр.
— Ну, так и звоните, — нетерпеливо отозвался Келли. — Это его работа, верно?
— Ради Христа, мэр, позвоните этому чертову судье, и пусть придет сюда, чтобы предъявить обвинение этим бродягам, — прорычал Барни. — И давайте займемся пожаром. Джин, возьми-ка мое пальто.
Отполированное черное лицо ничего не выражало, но на мгновение мне показалось, что в глазах Абернети промелькнул гнев, когда он молча кивнул и пошел внутрь зала заседаний. Но это выражение исчезло, когда он вышел и помог Барни надеть пальто.
— Пойдемте на пожар, мэр, — сказал Барни, осторожно натягивая пару дорогих перчаток. — Будьте уверены, у конгрессмена есть все, что ему надо. — Он повернулся к Келли с кривой улыбкой: — Я представляю тот день, когда мы встретимся, конгрессмен.
— Не думаю, что это случится, — ответил Келли спокойным, холодным голосом.
— О-о-о, можно на минутку, Барни? — спросил мэр, и вместе с Маллади вошел в зал.
— Не думаю, что мистеру Маллади понравился конгрессмен, — прошептал мне Абернети.
— Могу вас уверить, это взаимное чувство.
— Я не могу припомнить, чтобы конгрессмен обращался к нему.
— Не думая, чтобы он когда-нибудь обратился, — ответил я. В это время Барни вышел из зала заседаний, кивнул головой Джину и спустился вниз, сопровождаемый встревоженным мэром и членами муниципалитета.
— Я позвонил начальнику полиции, — сообщил мэр, проходя мимо Келли. — Он едет сюда. Вы можете подождать в его канцелярии внизу.
С гудящей взволнованной толпой, устремившейся за нами, мы спустились в вестибюль, где ждали, пока не приедет шеф полиции. Затем нас пригласили к нему в кабинет. Когда мы вошли, Эдвардс сидел за своим столом. У него была круглая лысая голова, неуверенная улыбка и пустые голубые глаза. Его большие руки были натружены, и я мог бы держать пари, что он и сейчас сможет легко пахать.
— Мы здесь насчет предъявления обвинения двум членом профсоюза, — объявил Макс.
— Правильно, — ответил шеф. — Мэр мне только что звонил, — он схватил папку: — Обвинение у меня прямо здесь.
Он осторожно надел очки в роговой оправе, дал им соскользнуть на кончик носа, потом начал зачитывать заявление. Если коротко, то оно обвиняло членов профсоюза в поджоге, организации беспорядков, сопротивлении аресту и еще в чем-то, что я не разобрал.
Келли положил на стол свою карточку.
— Я представляю обвиняемых, шеф. Я бы хотел поговорить с ними пару минут.
Начальник полиции изучал дорогую гравированную карточку.
— Думаю, там все в порядке...
— Все в порядке! — взорвался Келли. — Право на совет имеют даже убийцы! Что у вас за город?
— Не стоит волноваться, конгрессмен, — произнес шеф. — Пойдемте, я прослежу, чтобы вы увидели их.
— Как насчет судьи? — поинтересовался я.
— Мэр только что позвонил ему. Они послали за ним полицейскую машину. А сейчас остальным придется подождать в вестибюле, пока мы не откроем суд.
Мы ждали в коридоре, где к нам присоединился Келли: глаза ледяные, губы сжаты.
— Это из ряда вон! — сказал он. — Они забрали этих людей на основании анонимного телефонного звонка. У одного из них шишка на голове размером с утиное яйцо. Он сказал, что когда детективы вошли в дом, они были в обычной одежде и не предъявляли никаких документов. Когда он пытался их выгнать, один из полицейских ударил его дубинкой, — он развел руками: — Я думал, такое случается только на юге!
— Может, вам следует посмотреть на собственный задний двор, конгрессмен, — пробормотал Макс.
— Я начинаю думать, что вы правы, Макс, — ответил Келли.
Предъявление обвинения было коротким и напоминало мне рассказ Кафки. Судья, явно раздраженный, что его вызвали из дома, сел за свой стол, барабаня пальцами во время чтения обвинения. Келли заявил, что арестованные невиновны, затем попросил выпустить их под номинальный залог, отмечая, что Дрегна, глава профсоюза, присутствует здесь и лично гарантирует, что оба обвиняемых явятся в суд. Судья безучастно выслушал его, потом накарябал что-то внизу обвинительного заключения.
— Сто тысяч долларов залога, — объявил он. — Защитник будет уведомлен о дне суда. Запишите адрес конгрессмена, — сказал он судебному клерку.
— Это возмутительно, сэр, — начал Келли, но судья развернулся на вращающимся кресле, вскочил и поспешно сбежал, взмахнув своей мантией.
Мы стояли у скамьи, в то время как два ухмыляющихся полицейских защелкивали наручники на заключенных и выталкивали их в боковую дверь.
— Я бы не поверил, если бы не видел сам, — произнес Келли.
— Нам следовало бы поджечь этот чертов суд вместе с их машинами, — горько сказал высокий негр.
— Запомните, никакого насилия, — громко объявил Макс. — Если замечу что-нибудь, вышибу из профсоюза.
— Что же теперь делать — дать им гнить? — спросил кто-то.
Келли рылся в карманах. Потом вытащил два десятицентовика.
— Дайте мне всю мелочь, что у вас есть, — сказал он.
Мы с Максом покопались в карманах и наполнили его ладонь пяти и десятицентовиками.
— Оставайтесь здесь, — коротко приказал он. — Я скоро вернусь. Мне надо сделать несколько телефонных звонков.
— Куда вы?
— Вытаскивать этих двоих из тюрьмы, куда же еще?
Мы ждали в пустом судебном зале примерно полчаса, когда подошел парень и сказал, что Келли сейчас вернется, и мы должны ждать.
Мы уселись на жесткой, старомодной скамье со спинкой, слушая вой далеких сирен и изучая выцветшие литографии с изображениями американского флага, Правосудия и присяги на верность США.
Один раз дверь открылась и заглянул Барни.
— Похоже, пожар взят под контроль, — весело сказал он. — Мы спасли магазины. Кто-нибудь собирается в деловую часть города? Подбросить тебя, дружище? — спросил он у меня.
— Я увижусь с тобой, Барни, — произнес я.
— Конечно, — ответил он. — В чем дело, Дрегна? Не можешь собрать деньжат для своих мальчиков?
— Вы лучше изучите суд, Маллади, — ответил Макс. — Когда-нибудь вы попадете сюда.
— Только, чтобы свидетельствовать против тебя и твоих бомбометателей, — бодро сказал Барни. — Я велел копам предоставить твоим ребяткам роскошную камеру. С нужником.
Он подмигнул мне и вышел.
— Когда-нибудь я доберусь до этого ублюдка, — прошептал Макс.
— Похоже, вы и ваши либералы не могут ему повредить, — произнес я.
— К сожалению, я вынужден согласиться.
* * *
Примерно через полтора часа Келли вернулся. Он был растрепанным и усталым, но в его глазах сиял победный блеск.
— Их освободят через двадцать минут, — объявил он.
— Освободит? — повторил удивленный Макс. — Как вы это сделали?
— Я нашел знакомого члена Верховного Суда. Я попросил подписать распоряжение об уменьшении залога. Он снижен до тысячи долларов. Я дал им свой чек.
— Ну, вы даете! — восторженно выкрикнул высокий негр.
— Ну, если я это сделал, так и вы можете, и все люди, которые здесь живут, — резко ответил Келли. — Этот город смердит от коррупции. Единственный способ вычистить его, это использовать силы самих жителей. Не забывайте!
Он взглянул на часы.
— Да-а, Финн, похоже, придется перенести приглашение в Вексфорд на другой срок.
— Подождите, я приглашаю вас на замечательный обед, — сказал Макс. — Я знаю тут место...
Что-то подсказало мне, что самое время для Келли исчезнуть. Я поблагодарил Макса и вместе с Келли вышел в бушующую ночь.
— Мне хотелось поговорить с Дрегной, — с некоторым укором сказал Келли, когда мы садились в его машину.
— В другой раз. Дайте им обсудить между собой, какой вы замечательный парень. Если вы высадите меня у остановки, я смогу...
— Не глупите! Я отвезу вас обратно в город. Я прекрасно могу сесть на ночной самолет. Утром будет голосование по президентскому законопроекту по использованию водных путей, и я должен быть в Вашингтоне.
— Мы, должно быть, вернемся на Манхэттен к полуночи. Я знаю место, где мы сможем перекусить.
— В этом есть смысл, Финн. Так и сделаем.
— Интересно, какого дьявола там был Маллади? — спросил Келли, когда мы выехали на обсаженную деревьями дорогу.
— Не знаю. Вы поверили, что он просто проезжал мимо?
— Слишком уж вовремя. И потом мэр и прочие не просто его друзья.
— Он говорит так, будто он там хозяин.
— А разве нет, подумайте! Лоуренс, должно быть, чудесное место. Один из людей Дрегны рассказал, что в прошлом году во время забастовки купил такси на пару со своим зятем. Парень потратил армейские сбережения, но они разорились. Он обнаружил, что ближайшее место, где он может припарковать машину у аэропорта, отеля и складов, находилось в трех кварталах от них.
Келли повернулся ко мне.
— Знаете почему?
— Сильное движение?
— Черт возьми, нет. Один из комиссаров владеет частью такси, поэтому он издал распоряжение, которое дает его компании монополию на три лучшие точки. Все конкуренты должны парковаться в трех кварталах.
— Напоминает жизнь в аду.
— После всего, что я слышал, это еще ничего. Этот высокий негр в суде сказал, что прошлым летом в каникулы отправил жену и детей к своему тестю. А тесть его живет в Гарлеме. Каникулы в Гарлеме!
Несколько минут, пока мы ехали по дороге, он молчал.
— Как может существовать такой город, Финн? Это же просто бессмыслица.
— В этом нет ничего необычного, Келли. Многие города на севере живут так же как и Лоуренс. Машина наступает постепенно, год за годом, пока люди не становятся полностью управляемыми. Оппозиция растаптывается, безжалостно и неотвратимо.
— Это действительно полицейский штат.
— Не совсем. Все делается абсолютно законно. Если хотят монополию — вроде вашего таксиста, — создают закон. Всегда можно выдумать фальшивый предлог, который будет даже логично звучать. Полиция у них в кармане, а местные газеты обычно боятся что-нибудь выявлять, поскольку зависят от рекламы. Владельцы газет имеют деньги, которые часто связывают их с другими интересами, например, с недвижимостью. А вы знаете, очень легко повысить налоги.
— Вы думаете, у Барни Маллади есть интерес в Лоуренсе?
— Кто знает? Но могу сказать одно: Барни Маллади имеет интерес во всем, что приносит деньги.
— Планкетт вновь возрождается. Нужно что-то делать с этим.
— Это не ваш округ, Келли. Да и если бы был вашим, что бы вы сделали?
— Без подготовки не знаю, но что-нибудь бы придумал. Я просто содрогаюсь, когда думаю о людях, живущих в городе, который представляет этот идиот шеф полиции. А уж мэр!
Некоторое время он молчал, потом неожиданно заговорил:
— Кажется, вы знаете этого молодого негра, который был с Маллади?
— Джина Абернети? Джош встречался с ним, когда мы беседовали с Маллади в Таск-Клубе, а я познакомился с ним раньше в Сити-Холле.
— Похоже, он очень умный парень.
— Да.
— Я почувствовал, как он возмущен тем, что Маллади отдает ему распоряжения, словно лакею. Он ничего не сказал, но в какой-то момент, я подумал, что он пнет Барни прямо в живот.
— Вы имеете в виду, когда Барни велел ему принести пальто? Странно, но Джош сказал то же самое после беседы с Маллади в клубе.
— Я просто не думаю, что он самая сладкая шоколадка Барни.
Остальную часть пути до города Келли молчал; он смотрел вперед и, казалось, правил и останавливался автоматически. Перед самым въездом в город, он мягко произнес, обращаясь к самому себе:
