Если Шенноны использовали эту дикую игру как испытание, было ясно, что Джош с честью выдержал его. Даже на Люка это произвело впечатление. Но Лейси бросила на него сердитый взгляд.
— Вы не говорили, что умеете играть, — осуждающе сказала она.
— Вы не спрашивали, — ответил Джош.
— Будет и следующий раз.
— В любое время, Лейси.
— Пошли, Джош, — позвал Келли. — Примем душ, выпьем что-нибудь в библиотеке, а потом — ланч.
— Ваш парень удивил их, Маккул, — сообщил сенатор, когда мы возвращались в огромный дом. — В особенности Лейси.
— Ваши гости всегда участвуют в играх, сенатор?
— Иногда, — он поднял глаза. — А что?
— Я подумал, что, видимо, так Шенноны проверяют людей.
— Я учил их самим справляться в драке, в спорте, в политике и жизни, — заявил старик, — и выигрывать как можно чаще. — Он ехал по усыпанной гравием дорожке. — А вы не сможете выиграть, если ваши сестры слабы.
— Политика гораздо жестче лакросса, сенатор, вы же знаете.
— Мы все знаем это. Может, поэтому нам и хотелось посмотреть вашего парня в действии.
Он остановился у двери.
— Знаете Маккул, если ваш ответ будет отрицательным, ребята пройдут ад, только чтобы быть вежливыми.
* * *
Ланч проходил в большой солнечной столовой со старомодными окнами от пола и чуть ли не до потолка. На столе стояли большие блюда с холодным мясом, салатами и несколькими видами прохладных вин. Беседа была оживленной, переходя со спорта на искусство. Никакой политики. Это было правило Лейси, и она наказывала каждого, кто его нарушал. Даже сенатора.
Пэм, Келли, сенатор, Лейси, Люк, Джош и я сидели за одним столом, остальные члены клана расположились в меньшей соседней комнате, дети на кухне.
Во время кофе и восхитительных свежезамороженных фруктов Келли спросил у Джоша, играл ли он в лакросс в школе.
Все повернулись, включая Лейси, чтобы услышать ответ.
Джош улыбнулся.
— Мы называли его "чанки".
— Да? В вашей школе?
— Дартмурт? — предположил Люк. — Там хорошая команда.
Джош покачал головой.
— Агентство Стэндин-Рокк, северная Дакота. Чанки — это женская игра племени сиу. Она очень похожа на лакросс, но гораздо жестче.
Келли выглядел удивленным.
— Вы играли с индейцами, Джош?
— Я даже не знал о существовании белых, пока не достиг двенадцати лет, — сообщил Джош. — Я играл в нападении с дочерью Человека-Который-Боится-Своей-Лошади. — Он указал пальцем на мочку уха. — Однажды, она чуть не оторвала мне ухо.
Я блаженствовал. Так было всегда, когда Джош рассказывал. Я уверен, втайне он знал, какое впечатление производит на людей, когда выкладывает свою историю, как бы между прочим, так же, как он делал это сейчас. Я не раз наблюдал, как он действует, общаясь на важных приемах. Мы сидим, обсуждая Конгресс или президента, а после затишья беседа как-то переходит на проблемы индейцев. Кто-то может спросить: "Откуда вы так много знаете об этом предмете?" и Джош непринужденно ответит, что рос с индейцами сиу. И как будто он вытащил что-то потрясающее, все головы поворачиваются к нему. "С индейцами, мистер Майклз?"
Не знаю, как насчет горожан, но уже само слово очаровывает нас. А может, дело в телевидении. Я знаю, на Западе на них ворчат и не переносят. Но не на Востоке. Я люблю, когда Джош рассказывает индейские истории. Когда я только познакомился с ним, он увязал в альбоме моментальных снимков и пожелтевших газетных вырезок, и рассказывал, как рос с этими людьми, как писал рассказы о них в местную газету, учась в университете штата. Но последние пару лет он не часто что-либо рассказывал. Фактически он уже три года не был на ранчо. Он хотел поехать, но всегда откладывал поездку. Вашингтон очень занятый город для имиджмейкеров и в политическом плане, и в социальном. Позднее для нас обоих ранчо стало чем-то вроде Шангри-Ла*. Для меня это нечто загадочное, нереальное, нечто искаженное телевизионной версией и Голливудом. Но всегда рассказы об индейцах захватывали всеобщее внимание, и я вспоминаю даже теперь детали этого ланча: веселая солнечная комната, далекие голоса детей с кухни, пробуждающийся интерес в глазах Лейси, и Пэм, ее милое лицо освещено радостью, потому что ее женский инстинкт, должно быть, подсказал ей, что пробуждается нечто, и холодные глаза Люка, изучающие Джоша.
* Сказочная страна, где сбываются все мечты.
Лейси слегка сдвинула брови.
— Но ведь вы не индеец, Джош?
— Норвежец, шотландец и ирландец, — весело ответил Джош. — Но не индеец.
— Но вы говорите, что росли в индейской резервации?
— Ранчо моего деда находилось на северной границе резервации, — спокойно пояснил Джош. — Мои родители погибли в автомобильной катастрофе в 1933 году прямо в разгар Депрессии. Мой дед воспитывал меня на ранчо, и я ходил в школу недалеко от резервации. После окончания местного университета я пошел работать в агентство Ассошиэйтед Пресс в Мендоте, потом в ЮПИ в Вашингтоне и наконец в "Пост".
— Его заметки читали раньше, чем принимались за завтрак, — отметил сенатор.
— Я слышал об этом, — с улыбкой сказал Келли.
Но Джош говорил именно Лейси:
— Приезжайте на ранчо в День Независимости, я покажу вам, как играют в лакросс по-настоящему: пятнадцать человек на каждой стороне и никаких ограничений. Там есть старые мохауки...
— Мохауки в Дакоте? — быстро спросила Лейси. — Но они живут на севере штата Нью-Йорк и в Канаде.
— Мохауки жили на Западе с восемнадцатого столетия, — непринужденно сказал Джош. — Тогда они охотились на бобров.
— Лейси всегда интересовалась индейцами, Джош, — сказала Пэм. — Какова была тема твоей магистерской диссертации, Лейси?
Лейси смутилась:
— "Конфедерация ирокезов".
Джош посмотрел на нее своим профессиональным взглядом, как я это называю. Он сдвинул брови и демонстрировал внимание к ее мнению:
— Вы, конечно, использовали Моргана?
— Я считаю, что Хейл интереснее. Он отправлялся в Канаду и жил с...
— Вы смотрели Джозефа Бранта?
Сенатор прочистил горло:
— Пойдемте в библиотеку, — сказал он, — и оставим этих несчастных индейцев их повозкам.
— Когда-нибудь мы поймем, что американские индейцы так же важны, как и негры, — негодующе сказала Лейси.
— Насколько я знаю, все их группы давления управляются радикалами, — проворчал сенатор.
— Папа, разве Лейси радикал из-за того, что заботится о тех, кто не столь удачлив, как она? — мягко спросил Келли.
— Вспомните, что говорили нам в прошлом году иезуиты из индейской миссии в Алабаме, — вставила Пэм.
— Они говорили, что нуждаются в деньгах, — ворчал сенатор. — Тот обед стоил мне тысячу долларов.
Люку стало скучно.
— Пойдемте в библиотеку, джентльмены.
— А мы отведем детей гулять, Пэм, — сказала Лейси. — Я уверена, этим политическим гениям не интересно мнение женщин.
— О, напротив, — начал было Джош.
— Пошли, пока выигрываем, — сказал Келли.
Мы засмеялись и кончили ланч.
— Сегодня тихо, — шепнула мне Пэм, — Вам бы посмотреть, как они спорят, — она легонько присвистнула и возвела глаза к небесам.
"Милая семейка", — подумал я, последовав за Люком, Келли, Джошем и сенатором в библиотеку.
* * *
В Вексфорде-Холле есть одна комната, которая запечатлелась в моей памяти лучше других — это библиотека. Книги до самого потолка, большие потертые кожаные кресла, камин, который весело потрескивает зимними вечерами, переносной столик и огромный мягкий ковер. На одной из центральных полок находились трофеи, выигранные Лейси, Келли и Люком в различных видах спорта еще с того времени, как они были детьми. Я вспоминаю, Келли говорил, что считает библиотеку одним из самых "счастливых" мест в Вексфорд-Холле. Именно здесь еще мальчиком он впервые открыл для себя книги, выздоравливая после воспаления легких. Оказалось, он и Лейси были очень дружны, и они проводили вместе часы в разных концах библиотеки, читая все, что попадалось под руку.
Я отобрал несколько книг и обнаружил, что большинство из них относилось к политическим наукам, биографиям — здесь была моя любимая книга о жизни Дизраэли, и, к моему удивлению, поэзия с преобладанием Йетса.
— Вам нравится Йетс, Финн? — спросил Келли.
— Что это за ирландец, если он не любит Йетса?
Он вытащил с верхней полки книгу:
— "Одинокая башня". Исследование Йетса Т.Р.Хенка. Лейси прочитала ее первой, а потом рекомендовала мне.
— Держу пари, эта книга принадлежит Лейси, — произнес Джош и взял толстую книгу. — "Записные книжки Ходжа об американских индейцах". Насколько я припоминаю, должно быть два тома. В газете Мендоты "Демократе" мы использовали их в качестве упора для двери.
— У Лейси целая секция об индейцах, — сообщил Келли.
— А чем она занимается? — спросил Джош.
— Она учит умственно отсталых детей в нижнем Ист-Сайде, — с гордостью сказал Келли. — Этим она увлечена еще больше, чем индейцами.
Тихий, хмурый мартовский вечер спускался в долину, когда Люк закрыл дверь, и мы уселись у камина. Горел маленький веселый огонек, нетерпеливые желтые языки пламени карабкались по бокам расколотых поленьев, сложенных кучкой в камине.
Сенатор кивнул на бар:
— Самообслуживание.
Но никто не хотел пить, и мы откинулись на спинки кресел.
— Ну, Майклз, — сказал сенатор, — каково ваше решение?
— Мы примем предложение, — сказал Джош. — Финн и я обсудили все, и мы чувствуем, что у Келли есть шанс победить... — он поднял руку. — Я сказал "шанс", и честно говоря, тут потребуются и ваши деньги, и история Бенни Джелло, и серия больших чудес.
— Вы не считаете, что у нас много шансов? — спросил Люк.
— Вы же хотите, чтоб я был откровенен, верно?
— Конечно, — ответил Келли.
— Все против вас. Нужны будут не только чудеса, история Бенни, деньги вашего отца, но еще и огромная работа, и гибкая организация, чтобы доставить Келли в Олбани. В любой другой год я не решился бы взяться за это дело. Но сейчас партия расколота на множество осколков.
— Вы видели Джелло? — спросил Люк.
— Финн и я беседовали с ним в тюрьме.
— Что вы о нем думаете?
— Он вор, — последовал быстрый ответ Джоша. — Я уверен, он продаст лучших друзей, лишь бы выбраться из-под колпака.
— Но у него есть также взрывная информация, — произнес Люк.
— Со взрывчаткой надо правильно обращаться, — сказал Келли. — Перед тем, как мы используем хоть строчку из показаний Джелло, я хочу, чтоб все было проверено, проверено дважды.
— Я согласен, — сказал я. — И Джош тоже.
— И он должен получить полную защиту...
— Ради Христа, Кел, он будет под защитой, — проворчал Люк. — Ты так говоришь, как будто это не вор, а добропорядочный гражданин.
— А меня не волнует, вор он или нет, — твердо ответил Келли. — Раз мы его используем, мы за него отвечаем.
— Я бы особенно не беспокоился о его безопасности, — сказал Джош, — но я согласен, что мы должны доказать все, что он расскажет.
— Мы не используем органы штата, местную полицию, ФБР, как же вы это докажете?
— У меня есть один человек, — сказал Джош. — Мы и раньше его использовали.
— Он надежен?
— Как часы.
— Наймите его, — сказал сенатор. — Наймите столько людей, сколько вам нужно.
— Финн говорил, что вы объездили весь штат, — сказал Келли. — Там та же ситуация?
— Политически — да. Демократы разбрелись во все стороны. В Куинзе то же, что и в Буффало. Положение таково, что если они не объединятся, то лишатся большинства и в Сенате, и в Ассамблее. А они яростно дерутся за посты лидеров в легислатуре.
— Положение так плохо, — добавил я, — что возможен даже союз между частью демократов и республиканцами.
— Так значит поле свободно? — спросил Люк.
— Это одна из причин, по которой мы здесь, — ответил Джош.
— Но Джентайл очень силен, — сказал Келли.
— Очень.
— Поэтому мы и должны использовать факты Джелло, — заявил сенатор. — Мы должны вышибить Джентайла из седла.
— Это нелегко, — мрачно проговорил Джош. — Он популярен в городе и его силы растут не только в штате, но и по всей стране. И есть одна вещь, о которой мы никогда не должны забывать, джентльмены, — он наклонился вперед. — Это будет не просто кампания по избранию губернатора: мы выдвигаем Келли для Белого дома! И этого мы никогда не должны забывать!
— Келли мне бегло рассказал, что произошло между ним и Маллади, — сказал Люк. — Что вы думаете о Маллади?
— Нет сомнения, с ним надо считаться.
— Да он паразитирует на американской политике! — возмутился Келли.
— Может быть, — ответил Люк, — но он еще и практичный политик.
— Практичный политик, — это человек, которого не надо заставлять делать правильные вещи, — сказал Келли. — Он такой же, как старые мошенники Таммани, а может, и хуже.
— Мошенник, который создал политическую машину, Кел, — настаивал Люк. — Одну из крупнейших в стране, и всю из меньшинств.
— Он действует так же, как и те, в конце девятнадцатого века, — произнес Келли. — Создал бюрократический аппарат и дал им контролировать город. Но эти, так называемые "практичные" политики используют этот аппарат исключительно в своих целях. Что, спрашивается, сделал Таммани-Холл во времена Планкетта или Твида? Построил пару угрюмых зданий? Проблема ирландцев заключалась в том, что они не знали, что делать с властью, которую получали. Они никогда не рассматривали политику как инструмент социальных изменений. То же самое с Маллади и его бандой.
— Я говорил вам в Вашингтоне, возможно, вам придется принять помощь Маллади, — заговорил Джош. — Вы просто не можете игнорировать тот факт, что этот человек контролирует политическую организацию, которая диктует условия не только в штате, но и в стране.
— В стране осталось не так уж и много политических боссов, — заявил Келли. — И чем скорее их не будет вовсе, тем лучше.
Теперь пришло время высказаться такому старику, как я, что я и сделал.
— Есть одна вещь, которую вам надо всегда помнить, Келли, — произнес я. — Нью-Йорк — это волшебный город и в социальном плане, и географическом, экономическом, культурном и даже политическом.
— То, что Нью-Йорк волшебный город, Финн, — сказал Келли, — вовсе не аргумент.
— Ладно. Но за этим волшебством, это еще и очень перемешанный город, если уж так говорить. Однажды ночью добрые граждане Нью-Йорка девятнадцатого века отправились на свои перины, а когда проснулись, то оказалось, что их прекрасный город оккупирован врагом, какой-то ордой. Они сходили с грузовых судов, провонявших до небес, женщины в черных платьях и шалях с четками в руках, мужчинах в старомодных штанах, курящие глиняные трубки и всегда готовые к драке. Это были ирландцы, и после того, как они кончили рыть каналы и строить железные дороги, они принялись за политику. История, как они добрались до вершины, не из тех, что рассказывают внукам у камина, как и то, что они сделали, когда туда попали. Они брали взятки, были могущественны и порочны. Но они правили здесь многие годы. Потом пришла иная орда. В этот раз — итальянцы. И они тоже хотели своего — и получили. И, в конце концов, ирландцы и итальянцы заключили мир. Они не мешали друг другу. Однажды они пошли спать, а когда выглянули в окно, оказалось, что демократический город изменился. В прошлом приходили белые, теперь это были черные. "Сладкие шоколадки", как говорит Маллади, и они цепляются за каждую грязную дыру и чулан в Гарлеме и Вест-Сайде до самого Бэттери. Через некоторое время им надоело жить в чуланах для щеток и получать пинки от каждого подгулявшего ирландца и мусорщика сицилийца, так что они взбунтовались, и мы получили черную революцию. Они обнаружили, что могут голосовать и отшвырнуть кого-нибудь другого в сторону, особенно мелких боссов. Это было тогда, когда они поняли, как сильны.
