— Но он сделал ложный шаг — встретился с Джелло в "21". Боже мой, как он мог быть столь туп?
— Подожди минутку, Джош, подумай. Он доверяет Ремингтону, он был его прикрытием все это время, и ничего не вылезало. Ремингтон просит его пойти на ланч с человеком, которого Ремингтон характеризует как человека нужного. Ланч в ресторане "21". У Сондерса не было причин сомневаться, что это важный человек, представитель "Делафилд Компани" в Нью-Йорке. В конце концов, встреча проходила в наиболее известном в стране респектабельном ресторане. Но, оказалось, что у этого человека не слишком хорошая репутация. Сондерсу надо только настаивать, что он встречался со старым другом, который пришел в сопровождении неизвестного лица, с которым он никогда не встречался.
— Но ведь это бывший уголовник, пользующийся дурной славой, ходатай по темным делам, человек, который побывал чуть ли не во всех крупнейших тюрьмах страны, Финн!
— Так что? Посмотри на людей, который мы встречаем у старых друзей и знакомых. Ты можешь сказать, что каждый действительно то, чем он кажется?
— Кто его доконает, так это Ремингтон, — сказал Джош.
— Я тоже так полагаю, — произнес я. — Не только потому, что он жаден до денег, но и потому, что он женат на хорошенькой проститутке, которая побуждает его всем этим заниматься.
— Эта линия может нам много дать. Держу пари, хвост за ней выявит, что она спит не с одним человеком.
— Ты намерен поручить все агентству Вилли?
— Все. Ты можешь найти хоть одно детективное агентство, которое будет копать? Они не захотят касаться этого даже десятифутовой жердью.
— Комитет тоже не захочет.
— Любой комитет можно контролировать, — заявил Джош. — Когда Джоунс проснется и включит слуховой аппарат, он обнаружит имя Келли во всех заголовках газет. И с этого времени, я не думаю, что он будет возражать против возможности самому задать пару жестких вопросов.
— Ты будешь действовать за спиной Келли, Джош.
— Ничего дурного, кроме хорошего для Келли от этого не будет, — ответил он. — Но у меня есть еще одна мысль — партия. Это будет трудный год выборов, и они не смогут быть уж очень чувствительны насчет всей этой грязи в адрес республиканцев. Если мы получим хороший материал на Сондерса и Ремингтона, Национальный комитет демократической партии будет целовать наши следы в канун Рождества.
— Не думаю, что Келли использует эту грязь, Джош. Он политик и сражается, чтобы победить, но не думаю, что он захочет брать информацию из канавы.
— Я думаю так же, — согласился Джош. — В Келли наблюдается слишком много от бойскаута. Пока мы организуем слушания, нам бы лучше отправить его в поездку по штату.
— Почему бы не дать ему продолжить работу над докладом по жилищной проблеме?
— Вилли потребуется примерно месяц, чтобы вонзить в дело свои зубы, даже если он и его люди будут работать круглосуточно. В это время, мне бы не хотелось, чтобы Келли протестовал против каждого нашего шага — так что, видимо, нам надо дать ему заняться этим докладом.
— И Лейси?
— Не думаю. Я все еще уверен, что она должна организовать женские дивизии.
Он мгновение изучал список свидетелей, нетерпеливо постукивая карандашом по столу.
— Давай проверим на слух.
Он взглянул на часы.
— Без двадцати три... Обычное время Вилли.
Минуты уходили; откровенно говоря, я надеялся, что телефон никогда не зазвонит.
Но он зазвонил, ровно в три. Это был Вилли.
Разговаривая, Джош небрежно что-то нацарапал:
— Да. Вилли. Это я... Подожди минутку, ты говоришь слишком быстро... я знаю, я знаю... В четыре? Где? Кладбище святой Марии? Где это?... Туннель Мидтауна, Лонг-Айлендское шоссе до выхода на Гроув-стрит. Налево вниз. Три квартала, потом направо. Это большое расстояние, Вилли?... Крэнфорд-авеню. О'кей, я понял. Минутку, Вилли, а почему на кладбище?... О, да. Конечно, я помню.
Он заговорил тихо и убедительно:
— Вилли, послушай. Кто был тот человек, что нанес за тебя удар? Джош Майклз. Правильно?... Помнишь, как я вывел город на чистую воду? ... Вилли! Будешь ты слушать!
Потом его тон смягчился:
— Конечно, Вилли, я знаю, ты мой друг. Могу я принести цветы? Или саженцы? Да. Хорошо. Вилли, мы встретимся с тобой... О-о, это Финн... — Джош посмотрел на меня и моргнул: — О'кей. Мы увидим тебя.
Он медленно повесил трубку и продолжал держать руку на телефоне, уставившись в пространство.
— Он псих, Джош. Спаси господи, он псих.
— Он сумасшедший, Финн, — ответил мой друг. — Этот сукин сын хочет встретиться с нами на кладбище.
Я чуть не подпрыгнул в кресле.
— На кладбище?! Бог мой, зачем?
— Его сын погиб в пятницу. С тех пор каждую пятницу он несет на могилу цветы.
Он утомленно добавил:
— Ну, послушай, Финн, что же я могу сделать? Он лучший специалист в своем деле. — Он хлопнул ладонью по моему отчету о беседе с Джелло: — Как, по-твоему, мы сможем доказать все это? Пригласить Ремингтона к нам, двум простым гражданам без права рассылать повестки, вообще без всякой власти, и заставить его признать, что он коррумпировал одного из известнейших судей в американской судебной системе или был партнером в преступном сговоре с шурином человека, которого большинство людей рассматривает в качестве следующего президента Соединенных Штатов? Ладно. Он псих! Он самый ужасный псих в стране! Но он единственный сукин сын в стране, с умением, которое поможет нам доказать все, что мы слушали три дня в вестчестерской тюрьме от испуганного жулика, который оказался во власти мерзавца, готового продать его первому встречному.
Он повернулся ко мне, его глаза сверкали.
— Разве я не прав?
— Частично, — ответил я.
— Хорошо, тогда дай свой ответ, — произнес он. — Скажи, что мы должны делать.
— Мы можем обратиться в агентство в деловой части города. Там есть три детектива, которые раньше работали в ФБР.
Он резко ответил:
— Конечно, они хороши, чтобы изучить документы, выследить кого-нибудь, даже допросить, — он наклонился вперед. — Но неужели ты думаешь, они установят подслушивающую аппаратуру на личном телефоне шурина Феликса Джентайла? Или мистера Ремингтона с Пятой авеню? Или главного судьи Федерального апелляционного суда? Ты спятил, Финн?
Он вскрыл пачку сигарет:
— Черт возьми, ты знаешь, что я прав. Вильямсон — единственный сумасшедший, который сделает все, что мы хотим. Это единственный способ получить информацию, необходимую для слушаний Конгресса.
Он повернулся:
— Я прав?
Что я мог сказать? Конечно, он был прав, и не прав. Разве мог он передать историю Джелло в руки окружного прокурора? Мог ли дать это федеральному прокурору, советующемуся с Вашингтоном? Копы просто прирезали бы бедного Бенни Джелло. Я был вынужден согласиться с рассерженным Джошем. Чтобы приготовить омлет, надо разбить яйцо.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ПОДСЛУШИВАЮЩИЙ ВИЛЛИ
Мы выехали из туннеля на яркий дневной свет. Движение на Лонг-Айленде было оживленным, машины ехали впритык друг к другу. Джош, как истинный нью-йоркец, относился к этому спокойно, бранясь чисто механически, когда нам приходилось останавливаться.
Кладбище Святой Марии было лишь частью могильных плит, крестов, небольших мавзолеев и мраморных ангелов, тянувшихся на многие мили вдоль Лонг-Айлендского шоссе. Я подумал, что все эти годы, проезжая мимо, я никогда не видел ни одного человека на коленях или просто проходящего по дорожкам между мраморными ангелами. Они казались обычными подпорками шоссе.
— Съезд на Гроув-стрит, — пробормотал про себя Джош. — Это сразу после Стэнтон-авеню, — потом сказал водителю такси: — Мы только что проехали Стэнтон, дальше Гроув.
Через несколько минут мы съехали у указателя: "Гроув-стрит, Ист Бруклин и Куинз". Мы повернули налево, проехали три квартала и свернули направо. На углу находился памятник, дальше оранжерея. Неожиданно мы выехали на обочину.
— Подождите минуту, — велел Джош водителю и вылез из машины. Он вернулся через несколько минут, неся букет цветов.
— Сейчас не очень-то много цветов, — сказал он, уплачивая за такси. — Парень в оранжерее говорит, что для посадок еще рано, но я выбрал несколько папоротников и нарвал вот эти цветы. Вилли хочет цветы — он их получит. Вход прямо на Грэнфорд-авеню.
— Джош, ты помнишь "Франкенштейна" Мэри Шелли?
— Отстань, Финн, — резко ответил он.
Секция Грэнфорд-авеню кладбища Святой Марии была пустой и заброшенной, населенной только жеманными ангелами, стоящими ряд за рядом у могил с аккуратно подстриженной травой. Некоторое время мы шли от входа, не видя ни одной души, пока Джош тихо не произнес:
— Вот он.
Через несколько могил я мог разглядеть лишь голову и плечи Вилли, возвышающиеся над плитами. Похоже, он молился. Он не шевелился, когда мы подошли, хотя звук наших шагов по гравию был достаточно громким, чтобы привлечь его внимание. Мы стояли рядом, как два идиота, я, прочищая горло, а Джош, держа цветы.
Наконец Джош позвал:
— Вилли... Вилли...
Тот не двигался, но низким, грубым и жестким голосом, напоминающим пилу, распиливающую дуб, сказал:
— Заткнись. Не видишь, что ли, я молюсь?
Наконец Вилли перекрестился и поднялся. Он был высоченным человеком, почти шести футов и пяти дюймов роста*. После последний встречи с ним на железнодорожном вокзале Филадельфии он располнел. Его лицо было болезненно белым, длинные черные грязные волосы поредели и висели нечесаные и нестриженные. Живот нависал над ремнем. Хотя день был холодным, на нем был только грубый темно-зеленый шерстяной свитер с оторванными пуговицами и грязные резиновые кеды. Я помню, Джош как-то говорил, что Вилли не может купить ботинки нужного размера, и потому вынужден носить резиновые кеды. По контрасту с общим неопрятным видом его рубашка-поло была чистой и казалась выглаженной. Я подумал, что это верный признак шизофреника — сам чертовски грязен, но рубашка чистая.
* Около 1 м 96 см.
У него были большие голубые глаза и очень пристальный взгляд. Глаза сумасшедшего. Руки у него были грязными и толстыми.
— Я молился за Робби, — сказал он. — Прошло пятнадцать лет, как они убили его. — Он потряс огромным кулаком по направлению к башням Нью-Йорка. — Из-за этого чертова светофора он был мертв все эти годы, — он повернулся к нам: — А ведь он был совсем малыш, ты знаешь, Джош, совсем малыш.
Он стоял, бормоча что-то про себя, и глядел на далекие башни Манхэттена.
Джош спокойно произнес, как будто ублажая ребенка:
— Я знаю, Вилли. Это было ужасно. — Он повернулся ко мне: — Робби был замечательным мальчиком, Финн.
Напряженные, дикие глаза впились в меня.
— Ты не знал его, не знал, старик?
— Я часто рассказывал Финну о Робби, Вилли, — произнес Джош. Потом быстро, будто желая отвлечь от меня внимание, он стал разворачивать цветы: — Давай положим цветы на могилу, Вилли.
Вместе они развернули цветы, и Вилли бережно разложил их на могильной плите.
— Мне нравятся герани, — сообщил Вилли. — Здесь всегда цветы. Ты просто убираешь одни и кладешь другие. Я прихожу сюда каждую пятницу. Каждую пятницу все это время. — Он вытащил из кармана брюк старомодные карманные часы: — Было три часа, когда его сбил самосвал. Ублюдки! Мерзкие ублюдки из Сити-Холла!
— Вилли, я должен поговорить с тобой, — сказал Джош.
Вильямсон поглядывал на нас.
— Джош, — произнес он, — пошли в автобус.
Мы последовали за высоченным человеком несколько кварталов кладбища по дорожкам, дороге, даже лезли через сломанную ограду и живую изгородь, пока я не почувствовал себя глупым подростком, бегущим за вожаком. Наконец мы вышли на пустую стоянку. Под деревьями был припаркован серый автобус "Фольксваген".
— Приходится прятаться, — произнес он, — бюро все время охотиться за мной.
— Ты делал последнее время работу для ФБР, Вилли? — спросил Джош.
— Кое-какую, — и он добавил с гордостью: — Они всегда нуждаются в моих людях. Они знают, у меня аппаратура, о которой они и не слышали. Вроде специальных акустических лучей.
— Это еще что такое? — удивился Джош.
В тусклых глазах появилась хитрость.
— Это секрет. Даже ребята из ФБР пытаются это выведать.
Он отпер дверцу автобуса и махнул рукой. Здесь был дом и мастерская Вилли. Центр автобуса был превращен в спальню с подвесной койкой и переносным электронагревателем. На полу стояли ящики с консервами. Сзади находился верстак, который напоминал мне оборудование старых точильщиков ножей, разъезжающих по городу во времена моего детства. На окнах висели занавески, но весь салон был замусорен. Грязные рубашки и носки были запиханы в старую сумку из прачечной. Бумажные пакеты были заполнены мусором и грязными бумажными тарелками. В автобусе стоял запах машинного масла, испорченных продуктов и бензина.
— Надо бы вычистить тут, — проворчал Вилли, хрюкнул, и, открывая дверь, просто выпихнул пакеты наружу.
Затем он плюхнулся на сиденье водителя.
— Мы некоторое время поездим вокруг, пока не приедем в мой офис, — заявил он.
— Где это? — спросил я.
— Там, где тебе хотелось бы знать, старик, — отрезал он, потом откинул голову назад и захохотал.
Я бросил взгляд на Джоша, но он только покачал головой.
— Что у тебя на уме, Джош? — поинтересовался Вилли, когда мы поехали.
— Это большое дело, Вилли, — сообщил Джош. — Нам надо получить информацию для комитета Конгресса.
— Все еще работаешь на этих лжецов-политиканов? — воскликнул Вилли. — Когда ты поймешь, парень, что все они мошенники или коммунисты? Все они! Все куплены!
— Подожди минуточку, Вилли, — вмешался Джош. — Ты же не знаешь, за кем мы следим на этот раз.
— А чего ради мне знать? Что один мошенник, что другой; что один политикан, что другой.
— Джентайл, Вилли. Феликс Джентайл.
Вилли наполовину повернулся на своем сиденье.
— Вы занялись Джентайлом? Величайшим мерзавцем Америки?!
— Ради бога, смотри куда едешь! — закричал я, когда он подрезал машину. Она проехала около фута, ударив нас в бок. Водитель вылез из машины и принялся ругаться, но Вилли не обращал на него внимания.
— Он лезет в губернаторы, а?
— И возможно, через четыре года в президенты, Вилли, — добавил Джош. — У нас много информации о некоторых его друзьях, которую надо проверить. Информация очень хороша, Вилли. Прямо из кормушки.
Но Вилли уставился прямо перед собой, что-то бормоча.
— Все время, что он был в Сити-Холле, он заигрывал с ниггерами и евреями. Он хуже остальных. Я видел его по телевизору.... он выклянчивал у черномазых прощение и целовал их зады после волнений в школах.
Его голос взвился.
— И ничего о бедных белых людях! Нет, сэр! Только клянчил у черномазых прощение. Как будто им принадлежит город. Черные обезьяны! Деньжат они хотят!... Работу они хотят... Черта с два! Вы видели, чтоб ниггер работал? Спятили? Работать?... Они проломят вам голову бутылкой из-под джина, если вы предложите им работу... Знаю я их!... Приходил парень и просил у меня работу... Сказал, что он отставной коп... Черный, как старая покрышка. Знаете, что он хотел? Два дня в неделю, лишь отмечаться... Сказал, что у него пенсия, что он был ранен, произведя арест, и не может много работать. Черный ублюдок выглядел здоровее пяти белых.
