Свиваю нити магии в замысловатое плетение, кратко взываю к стихии Земли, и хлопаю по земле — выпуская заклинание на волю. Мелькнули коричневые нити плетения, отползли в сторону, свиваясь в круг, углубились вглубь. Почва вспучилась горбом, вытянулась вверх, сминаясь как кусочек пластилина под незримыми пальцами и приобретая форму, несколько мгновений и рядом со мной стоит невысокий, в человеческий рост земляной голем. Грива из травы, рога — кривые сучки, глаза — провалы зеленого огня, сгорбленное тело — уплотненная до крепости камня земля, а когти — бритвенно-острые осколки камней. Он, повинуясь приказу, аккуратно поднял кицунэ и понес ее в беседку.
Я посмотрел на Химари, и ответил на немой вопрос:
— Обычный земляной голем.
Звон цепей заставил нас обернуться — дабы увидеть такую знакомую для меня, и дикую для Химари картину: земля вокруг Мирина вскипела и превратилась в маслянисто блестящее антрацитовое зеркало, из которого повинуясь рывку цепей, выходящих прямо из тела дракона, начали подниматься мертвецы. Медленно всплывая, они вставали окружая кольцом пленников, вооруженные и безоружные, в доспехах, робах, мантиях, иной одежде и даже вовсе без нее, человеческие и нечеловеческие, и все как один одинаково источающие ужас и хлад смерти.
Те кого мой побратим счел достойным врагом...
Они обречены на вечность служения и рабства своим убийцей... и нет тех кто ненавидел бы его больше чем они!
— Похоже Мир решил поиграть...
— Что?!
Ничего не ответив, я направился к Мирину, а Химари, немного помедлив, пристроилась сзади. Прохрустев ледяными стеблями травы и пройдя сквозь ряды почтительно расступившихся мертвецов, я приблизился к дракону, и хлопнул ладонью по золоту наруча. Полыхнули небесной благодатью многочисленные руны доспехов, унимая рябь воздуха и выправляя искаженные черты тела.
— Дабы выковать этот доспех, я сразился с Престолом Порядка, выплавил из его плоти и крови небесное золото, заплатил Уриилу десять чистых душ за благословение, и все дабы ты мог спокойно находиться в проявленных мирах, не тратя силы на поддержание тела... и ради чего все труды? Чтобы ты забыв про его свойства, показал всему миру что мы здесь?!
Мир яростно рыкнул в ответ:
— Я еще никому ничего не показывал!
Я прикрыл глаза, досчитал до десяти:
— Мир, мне стоит напоминать что если боги узнают что я здесь нам придет конец?
Руны на нагруднике ярко сияли, возвращая Мирину ясность разума и контроль над собою, а потому его ответ прозвучал намного спокойнее:
— Нет!
— Но проблема в том, что то-же касается и тебя, откроешься и нам конец! Как ты этого не понимаешь?!
— Извини... — он быстро успокоился, — ...я потерял контроль над собой, когда увидел что эти отбросы ранили тебя. Никто кроме меня не смеет нападать на тебя! И за это я их уничтожу!
Драконы... как же с ними тяжело! Они импульсивны и яростны, а драконы Хаоса еще и безумны... хотя и преданны до конца своих дней.
— Эх, просто не забывай про доспех... а лучше уходи в мой мир — там ты сможешь безбоязненно открыться.
— Так и сделаю, — кивнул дракон, и вскинул руки сплетая заклинание.
— Только пса оставь, — я ткнул пальцем в екая напоминающего помесь собаки и тигра. Посмотрев на него Мир кивнул, взмахом руки переместил всех пленников, оставив лишь указанного мною, и посмотрел на Химари, — все это время стоявшую за моей спиной и с интересом рассматривавшую его.
— Рад познакомиться с тобою, Химари, — он прижал левую ладонь к груди и склонился. — Я, Мирин Астеро, побратим Юто, и я рад приветствовать килайши (досл. охраняющая тело) и подругу моего брата!
Химари поклонилась в ответ:
— Рада встрече с вами, господин Астеро, но разве мы знакомы?
Мирин поморщился:
— Просто Мирин, можно Мир, и только на ты, ненавижу это безликое вы! И отвечая на твой вопрос — да мы знакомы, по крайней мере я с тобой, ведь все эти годы я был рядом.
— Рядом? — удивилась нэко, — но я тебя не видела!
— Естественно — рассмеялся Мир, — я ведь не хотел что-бы меня увидели, и уж не сочти насмешкой — но ты бы не заметила меня, даже если бы я стоял перед твоим носом.
Химари зло сверкнула глазами, и я поспешил вмешаться, пока беседа не обрела нежелательный поворот... Химари то сдержится, а Мирин? Он ведь еще не считает ее семьей...
— Хватит уже любезностями обмениваться, — кошка ограничилась взглядом, — у меня уже скулы сводит от такого вежливого и мирного тебя! И вообще, Мир, вали уже!
— Сейчас, сейчас, только посмотрю что ты хочешь сделать с этим духом. — покачав головой, я отвернулся от веселящегося дракона и подошел к екаю. Короткий взгляд на Мирина, и цепи с легким звоном растворяются в воздухе. Взвизгнув, екай упал на землю и оскалившись неловко приподнялся на дрожащих выломанных лапах.
— Не бойся песик, — я присел на корточки и погладил его по голове, игнорируя оскаленную пасть, — ты был плохим псом, обижал других, слушал не тех хозяев, — хватаю его за загривок, вздергиваю голову и смотрю в глаза, в них лишь страх и обреченность — но теперь все изменится... для тебя! Ты обретешь нового хозяина.
У екаев зачастую нет материального тела. Их тела — сгущенный эфир, чья плотность и структура зависит от сознания, вида, степени развития, обличья (в человеческом облике их тела абсолютно материальны) и многих других параметров, среди которых контроль разума и магии играет не последнюю роль. Потому и принято разделять аякаси на девять (вернее десять) степеней развития. От первой — низший круг, до девятой — высший, или полубожественный. За высшими стоят Легендарные аякаси — та же Тама, Шутен и иже с ними, и уж совсем высоко стоят достигшие десятой степени, — полноценные божества (не путать с синтоистскими божествами, где имеющий пару последователей уже бог).
Эта система выставлена самой природой, в соответствии с иерархией духов, что разделены на ранги, каждый из которых определяет их развитие (низший ранг — маленький сгусток магии без разума, с обрывками инстинктов, а высший ранг, имеет душу, полноценный разум и могущество как у иного бога).
Правда и тут видно отличие екаев от истинных духов: в среде духов слабые не могут напасть на сильных, даже если их в стократ больше, это заложено в их сути. Ну, а екаи могут. Могут напасть на более сильного соперника, чем показывают свою близость к материальным существам — людям, эльфам и прочим... Хотя тут следует учитывать что каждый следующий ранг повышает силу аякаси от трех до десяти раз, и екай даже шестой степени развития с трудом пробьет ауру екая девятой. И почти единственный способ для более слабых екаев, убить более сильного противника — завалить его толпой, или запечатать, — излюбленный способ экзорцистов. (высшего екая убить по настоящему — тяжело, поскольку в момент гибели их душа раскалывается и каждый осколок несет в себе отпечаток структуры души... а там уже главное найти подходящего реципиента)
И да, чем плотнее эфир тела аякаси тем больше от него остается после смерти. Тела сильных, или более развитых, ну или тех кто ближе к материальному миру (как Химари) екаев могут храниться довольно долгое время (до столетий), тела слабых, или утративших большую часть сил, развеиваются в мире (Кстати, потому от некоторых екаев остаются некоторые органы или вещи — это следствие того что высвобожденная энергия тела воплощается в той или иной форме)
Но к чему я веду: аякаси разные, но их тела в истинном обличье — эфир, а с ним мне работать легче чем с плотью...
Намного проще.
Солнце, оно согревает, освещает, дарует жизнь и в то-же время убивает. Оно разное, и именно его силу я взял в основу создаваемого аякаси. Самым тяжелым было создание личности, и оформление разума, остальное далось намного проще. Скомпоновав облик, способности и разум создаваемого духа в одно целое я подивившись легкости манипуляций даже без Грёзы, одним волевым усилием воплотил желаемое в действительность. Полыхнув золотом в моей руке появилась небольшая переливающаяся искорка, — которую я тут -же впечатал в лоб духа и поспешно отошел. Душа пса приняла золотую искру, и смялась в невесомый комок ажурных нитей, переплавляясь в горниле Творения, перерождаясь в нечто иное. Процесс был безумно болезненным — екай выгнулся дугой, послышался хруст костей, краткий визг, по темной шкуре поползли золотые полосы, и дух... взорвался неистовым золотым огнем, выжегшим все на десяток шагов вокруг.
Когда пламя спало мы смогли полюбоваться лежащим в эпицентре взрыва екаем. Его лапы дрогнули, он приподнял голову и медленно неуверенно встал, давая разглядеть себя во всей красе.
Лев!
Громадный лев, чья шкура переливалась расплавленным золотом, отбрасывая солнечные зайчики по всей поляне, грива ярко сияла солнечным светом, а глаза были двумя колодцами солнечной пыли.
Он встряхнул несколько раз гривой, взревел, — вторично выжигая солнечной аурой землю до состояния оплавленного зеркала, подымая клубы пара, прошел вперед, и выжидающе остановился в трех шагах. Отпустив свои многострадальные уши (а Химари то, еще хуже пришлось) я безбоязненно подошел к нему, протянул руку. Лев был громадным и превосходил меня в росте почти вдвое, будучи по грудь взрослому человеку в холке. С легким фырканьем он ткнулся покатым лбом в ладонь, и я погладив его по носу, доверительно сообщил:
— Твое имя... Солнечный лев Сураи.
Он лизнул меня в лицо громадным, грубым, шершавым языком, и отплевавшись я схватил его за гриву ведя к застывшим наблюдателям.
— Вот, познакомитесь, это моя лошадка — лев Сураи.
— Ты в своем репертуаре — расхохотался Мирин и исчез вместе со своими рабами.
— Химари?! — кошка, застывшая как кролик перед удавом, — в роли удава был стоящий в полуметре от нее Сураи — медленно повернула лицо.
— Юто, что это?!
-Котенок — пояснил я с невозмутимой миной, — прибился случайно, вот я его и подобрал. Не бойся, он хороший, мурлычет, дает себя гладить и мышей ловит.
— Котенок... — Химари все никак не могла очнуться, — страшно подумать каких мышей он ловит!
— Больших, очень больших... но тебе его грех бояться! Погладь его...
— Погладить? — переспросила Химари, — Сураи, да?.. — она нерешительно протянула руку, и осторожно погладила льва по шкуре — с которой шипя испарялись капли дождя, — ...красивый!
— Спасибо! — его голос был глубоким, раскатистым, грассирующим.
Химари как будто обжегшись отдернула руку...
— Разумный?!
— Разумеется, — обиделся Сураи — я не менее разумен чем ты!
— Извини, ... — она, теперь уже более уверенно, почесала его за ухом, — я не хотела тебя обидеть...
— Ничего, — лев разомлев под руками, свалился на землю, подставляя для чесания брюхо, — я не обиделся.
Рассмеявшись, Химари почесала ему брюхо, заработав этим благодарное мурлыканье, и подняла сияющее лицо:
— А он мне нравится.
Я весело подмигнул: — Кошка с кошкой всегда найдут общий язык, верно?
— Верно, — она чуть помрачнела — осталось только уговорить Генноске.
— Ну, лису он разрешил поселить, так что думаю и льва разрешит, — тем более что есть-то, ему особо и не надо.
— Лису? — не поняла нэко, — ты что, знал что мы встретим кицунэ?
— Ну, — я направился к беседке, — скажем так: я предполагал что мы с ней встретимся...
Шумно вздохнув, Сураи перевернулся и поднявшись, пошел следом, увлекая за собой Химари.
* * *
Голем положил кицунэ на скамью, а сам застыл у входа молчаливым стражем. Проходя мимо, я мазнул пальцами по нему, закрепляя привязку к местности и окончательно превращая его в стража этих мест.
Попросив Химари раздеть кицунэ, я занялся обеспечением уюта, для чего потребовалось буквально пара простых бытовых заклинаний. Закончив, я развернулся и посмотрел на лежащую лису. Присвистнул и лишь через пару минут смог прокомментировать увиденное:
— Впечатляет.
Кицунэ как будто проволокли через заросли нож-травы, или — что намного вероятнее — загоняли как зверя. Ожоги, неглубокие раны, царапины, ссадины и синяки, ясно виднелись даже сквозь слой грязи, покрывали все тело частой сеткой, и наглядно свидетельствуя о тяжести последних недель ее жизни.
— Несладко ей пришлось, — даже Химари была впечатлена, и смотрела на кицунэ с жалостью и сочувствием. Мысленно с ней согласившись, я сложил пальцы в знак чистоты, направляя воздействие на кицунэ. Спутанные волосы, даже под слоем грязи отливавшие чистым золотом, после очищения просто засияли, сразу показывая что обладательница такого украшения не простая лиса, а полноправная кинко, или даже Тенко, по крайней мере божественное начало у нее было.
Ладно. Попробуем примерить на себя личину целителя.
Царапины, ссадины и синяки были ерундой, они исчезли после одного "Высшего исцеления", другой проблемой была рана на левом боку. Глубокая, оставленная кривым коротким клинком, она не исчезла после заклятия, которым можно было даже поднять недавно умершего, не говоря уже о одной ране, и это показывало на более серьезную проблему.
На клинке был смертельный яд.
Даже сейчас он продолжал свою работу, разрушая ауру, и душу своей жертвы. Я отчетливо видел его темные щупальца, поразившие почти весь левый бок, и начавшие подползать к сердцу. И обычному лечению он не поддавался!
— Странно...
— Что? — встрепенулась Химари — Что-то опасное?
— Ее ранили отравленным клинком, с неизвестным мне ядом.
— Сможешь вылечить?
Я потер подбородок, и более внимательно осмотрел пациентку.
— Смогу, просто мне интересно: если они хотели ее взять живой, то зачем понадобился смертельный яд?!
— Девятихвостые кицунэ очень опасные противники, может они просто поняли что не могут захватить ее живой, и решили избавиться от возможной мести?
— Может, — эта мысль была здравой, ведь если бы она ушла от преследователей то потом через некоторое время постаралась бы отомстить... лично я бы так и сделал, — все, не мешай.
Погружаюсь в транс, сплетая "Высшее очищение" и "Божественное исцеление", последнее мне далось с трудом, недостаток контроля я пятикратно возместил силой, и отпустив плетения, с облегчением вытер лоб, наблюдая как извиваются стараясь избежать гибели щупальца яда, растворяясь в изумрудном сиянии "Исцеления", и белоснежном — "Очищения". Что же за яд они использовали?! Я вбухал в эту лису половину резерва, и мог на потраченную манну воскресить десяток человек!
Если бы и это не помогло пришлось бы обратиться к своим возможностям как Творца.
Послав Мирину сообщение, с просьбой выпытать все из пленников, откинулся на спину и задумчиво посмотрел на исцеляемую.
Хм, а у нее грудь больше чем у Химари!
— Химари, а где ее одежда?
— Эти тряпки одеждой уже нельзя называть, я их выбросила.
— Мда... ладно, создам ей новую, а сейчас пусть полежит под одеялом.
Вновь привычные манипуляции с переводом манны в материю, и укрываю девушку теплым, темным покрывалом. Немного подумав, я аккуратно заставил разойтись кожу на запястье, и дал кицунэ несколько капель своей крови.
