Явно не здешний обитатель, в Токио нет сильных "они". Интересно, откуда он?
— Не обращайте на него внимания, — прервал мои раздумья смутно знакомый торговец, упаковывая сладость в бумагу. — В сей час здесь полно странных людей. Вот, держите.
Оторвав взгляд от скрывшейся в толпе фигуры я потянулся за кошельком.
— Сколько с меня?
— Для вас бесплатно, — отмахнулся торговец.
Задумчиво посмотрев на него, я увидел проступающий сквозь лик невысокого полноватого мужчины с добрым лицом облик аякаси, и наконец понял почему он так мне знаком. А оценив печать Амакава на его душе, и наличие подобных печатей на доброй трети торговцев, дал себе клятву наконец выяснить насколько обширны связи Куо, и сколько еще подобных сюрпризов меня ожидает в будущем, чтобы в дальнейшем, столкнувшись с одним из помощников нэдзуми, не попадать в такую глупую ситуацию.
Забрав покупку я сел на лавочку неподалеку, с внезапно нахлынувшим равнодушием разглядывая прохожих. Бесконечная лента людей сливалась воедино, калейдоскоп цветов, яркие наряды, лица, — даже эмоции в таком количестве вызывали ощущение серой обезличенности, отстраненности, позволяющей взглянуть на них со стороны. Даже их души, — сияющие разноцветные огоньки в центре переливающихся аур, медленно двигающиеся в пронизанной реками эфира пустоте, были лишь еще одной гранью слияния. Они шли даже сами не подозревая насколько похожи, и лишь иногда в звездной пустоте представшей предо мною, возникала более яркая, более сильная искра пробивавшая себе путь сквозь остальных.
Но исчезала точно так-же как и остальные — медленно, но неотвратимо.
Тихо скрипнула скамейка принимая на себя вес еще одного человека.
— Так вот ты какой... — с непонятными нотками в голосе протянул севший рядом.
Еще одна искра — злая, багряная, пышущая пробирающей до костей ненавистью и безумием, почти задавившая вторую — серую и тусклую, делила с нею одно тело оплетая почти угасшие меридианы жизни сетью тончайших пут "марионетки". В реальности двоедушник, вернее "кукла", выглядел лысым, мускулистым и высоким мужчиной с очень цепким, колючим взглядом...
Не требовалось даже гадать кто почтил меня визитом. Лишь одно существо из известных мне аякаси могло столь цинично использовать людей в своих целях.
— Зачем ты пришел, Первый?
— Поговорить.
Я равнодушно пожал плечами.
— Говори.
— Идя сюда я не думал что ты так молод... Скажи, почему ты стоишь у нас на пути, зачем защищаешь людей? Взгляни на них, — он с явным отвращением кивнул в сторону толпы. — Слабые, беспомощные создания, без раздумья уничтожающие все что не вписывается в их картину мира, убивающие ради забавы, и превращающие все вокруг себя в гниль и плесень, но исчезающие не выдержав конкуренции с кем-то более сильным. Почему, зачем они тебе?
Потому что я был человеком. И ощущаю себя им — хоть и частично.
— Люди интересней чем ты думаешь. И намного, намного сильнее.
Его буквально перекосило от такого ответа.
— Интереснее? — он буквально выплюнул это слово. — Люди уничтожают нас, убивают, сжигают наши дома! Люди это чума что проносится по нашим землям истребляя все на своем пути! Они не достойны жизни...
Вслушиваясь в его речь я отчетливо осознал что он... Безумец! Одержимый желанием убивать и уничтожать безумец. Его разум раскололся, рассыпался на кусочки словно зеркало и собрался вновь, но как и безнадежно уничтоженное зеркало не сможет выдать прежнее отражение, так и он стал кем-то иным. Безумным, ненавидящим, злым. Он словно больной бешенством пес, неизлечимый, но не осознающий этого и более того — заражающий всех на своем пути. Удивительно что нашлось так много тех кто пошел за ним.
Его нужно убить.
— Сильны?! Я покажу тебе насколько они сильны! Смотри внимательно! — Искра чуждого разума полыхнула пожаром гася искорку остаточного разума человека, выпустила протуберанцы силы, едва заметно дрогнул ментал и... ничего не произошло.
— Не удается? Попробуй еще раз, — и со скрытой угрозой улыбнулся, показывая клыки.
— Ты! — наконец осознав в чем дело прошипел человек, напрягся скользнул взглядом мне за плечи и резко поднялся: — Это еще не конец.
Наблюдая как он уходит, я задумчиво провел ладонью по дереву скамьи стирая короткую надпись.
Каждый дар нуждается в огранке, без нее являясь лишь необработанным бриллиантом, — камнем неспособным показать весь свой потенциал, так и дар Творца нуждается в освоении, познании себя. Вначале, юный Творец управляет существующей материей, — это самая простая грань, затем он экспериментирует с энергией: своей и чужой, учится экономить, добиваться результата при меньших затратах, создавать из мельчайших элементарных частиц, или и вовсе созидать их из ничто. Ну, а затем... он познает элементарную механику Вселенной, пытается управлять законами мироздания, пишет свои. Например, закон запрещающий применение ментальных умений в радиусе ста метров...
Задумчиво кивнув самому себе, я постучал пальцем по скамье и резко топнул вырывая участок пространства из тока времени. Мир замер, выцвел словно старая картина, наполнился воспоминаниями и отпечатками сути, укрывшими землю сплошным сияющим ковром всех цветов радуги. Отмахнувшись от памяти дерева, пущенного на доски, металла грубо добытого из земли и камня, я вычленил из бесчисленного переплетения нитей нужную мне и усилием воли поднял ее с земли, обернул в сферу чистого эфира и, вернувшись в реальность, подбросил на ладони сферу обретшей материальность энергии. Тихо позвал в пустоту:
— Цицерон.
Спустя минуту из толпы вынырнул худощавый мужчина в строгом деловом костюме, ведущий на поводке большого лохматого пса. Неторопливым ленивым шагом праздного гуляки прошествовал ко мне и, сев рядом, повернул худощавое скуластое лицо.
— Вы звали меня, господин? — пес лег у его ног, окидывая людей вокруг не по звериному умным взглядом.
— Да, — наклонившись я потрепал Сураи по холке, отчего лев довольно заурчал и кинул шар слуге. — Проследи за ним, узнай где его логово, и возвращайся ко мне... Хотя, нет... — покопавшись в "кармане" я извлек один из свитков созданных Тамой еще во времена первых попыток получить что-то путное из кожи демона. Как же она тогда возмущалась... — Это свиток портальной точки. Активируешь его в логове врага, в укромном месте, и вернешься ко мне. А вообще, досадно что мой вернейший слуга не владеет магией пространства...
— Я... я исправлю этот недостаток!
— Верю, — отмахнулся я от вскочившего духа. — Иди!
Цицерон вручил мне поводок и шагнул в тень, моментально исчезая из виду.
— Не знала что он тут, — голос кицунэ из-за спины был ну совершенно некстати.
— Вы сегодня что, решили по очереди поболтать? — недовольно проворчал я разворачиваясь к ним. Ворох пакетов в руках, каким-то образом перекочевавший ко мне, а затем в "карман", показывал что поход "по делам" был продуктивен.
— Кто это был? — лиса пропустила мое возмущение мимо ушей.
— Куэс, не могла бы ты отвести Сураи к Химари? — я протянул ей поводок, ненавязчиво намекая что она здесь лишняя.
Ведьмочка понятливо удалилась прочь, давая нам возможность посекретничать.
Рассказ много времени не занял.
— Понятно, — протянула лиса, выслушав меня. — Единственное чего я не понимаю — почему ты отпустил его? Ты мог с легкостью его прикончить и избавиться от множества проблем...
— Не захотел окончательно портить этот день. Знаю, глупо, но... ночной кошмар, несдержанность на заседании Круга, невыполненное обещание деду, да еще и разговор с Первым — не стоит добавлять к этому списку кровопролитие.
— Ну, значит так и будет, — пожала плечами кицунэ, не собираясь спорить, либо осуждать мое не самое умное решение. — К слову, пока нет девочек... Сегодняшней темой заседания было сожжение храмов Кагамимори, причем тех, где захоронены части моего тела. Нападавшая мастерски владеет стихией огня, и имеет в помощниках среброглазых теней вооруженных серебряными клинками... Никого не напоминает?
— Много она убила? — отрицать свою причастность я не видел смысла.
— Несколько жриц охранявших непосредственно гробницу, но, в основном, смерти пришлись на храмовую стражу.
— Значит сдержалась. Или сдержали. Это хорошо... — протянул я. — Но я так понимаю тебя интересует зачем оно мне? Все просто: для тебя эти части уже бесполезны, ни сил ни способностей ты с них уже не получишь, и даже якорями для возрождения они уже не послужат, — слишком ты ушла от себя прошлой. А мне они пригодятся как осколки девятихвостой, — основа для новых духов.
— Но почему ты даже не сказал ничего мне?!
— Наверное потому, что у древней, развратной кицунэ обожающей все новое, на удивление нежное сердце? — невинно предположил я.
Смущающаяся Тамамо это так мило!
— Для тебя века в печати — это века страдания и боли. А я не хочу чтобы ты вновь переживала прошлое, — поднявшись я сладко потянулся, призывно махнул Химари с Куэс и взглянул на все еще сидящую лису. — А теперь, давай на этом закончим, заберем деда и направимся домой. — Потрепав по макушке подбежавшего Сураи я медленно направился навстречу девушкам. Лев пристроился сбоку, изображая обычного пса, бегущего на поводке рядом со своим хозяином.
— Юто...
Обернувшись я удивленно приподнял бровь, встречая пристальный серьезный взгляд кицунэ.
— Спасибо.
Приятно когда тебя благодарят! Еще приятнее, когда благодарят те кто тебе небезразличен.
— Потом отблагодаришь.
— Обязательно, — наконец улыбнулась она, поднимаясь. — Как домой приедем.
— Уже предвкушаю... — тихий звон оборвавшийся струны раздавшийся на краю сознания стер улыбку с моего лица. Я знал что это означает и это знание заставило меня зло выдохнуть в попытке сдержать накатившую злость.— Надо было убить эту тварь!
— Что случилось?
— Они убили Цицерона!
Глава 46. Темный Двор
На рассвете следующего дня я уже был в деревне, спускаясь к укрытому в подножии ствола меллорна пути в обитель теней. Вход в него размещался в укромной, застланной стелющимся по земле туманом ложбинке, наполовину закрытой сплетавшимися шатром корнями, прямо напротив рощи кветов. Здесь было пусто и тихо — аякаси небезосновательно считая это место проклятым, не осмеливались подходить близко.
Разгоняя призрачную вуаль белесой дымки приблизившись к утопленной в теле дерева круглой каменной плите, я приподнялся на цыпочках, с трудом доставая до выемки в центре ладонью, и волна тусклого сияния разошлась волной, зажигая рунные вязи на сером граните. Дрогнув, врата медленно, со скрежетом, сползли вниз, открывая темный зев Преддверия. Зажмурившись я сосредоточился, легкая щекотка пробежалась по телу и мир дрогнул изменяясь. Набрали краски цвета, усилились запахи и слухи, возникли новые, необычные и непривычные ощущения — и так-же быстро стихли. Восприятие вернулось в норму, и я, пригнувшись, шагнул вперед погружаясь в царство вечных теней.
Преддверие Темного двора представляло собою разлом в пространстве, — пещеру с призрачными стенами за которыми туманом клубился вечный мрак. Его порывы ледяными пальцами шелестели по ткани плаща и коже, ерошили волосы и огибая неподвижные висящие в пустоте огоньки свечей, вновь исчезали во тьме. Под ногами вилась изломанными кривыми зигзагами, избегающими столь-же ломанных чернильных теней тропа, выложенная из тусклых островков света.
Пахло горячим воском, тленом и отцветающим жасмином.
Край рукава задел один из огоньков и он раскололся с тихим стеклянным звоном. Осколки огня осыпались вниз исчезая в раскинувшемся под ногами мраке, а на месте уничтоженного огонька медленно начал расти новый.
Спустя сорок семь шагов, пещера закончилась, мрак и пустота сменился холодной, но живой ночью, а призрачная тропа — каменной, ведущей в Сердце Темного Двора — окруженную горами долину. Здесь было шумно. Ледяной ветер — пришедший прямиком из мрака раскинувшегося между планом тени и миром живых, выл в высившихся по обочинам тропы и растущих на склонах гор сколько хватало взгляда ввысь еловых лесах, качал потухшие фонари на столбах, гнал рваную пелену туч, закрывая тусклую неподвижную луну на небесах, и на некоторое время полностью скрывая от ее рассеянных лучей темную громаду замка — возвышавшегося далеко впереди, но, несмотря на расстояние, закрывавшего половину горизонта. Накрапывал мерзкий холодный дождь, налетая порывами и норовя забраться под одежду.
Спасаясь от его поползновений, я накинул на голову капюшон и посмотрел под ноги выхватывая в ближайшей луже рябящее отражение луны, кивнул себе, когда отражение успокоилось и замерло и сделал шаг. Мир изменился. Ветер стих, исчезла морось, быстрый бег туч превратился в плавный неторопливый полет, а массивная громада замка стала высокой многоступенчатой пагодой.
Ухватив лунный отблеск на белоснежном камне тропы я сделал еще шаг и мир вновь изменился. Тропа раздвинулась вширь, зажглись фонари на столбах, ожил, засияв множеством огоньков глаз, зашептал лес. Тучи с небес исчезли и холодная мертвая луна, неподвижно застыв на небосводе, озарила серебристым сиянием храм посреди долины. Светлая нить тропы тянулась к его вратам, на полпути расходясь по лесу тонкой паутиной зарева огней.
Сотни обитателей леса выходили на свет по мере моего пути к храму, выстраивались длинными рядами вдоль обочин, освещенные тусклыми огнями фонарей, — низкие и высокие, красивые и ужасные, известные людям и пришедшие из глубин неизведанного мрака, почтительно и безмолвно приветствовали, и, осознав что их служба пока не нужна, исчезали за моей спиной вновь возвращаясь под сень лесов, в тень что была их извечным домом и утробой. Чудовищные фигуры рогатых одноглазых илу, возвышаясь над самыми высокими макушками деревьев, обретали плоть при моем приближении, низко гудели мне вслед и вновь обращались в блуждающие среди чащ бесформенные тени. Медленно шествующая по пересекающейся тропе процессия паломников остановилась на развилке, держащие в руках разноцветные фонари, облаченные в белоснежные струящиеся одеяния безликие духи склонили увенчанные широкополыми соломенными шляпами головы, звеня многочисленными подвесками, а когда я прошел мимо, вновь тронулись в путь под отзвуки журчания флейт и гулкого гудения барабанов, вместе создающих странную, удивительно притягательную мелодию.
Этот мир, — страна вечноголодных теней и бледных обитателей мрака, обладала своим, непонятным и чуждым большинству живых, но крайне чарующим, пленящим сердце очарованием. Мне здесь нравилось, но не настолько, чтобы отрекаться от солнца своего мира.
Храм встретил меня пустотой и запустением. Выполненные из старого почерневшего дерева строения выглядели заброшенными, а их угольные силуэты с пустыми проемами окон — обугленными в давнем пожаре. Даже пахло здесь соответствующе — гарью.
Пройдя под сенью почерневших врат-торий, я пересек пустынный двор, поднялся по лестнице раздвинул двери и вошел в храм, окидывая просторное помещение взглядом. Здесь я был всего несколько раз, но оно почти не изменилось. Все так-же валялись в углу разбросанные свитки, все-также мельтешили на краю взгляда суетливые угодливые слуги, скрываясь в тенях от источающих холодный серебристо-голубой свет светильников и вливающихся сквозь открытые окна лунных лучей, все также пахло хвоей и ветхой бумагой, даже мышь скреблась под половицей в том-же самом месте что и прошлый раз.
