Говорил он разборчиво, с заметным акцентом, мелодично растягивая "р" и коверкая некоторые согласные и гласные.
— Я подумаю,— ответил я из вежливости на предложение.
Стражники расступились, и я вошел в город.
Да, это точно не Найрован. Улицы Джавге-Да-Зана были широкими, а главное — чистыми, посыпанными белым песком, по которому можно было ходить босиком. Впрочем, местные жители так и поступали. Редко кого можно было увидеть в легких сандалиях. В сапогах был только я один. Дома в черте города стояли добротные, просторные, красочные. Каменных построек почти не было. Да и зачем, если хороший строительный лес подступал к городу почти вплотную. Строения были выполнены в псевдокитайском стиле — с изогнутыми черепичными крышами, покрытыми изящной резьбой балками и наличниками, резными фигурками на выступающих частях кровли. Ровные стены из плотно подогнанных бревен, были окрашены в разные цвета, так, что на одной улице не встретишь двух одинаковых оттенков. Под стенами домов вдоль улиц росли вечнозеленые деревья и кустарники, на каждом перекрестке стоял фонтан, окруженный тенистыми беседками, в которых отдыхали утомленные зноем жители города.
В Джавге-Да-Зане не было лошадей, поэтому люди передвигались пешком или в открытых паланкинах, если речь шла о состоятельных горожанах.
Одевались горожане пестрее и добротнее, чем крестьяне. Шаровары были традиционной формой одежды, как мужской, так и женской. Но женщины носили еще и платья, прекрасно подчеркивающие фигуру, и свободного покроя юбки. В последнем случае йоланские модницы предпочитали короткие блузки, открывающие всеобщему обзору живот. Ткани, шедшие на наряды, были легкими, почти прозрачными, что давало прекрасную пищу глазам и воображению. И, следует отметить, — было на что посмотреть. То ли молодые горожанки уделяли много времени своему внешнему виду, то ли это было у них в крови, но пока я бродил по городу, мне попадались только стройные, очаровательные девушки, не лишенные природного обаяния.
А может, прислушаться к словам стражника и остаться в этом городе сладких грез?
Мужской верхней одеждой были либо длиннополые рубахи, в отличие от крестьянских имевшие яркие цвета и богатую вышивку, либо поверх рубах надевали еще и легкие сюртуки из атласа или бархата. На их фоне я, в своих кожаных доспехах выглядел чужеродным предметом и постоянно привлекал внимание беспечных прохожих.
Брат Тойвера — Войтер — жил недалеко у ворот, ведущих в иноземный квартал. Там традиционно обитали торговцы и послы из северных стран. Больше всего было представителей Уюма, соседствовавшего с Йолой через залив Марзагули и имевшего с ней тесные торговые связи. Найрован был так же представлен дипломатическим и торговым представительством. Самой малочисленной группой иноземцев были фаверцы, которые, согласно игровой легенде, лишь недавно вышли в море. Войтер прожил в этом квартале несколько лет, но потом женился на местной и перебрался в более престижный район.
Если верить Тойверу, жилище его брата стояло как раз напротив фонтана. Это был типичный для квартала двухэтажный дом со стенами лазурного цвета и деревянными проказницами-обезьянками, застывшими по краям крыши в игривых позах.
Я несколько раз дернул за язычок небольшого колокольчика, и спустя несколько секунд дверь мне отворила миловидная женщина лет сорока.
— Здесь живет купец Войтер из Найрована?— спросил я.
Женщина молча отошла в сторону, приглашая меня войти в дом.
В гостиной нас встретил хозяин дома. Войтер,— а это был, несомненно, он, сходство с братом бросалось в глаза,— вышел мне на встречу, облаченный в легкий домашний халат. Он был немного старше Тойвера, лет пятидесяти, но выглядел подтянуто и моложаво.
— Вы прибыли из Найрована?— насторожился он.— Что-то случилось с братом?
— Нет, что вы. С вашим братом все в порядке,— поспешил я его успокоить.— Он жив, здоров, шлет вам наилучшие пожелания и вот это письмо,— я достал из сумки пергамент и передал его хозяину дома.
Войтер сорвал печать, развернул свиток и быстро пробежался взглядом по тексту. Сначала облегченно вздохнул, а потом и улыбнулся.
— Вы принесли хорошие новости. Я перед вами в долгу. Кстати, и брат пишет, чтобы я вам помог по мере сил... Ну, что же вы, проходите, проходите.— Он схватил меня за руку и потащил вглубь дома.— Ашан! Накрывай на стол, у нас дорогой гость с вестями от моего брата. Он проделал долгий путь и наверняка проголодался.
— Да, господин,— кивнула открывшая мне дверь женщина, которую я сначала принял за супругу Войтера.
— Фанхе, Манеша, спускайтесь вниз, у нас гости!— крикнул хозяин дома.
Первой на лестнице появилась девочка лет восьми. Держась за перила, она быстро спустилась в гостиную, спряталась за отцовской спиной и оттуда с любопытством посматривала на диковинного гостя. Потом к нам присоединилась женщина, которой можно было дать от силы лет тридцать. Она встала рядом с мужем, обняв его за руку.
— Познакомьтесь, дорогие мои. Это...
— Ильс,— представился я.
— Ильс из Найрована. Он привез хорошие новости от моего брата... Моя жена Фанхе. А эта егоза — Манеша, любимая доченька.
Мы уселись на тахту, и Войтер засыпал меня вопросами о Найроване. Его интересовало абсолютно все. К сожалению, я мог поделиться только слухами, так как сам все это время жил вдали от королевства. Потом мы перебрались за стол, и разговор продолжился.
Я не сильно проголодался с тех пор, как ел в последний раз, но блюда йоланской кухни и кулинарное мастерство Ашан, прислуживавшей в доме Войтера, были безупречны, так что я уплетал за обе щеки и даже не отказался от добавки. Главным блюдом был, естественно рис. Обычное, вроде бы, блюдо показалось мне божественным. Возможно, все дело в местных специях. К рису прилагалось нежное мясо, похожее на птичье, и большой ассортимент салатов, попробовать каждый из которых я посчитал приятной обязанностью.
Когда начало смеркаться, мы вышли на веранду позади дома, где пили местный аналог чая и продолжали беседовать.
— Хорошо здесь у вас,— признался я.— Красиво, тихо, мирно.
— Так было не всегда,— заверил меня Войтер.— Еще два года назад я собирался покинуть Джавге-Да-Зан вместе с семьей, потому что не хотел подвергать опасности жизни моих горячо любимых девочек. Сейчас же, да, стало спокойнее. И в этом несомненная заслуга императора Апсе-Фэра. Придя к власти, он поставил порядок и благополучие своих подданных во главу угла и на протяжении двух лет неуклонно следует выбранному пути. С бунтовщиками и преступниками у нас разговор короткий — смерть. Конечно, это нравится не всем,— он заметно понизил голос.— В Джавге-Да-Зане до сих пор выявляют бунтарей и смутьянов. Многие ушли в леса. Хуже всего дела обстоят на востоке, в предгорье. Постанцы и разбойники захватили несколько шахт и рудников. Да и Или-Сулу находится под их полным контролем. Это пагубно сказывается на экономике империи. И все потому, что у императора пока не хватает сил, чтобы присмирить непокорных во всей Йоле.
Войтер пригубил ароматный напиток из фарфоровой чашечки и продолжил:
— Не так давно был раскрыт заговор гон-ге — местных колдунов. Они решили сместить императора, покушались на его жизнь. К счастью, обошлось. Убийц поймали и казнили, только их главарю — Кахмашу — удалось скрыться. Но, насколько я знаю, и его настигла заслуженная кара... С этим, вроде бы справились, однако проблем хватает. Из Тысячелетних пещер полезли кровожадные твари, каких еще не видывала Йола, те же разбойники шалят на дорогах, каменные люди спустились с гор и уничтожили несколько селений, Хозяева леса, что ни день, нападают на путников, охотников и собирателей. Некоторые по ночам пробираются в села и похищают детей.
Так что о спокойствии и благодати пока равно говорить. Но все в руках императора — долгих лет ему и процветания.
Вывод напрашивался сам собой: Войтер был сторонником жестких мер и с почтением относился к новому правителю своей новой родины. Насколько я знал, Апсе-Фэр пришел к власти тоже не путем всенародного голосования. Два года назад он устроил переворот, сверг прежнего правителя Джавге-Да-Зана и при поддержке верных людей подчинил себе почти всю Йолу, бывшую до этого момента содружеством независимых городов. И раз до сих пор вспыхивали бунты и восстания, значит, не всем это пришлось по вкусу.
Впрочем, дела Йолы меня мало интересовали. Если повезет, очень скоро я покину не только Империю, но и этот мир.
Бр-р-р! Как-то зловеще это звучит...
— Тем не менее, мне понравилось в Джавге-Да-Зане,— начал я издалека.— Красивый город. И дворец императора — просто загляденье. А что это за островок напротив резиденции правителя? Там еще какая-то чудная арка стоит — и больше ничего.
— Это остров Хенге,— ответил Войтер.— Раньше там жили Верховные гон-ге Джавге-Да-Зана. Говорят, там они черпали свои силы. Но после предательства Кахмаша — он был последним Верховным гон-ге — постройки на острове были разрушены, вместо них появилась эта арка. Никто не знает, для чего она и кто ее построил. Правда, ходят кое-какие слухи...— Войтер понизил голос до шепота.— Говорят, к постройке арки имеет отношение какой-то человек с севера. Загадочная личность, скажу я вам. Его лица никто не видел, потому как он носит маску. Говорят, это он помог Апсе-Фэру занять трон, это он изгнал Кахмаша и подал императору идею объединить под своим началом всю Йолу... А зачем нужна эта арка — кто знает.
Уж не тот ли это человек, которого знакомый Аса видел выходящим из портала? Да и Ойкес что-то говорил о человеке в маске, который покровительствует Венгилу. Хм...
Не исключено.
— Можно как-то попасть на этот остров?— спросил я осторожно.
— Зачем?!— искренне удивился Войтер.
— Ну...— неопределенно протянул я.
— Даже не думайте об этом! Остров Хенге и раньше был закрыт для простых смертных, а теперь и подавно. Император не пускает на него даже своих гон-ге.— И снова понизил голос.— Более того, говорят, что он и сам давненько не ступал на Хенге. А вы говорите...
— Так вот почему на озере нет ни одной лодки!— понял я.
— Для этого есть другая причина.
— Какая?
Чтобы ответить, Войтеру понадобилось некоторое время:
— Уже поздно, пора ложиться спать. А завтра утром сами увидите все своими глазами.
Гостеприимный хозяин был прав. Я даже не заметил, как стемнело, потому что заботливая Ашан зажгла на веранде фонарики. Мы прошли в дом, Войтер сам проводил меня в гостевую комнату, где стояло низкое ложе, отгороженное от внешнего мира тонким полупрозрачным балдахином. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я лег спать.
Войтер разбудил меня на рассвете. Пришлось повозиться с доспехом — снимать его было проще и быстрее, чем одевать самостоятельно. После плотного завтрака мы пошли к озеру. Город покинули через знакомые мне ворота и меж крестьянских наделов направились на восток, в сторону утеса.
На берегу уже собралась пестрая толпа: горожане разного достатка, крестьяне, несколько стражников, заморские гости. Большая часть зрителей стояла на утоптанной площадке, огороженной от воды невысоким деревянным частоколом. Самые привилегированные же — в роскошных нарядах и в сопровождении телохранителей — разместились под навесом чуть в стороне. Люди стояли, тихо переговаривались на своем языке и то и дело бросали взгляды в сторону утеса.
Войтер решил сохранить интригу и помалкивал по поводу причины, приведшей народ в столь ранний час на берег озера. Впрочем, ждать пришлось недолго. Когда толпа зашумела, я, начавший уж было скучать, увидел, как на скальный выступ на краю утеса вышли люди. Их было семеро. Мужчины. Толстяк со свитком в руке, четверо охранников и двое обнаженных по пояс бедолаг, закованных в колодки — две доски с прорезями, обхватывавшие шею и кисти рук.
Окинув взглядом толпу на берегу, толстяк отвесил кому-то из привилегированных почтительный поклон, раскатал свиток и начал читать. Говорил он громко, но нас разделяло приличное расстояние, поэтому до меня долетали лишь отдельные слова, да и те я не мог понять по незнанию боэрского наречья.
— О чем он говорит?— спросил я Войтера.
— Эти двое обвиняются в подстрекании населения Джавге-Да-Зана к бунту и приговариваются к смерти,— кратко обобщил тот.
Понятно. Несчастных собрались утопить. В тяжелых колодках им ни за что не выплыть на берег.
Я никогда прежде не присутствовал при казни, и мне стало не по себе.
Но я ошибся в своем предположении. Как только был зачитан приговор, охранники, опекавшие преступников, сняли колодки. Едва освободившись от оков, молодой бунтарь вырвался из рук охраны, приблизился к краю скалы и, бросив в толпу что-то презрительное и резкое, прыгнул в воду. Вынырнув на поверхность, он осмотрелся и отчаянно погреб в нашу сторону.
Старик повел себя иначе. Он упал на колени и стал молить о пощаде. Но его грубо подняли с земли и, подталкивая в спину глефами, сбросили с утеса. Он долго не появлялся на поверхности, и я уж было решил, что бедолага пошел ко дну. Но нет, вот его голова показалась над водной гладью, и он неуклюже поплыл в противоположную от нас сторону.
Что получается. Оба преступника сносно держатся на воде. И хотя плывут они в разных направлениях, что одному, что второму не составит труда добраться до берега.
Странная какая-то казнь. Я хотел уж было обратиться за разъяснением к Войтеру, но тут народ на берегу, притихший во время оглашения приговора, снова оживился. Я проследил за их взглядами и увидел...
Под водой что-то двигалось. Что-то большое и быстрое. Оно плыло в верхних слоях, вспенивая воду и оставляя за собой водовороты. И направлялось оно к старику.
В это время зрители разделились на два неравнозначных лагеря. Большинство с нетерпением ожидало развязки. Судя по их лицам, происходящее доставляло им неповторимое удовольствие. Люди шумели, хлопали в ладоши, махали руками, подбадривали — то ли охотника, то ли его жертву. Другие же стояли и смотрели, затаив дыхание. И было непонятно, то ли они терпеливо ожидают развязки, то ли сопереживают старому бунтарю.
Шансы старика были исчезающее призрачными. Нечто под водой двигалось гораздо быстрее. Разделявшее их расстояние стремительно сокращалось. Еще немного и...
Вода вспенилась в паре метров позади старика, и успокоилась, играя бликами от восходящего солнца. Но уже в следующее мгновение голова обреченного исчезла под водой так быстро, будто он провалился в бездну. Вода закипела, выпуская на поверхность мириады маленьких воздушных пузырьков, и в одно мгновение покраснела. А секундой позже все было кончено.
Толпа на берегу неистовствовала, обсуждала произошедшее, делилась впечатлениями.
Я же наблюдал за молодым бунтарем, продолжавшим грести к суше. Он был хорошим и неутомимым пловцом. Взяв темп, он не сбавлял его ни на мгновение. И я уж начал было верить, что его минует кара, постигшая старика. Он таки добрался до берега метрах в двадцати от нас, встал на дно и, расталкивая воду руками, направился к узкой полоске пляжа. Выражение его лица было усталое и в то же время торжествующее. Что бы это ни было, там, под водой, но юноше удалось от него ускользнуть.
