— Нельзя вызывать духов, не имея при себе средства для их укрощения, — бубнил Пухлик, — нельзя...
И так далее.
На первом занятии по Некромантии я вдосталь посмеялся — не вслух, конечно. Во-первых, студенты, все до одного, казались испуганными и притихшими, во-вторых, Мик все два с половиной часа держал меня за руку, как жених свою желанную невесту. Видимо, опасался, что я вскочу со скамьи и вызову сонмище духов ему на голову. Я хихикал про себя, и время от времени делал движение, будто порываюсь встать. Он дергался. Да, я не смог удержаться.
Профессор Гелдар Рин Сихха оказался весьма умным человеком, не без чувства юмора, неожиданно раскрепощенным и жизнерадостным толстячком. Глядя на него, трудно было себе представить, что он возглавляет Кафедру Темных Искусств. Профессор Шухнаик, преподававший нам Порчу и Сглаз, куда больше подходил на роль главного эксперта по Вызыванию Духов и Подниманию Трупов. С него я обычно тоже ухахатывался. Длинный, с густыми бровями и пронзительными глазами, он громовым голосом вещал нам, что, если связать три волоска из хвоста осла и подкинуть их в суп своему недоброжелателю, все его претензии мигом испарятся вместе с дымом от его же погребального костерка. При этом факт того, что человек вряд ли безропотно съест суп, в котором плавают длиннющие, жесткие, черные волосы, не рассматривался. Я всегда считал Академию местом, где царит абсурд и смешение противоположностей, и эта парочка еще более укрепила меня в этом мнении.
Но, смех смехом, а слушать Гелдара было — одно удовольствие, он рассказывал действительно интересные вещи... я даже пнул Чесса, который, перегнувшись через стол, зашипел мне в затылок:
— Слышал новость?
На пинок он никак не отреагировал, поэтому я решил отвязаться от него по быстрому — просто ответить на вопрос.
— Нет.
Он воткнул свой нос максимально мне в шею и, азартно оплевывая воротник форменной мантии, шепнул:
— Глава Академии теперь новый! Профессор Ньелль, ну тот, из саркофага! Круто, правда? Почти что живой мертвец!
Я закатил глаза. Сюрпризом для меня эта новость не была, после фразы Аффара брошенной им в минуту слабости, глупо было ждать чего-то иного. Уж чем-чем, а самообманом Аффар не занимался никогда, и смену власти чуял за недели. Я уж было скосил рот, чтобы сказать это Чессу (да и, признаюсь, чтобы оплевать его в ответ), но в этот момент о наш с Пухликом стол с треском опустился посох Гелдара.
— Молодой челове-е-ек, — протянул он, — повторите, пожалуйста, что я сейчас сказал.
Я почесал нос, лениво поднялся с места и вышел из-за стола, как того требовал ритуал экзекуции. Профессор стоял, гадко улыбаясь, в ожидании моих запинок и невнятных меканий. Что с него возьмешь — это его первое занятие со мной, он наверняка не знает — подумал я, и, ухмыльнувшись не менее гадко, слово в слово повторил за учителем:
— Для того чтобы придать трупу нужную позицию, необходимо размочить суставы в отваре Пинокии Однолетней, позиция же такова: руки сложены на груди крест накрест, голова чуть откинута, так чтобы средние пальцы рук упирались в точки одиннадцать и двенадцать, как видно на рисунке, глаза должны быть открыты, ноги сведены вместе в двух точках — коленях и щиколотках...
Гелдар осмотрел меня с ног до головы... словно к тем самым точкам примеривался, а потом взмахом руки остановил буйный поток моего красноречия, и спросил:
— Имя?
— Джоселиан Просперо.
— Неплохо... где вы этому научились?
Я вполне разумно предположил, что, расскажи я Гелдару о том, как в юности Советник моего отца-короля заставлял меня запоминать по три, а то и четыре одновременно протекающих разговора, а после, уже будучи взрослым, я отточил свою память, выступая на подмостках, он вряд ли оценит мою искренность. Поэтому я лишь пожал плечами; но это его вполне удовлетворило.
— Неплохо, — повторил он, — но это не значит, что вам и впредь можно разговаривать с другими студентами на моем уроке. Понятно?
— Да, профессор.
Когда я сел, стукнувшись коленками о слишком низкий стол, Мик ткнул меня в бок и выразительно повел глазами вверх. Это означало: 'Опять напрашиваешься на неприятности?'. Я ответил легкой улыбкой и приподниманием бровей — 'Тебя эти неприятности не коснулись, чего ж ты волнуешься?'. Мик выпятил нижнюю губу — 'Идиот'. Я выпятил свою еще сильнее, так, чтобы она почти коснулась подбородка: 'Сам такой'. Похоже, Гелдар заметил наши гримасы, но комментировать не стал... Чесс поутих сзади и с 'ошеломляющими' новостями больше не лез.
Гелдар дал нам задание на следующий раз (начертить восемь октограмм синим мелом) и, подхватив черные свечи, плошку с какой-то дрянью, посох и свитки с заклинаниями, удалился. Студенты шумно выдохнули и тут же принялись обсуждать занятие.
К нам подсел Гои Тан, шмыгая носом от возбуждения.
— Хе, это — вы слышали? Ну, мы будем, вернее он будет на следующем занятии — как это? Вызывать дух умершей торговки-как-это-там? Ну?
Манера изъясняться у Гои была просто очаровательной. Еще в первые дни ученичества я его было поддел, но, получив в ответ 'ну-эта-чо-ты', кинул к его ногам знамена своей язвительности и остроумия, признав поражение. Когда твой оппонент два слова связать не может без невразумительных междометий, нет никакого смысла в шпильках. Вот Мик после общения со мной стал стоящим противником, несмотря на свою мягкотелость — он отточил на мне язык и теперь слыл в определенных кругах парнем, которому палец в рот не клади.
— Го, иди, приготовь речь, напиши заранее на бумаге, что ли, — шикнул на него Пухлик, — а потом приходи. А нам пора.
Что-то с ним было не так. Да, он (не без моего участия) научился шутить, даже язвить — но обычно старался делать это не в ущерб своей природной доброте. Странно... Да и губу он в этот день выпячивал с особой... раздражительностью, что ли...
Я подождал еще с недельку, прежде чем заняться другом вплотную. А уж обеспокоившись этой проблемой, стал наблюдать за ним пристальнее и заметил, что он изменился — чуть похудел, глаза его ввалились, а кожа приобрела нездоровый серый оттенок. И с каждым днем он становился все мрачнее, утомленней и злее. Он что, поссорился с Зикки? Это было первым моим предположением, и именно с него я начал.
— Нет, что ты, — вяло стал отбрыкиваться он, — у нас все замечательно...
Пухлик попытался ускользнуть, но я зажал его в углу.
— Тогда что? Мне пойти спросить у самой Зикки?
— Не надо! — это его проняло, как и всякий хороший шантаж. — Я... я объясню. Просто я плохо сплю по ночам. Сны всякие снятся, просыпаюсь от собственного крика.
— Крика? Мик... — я зажал его в углу, не давая вырваться, хотя это было непросто. В конце концов, из одного Пухлика можно было выкроить троих таких, как я, и еще хватило бы на карлика Шенбу. — Если ты еще меня помнишь, я — Джок. Твой сосед. И, следовательно, сплю с тобой в одной комнате. И никаких криков я не слышал.
— Спишь потому что, как бревно, — огрызнулся Мик.
— Фью-ю-ю, — присвистнул я, отодвигаясь. — Так дальше дело не пойдет. Либо ты скажешь мне, в чем дело, либо продолжишь скалить на меня зубы, что существенно уменьшит твою ценность в моих глазах. Решай сам, как поступить.
Пухлик мучительно покраснел.
— Я... я правду говорю, мне кошмары снятся, ясно? — Он хрустнул костяшками пальцев и умоляюще вскинул голову. — Джок, друг мой, я исправлюсь, обещаю... начну пить успокаивающий отвар... Мне нужно только время. Все будет нормально!
— Ну, смотри...
Он, вырвавшись из кольца моих рук, унесся по коридору быстрее стрелы, а я еще некоторое время стоял, уставившись в стену, как идиот. Судя по всему, в этом мне одному не разобраться, тут нужна помощь кого-то более опытного. Того, кто хорошо знает людей и при этом не пошлет меня подальше, услышав жалобу на плохие сны у соседа.
Я знал, к кому могу обратиться — только надо будет начать издалека.
Я подольстился к нашему повару и выпросил у него целый поднос сластей и кувшин вина. И отправился к своему учителю и другу Асурро. Когда я, горделиво неся перед собой добычу, ввалился в его кабинет (я был единственным, кто мог входить без стука; поговаривали, что Аффар, раз сунувшись без предупреждения, полгода потом отращивал брови, спаленные начисто), Асурро явно обрадовался. Он махнул приветливо рукой, потом ткнул в столик, мол, сгружай все туда, и весело сместил уголок рта чуточку левее.
— Как я рад, что ты пришел! Ставь, ставь, ты очень нужен!
Он был тем единственным человеком, который этой фразой мог бы разбудить во мне готовность сделать что-нибудь полезное обществу.
— Налей мне из этого кувшинчика и ложись на эту... этот... софу, в общем.
Я нацедил Асурро вина и растянулся на ложе, умостив затылок так, чтобы жесткая вышивка подушки не путалась в волосах и не царапала кожу. Он, судя по звукам, отпил глоток и отставил бокал. Повисла тишина.
— Э-э-э, профессор, а мне обязательно лежать вот так?
— Обязательно. — Отрезал он и опять замолчал.
Через минуту я не выдержал.
— Асурро, со всем моим уважением — что мы делаем? Это ритуал умерщвления нерадивого студента? Скажите уж тогда, я хоть приличествующее данному процессу лицо сделаю... — притворно взмолился я.
— Нет, — тихий выдох, значит усмехнулся! — ты должен мне что-нибудь сказать. Все равно что.
— Но я же уже говорю...
— Что-нибудь важное для тебя.
— Э-хм. Ну... — Рубить с плеча? Попробую. — Меня беспокоит Пухл... Мик.
— Ты хочешь поговорить об этом? — загробным тоном возвестил он откуда-то сзади.
— Я? Э-э-э... — торжественность его голоса немного напугала меня, и я дал задний ход. — Нисколько.
— Значит, ты хочешь о нем помолчать. Замалчивать проблемы друга — это говорит о том, что ты более обеспокоен своими проблемами. И проецируешь их на него — именно поэтому ты и хочешь говорить о нем, и не хочешь. К тому же ты постоянно называешь его этой странной кличкой, связанной с его лишним весом — не является ли это признаком твоего страха перед своей худобой? Может, ты боишься, что ссохнешься и исчезнешь?
— Профессор, я не...
— Отрицание очевидного говорит о том, что я на верном пути. Что тебе сегодня снилось?
— Мне? Мне ничего не снилось, но...
— Отсутствие снов... значит, твой внутренний мир, лежащий за пределами обыденного разума, считает ниже своего достоинства слать тебе призывы о помощи. Чем ты так обидел его, что он не подарил тебе даже маленького кошмарика?
— Но я...
— Частое употребление частицы 'но' указывает на неуверенность в себе. Однако внешне ты себя ведешь даже более чем нахально. Тебя обижали в детстве? Унижали? Отказывали в индивидуальности?
Я почувствовал холодный пот на лбу. Учитель одержим? Им овладел страшный демон? Я рывком сел и повернулся к нему, готовя заклинание огня, концентрируя силу в ладони... готовый убить его вместе с сидевшим в нем демоном, если уж на то пошло, чтобы спасти человечество от страшной участи провести жизнь под градом этих сумасшедших вопросов — и замер. Асурро сидел с замызганными листками папирусной бумаги на коленях, вперившись в них взглядом человека, не совсем понимающего, что он делает.
— Э-э-э... Профессор?
— Что? — он поднял голову. — Не обращай внимания, я тут нашел один очень старый ритуал... решил попробовать.
— Решили попробовать убить меня? Используете своего ученика, как крысу для опытов? — возмутился я.
— Ну, если б я тебя предварительно попросил, ты бы не отказал мне, правда? — он поворошил листки. — Ты испытывал влечение к матери?
— Моя мать сошла с ума, когда мне было девять, — застонал я, — и со мной случится то же самое, если вы не прекратите!
— Ты хочешь поговорить об... — он снова начал проговаривать эту странную и жутковатую формулу, но тут же виновато кашлянул. — Ох, прости. Все, больше не буду — галиматья какая-то, ты прав.
Я облегченно обмяк на софе... но не спускал с него глаз. От всех этих треволнений на меня напал зверский аппетит, и я засунул за щеку, по меньшей мере, пять здоровущих кусков пахлавы и один засахаренный мандарин.
— Давай лучше выпьем, Джок...
Я налил и себе, с опаской косясь на листки. То, что они были сделаны из папирусной бумаги, и впрямь указывало на их древность. Вообще то люди давно стали использовать для изготовления бумаги древесину, и тростник на берегах Анкх-ра, впадающего в Океан под боком у Дор-Надира, зажил привольной жизнью. Я залил пахлаву большим глотком вина.
— Сожгите их, ради всех Богов.
— Непременно. Ты говорил, что Пухлик тебя беспокоит? Чем же?
— Вы опять? — подпрыгнул я, заливая вином расшитую подушечку.
— Нет, нет, — он демонстративно отложил листки в сторону, — я серьезно спрашиваю. Чем?
— Он плохо спит, — признался я, и меня передернуло, — его, как вы выразились, 'внутренний мир, лежащий за пределами обыденного разума', вовсе не считает зазорным насылать кошмары. При этом я, как ни странно, ничего не слышу, а он — по его рассказам, просыпается, весь дрожа, плача и бормоча что-то. Он ужасно выглядит. И еще у него отличные баллы по Некромантии.
— Как твое последнее заявление свидетельствует в пользу того, что все плохо? У меня тоже были хорошие баллы — и что? Джок... — он откинулся на спинку кресла, сплел пальцы, — я же вижу, у тебя есть какое-то объяснение всему этому, пусть и не совсем разумное... говори.
— Я думаю, он... ну, решил вызвать кого-то сам. Не спрашивая у профессора Гелдара. Он так увлекся этой... этим предметом, перед первым занятием аж светился изнутри. Да, я знаю, — я поднял ладони, защищаясь от возможных протестов, но Асурро сидел с каменным лицом, и бровью не поведя, — он законопослушен, как агнец, но...
— Погоди, я подумаю.
Я тут же заткнулся. Хорошо, что мне не пришлось убивать своего учителя. Тем более что, учитывая его и мой уровни, скорее получилось бы наоборот. Я доел пахлаву, сжевал мандаринки и даже крошки подобрал с подноса, прежде чем Асурро сподобился изречь хоть что-то.
— Фасмик знает о твоем реальном возрасте?
— Что?! — выпучил я глаза. Вообще-то я избегаю подобных театральных преувеличений, но это был удар под дых.
— Что слышал.
— Вы... вы знаете? — я понял весь идиотизм своего вопроса тут же — конечно, он знает. Он ведь сказал то, что сказал. — О Боги, неужели все в курсе моих тщательно охраняемых секретов? — застонал я.
— Не все... — он встал, и, волоча мантию по давным-давно не метеному полу, принялся загибать пальцы и расхаживать туда сюда; правда, хватало его шага на два, учитывая софу. У него в кабинете итак было не протолкнуться. Периодически он, не замечая того, пинал ногой высушенную голову. Вроде бы даже человеческую. — Но некоторые знают. Во-первых, я. Во-вторых — профессор Ньелль, от которого вряд ли что укроется, уж будь уверен. Ну а Фасмик... думаю, он тоже знает, или догадывается, он же твой друг. Но я хотел бы услышать это от тебя. Ну, проанализируй ситуацию, ты же умеешь. И чему вас только на Предсказании учат...
