Танго с призраком - 4. Танго Нуэво

* * *

Полицейский следователь Амадо Риалон в это время подходил к палате, в которой лежала Вирджиния Веласкес.

— Учти, Риалон, если ей станет хуже я тебя сам прокляну, — пообещал ему Хавьер, который вынуждено (он проклятие снимал, ему и наблюдать) приглядывал за несчастной.

— До пяти лет каторги, — скучным тоном сообщил Амадо.

— Если поймают.

— С убийством государственного служащего — до смертной казни.

Хавьер скрипнул зубами, и поглядел на молоденькую сестру милосердия так, что та аж шарахнулась. И перекрестилась.

По старой традиции, в больницах работало много монахов и монашек. Да и кому, как не им?

И приглядеть, и утешить, и помочь, и брезгливость им должна быть чужда,, и вообще... король в этом отношении был строг. Если храмы не желают платить налоги, пусть отрабатывают другим путем.

Не нравится?

А вот так. Или ваши люди работают в больницах — домах призрения — детских домах, естественно, бесплатно, причем не меньше двадцати процентов от общего числа. В монастыре сто монашек?

Отлично. Двадцать из них идут работать.

Хотите, чтобы они только Богу молились? Тогда платите налоги. Те же двадцать процентов.

Обычно настоятели выбирали ручной труд. Кстати, много послушников после этого решали остаться в миру. Смотрели на настоящую боль, сравнивали с ней свои проблемы, принимали более осознанные решения. Впрочем, эта вряд ли передумает. После разозленного некроманта.

— Что с больной?

— В себя не приходила. Бредит, — отчиталась монашка. — Температуры нет, судорог нет, несколько раз я ее поила...

Рядом с больной на тумбочке стоял серебряный кувшин с начертанными на нем молитвами.

Как ни шипели те же некроманты, но лучшим средством для пострадавших от проклятия была и оставалась святая вода. Понятно, после того, как проклятие сняли. Если ей отпаивать больных,, они восстанавливались намного быстрее.

Некроманты, правда, что-то говорили про серебро, но что с них взять? Ясно же, темные маги.

— Хорошо. Оставьте нас.

Монашка послушно выскочила за дверь. Хавьер подошел к Вирджинии, привычным жестом поднял ее веко, вгляделся в зрачок...

— Я сейчас попробую подпитать ее силой. Риалон, у тебя буквально три минуты, понял?

— Да. Спасибо, Карраско.

Хавьер только кивнул.

Сильные пальцы с коротко остриженными ногтями легли на виски Вирджинии, надавили, Амадо на миг показалось, что с пальцев Карраско потекла плотная, почти осязаемая чернота, впитываясь под тонкую кожу с синими прожилками вен... просто показалось.

Резкий вздох — и Джинни дернулась, открыла глаза.

— Где... что...?

Амадо шагнул вперед, привлекая к себе внимания.

— Джинни, Серхио Вальдес передает вам привет.

Джинни выдохнула и явственно расслабилась. Что бы там ни было в ее жизни — первая любовь точно не заржавела.

— Серхио...

— Что вы последнее помните? Два дня назад на вас было совершено покушение.

Амадо почти видел, как Джинни пытается что-то вспомнить. Как работает ее разум.

— Мы ужинали. Дети ушли спать, мы с мужем сидели в кабинете... — глаза Джинни расширились. — Да... вошел мужчина.

— Знакомый? — быстро спросил Амадо.

— Муж его точно знал... он назвал его Сесаром. Сесар сказал, что за предательство наказание смерть.

— И все?

— Потом я ничего не помню. Нет, не помню...

Джинни выглядела откровенно усталой.

Амадо коснулся ее руки.

— Все в порядке. Ваши дети здоровы, они у бабушки и деда, вы тоже скоро поправитесь. Если тан Вальдес придет вас навестить — не откажете?

— Нет...

— тогда спите и отдыхайте.

Амадо улыбался ласково, и Джинни откинулась назад.

Все в порядке? Да, наверное... дети, Серхио... о ком она не спросила? Кажется, что-то важное было упущено, но что?

Нет, не припомнить... сон уже мягко укутывал Джинни в свои теплые объятия. Глаза закрылись и женщина снова уснула.

— Счастливая семья. О муже она так и не спросила, — хмыкнул рядом Хавьер.

Амадо пожал плечами. Счастливая? Или...

Он помнил свою маму. Ритана Барбара и не подумала бы спрашивать о муже. Что бы ни случилось. Альба и он.... Тут тоже сложно. Умри он — и кто оплачет его смерть? Отец? Тони? Они некроманты, для них это просто этап жизни.

Жена? Сын? Отнюдь. Они не плакать будут, а злиться, что денег меньше станет.

И кто? Для Амадо эта ситуация была совершенно обыденной.

Хавьер вспомнил кое-что из истории семейства Карраско и вздохнул.

— Вот же ж... жизнь!

И в первый раз Амадо посмотрел на стоящего рядом мужчину с пониманием и сочувствием.

Действительно. Вот же жизнь! И что это за Сесар такой? Куда его приткнуть и что с ним сделать?

Глава 5

— Кто-кто?

Завтрак в семье Ксаресов — мероприятие крайне протокольное и церемониальное. А еще церемонное и замороченное.

Все спускаются вниз, как положено, одетые в приличествующую случаю одежду, не допускаются никакие халатики или домашние костюмы — это только для своих личных спален.

А пред очи патриарха семейства извольте явиться, как полагается.

Прически, для женщин, выбритые лица для мужчин — тан Ксарес-старший, Патрисио Эудженио Ксарес не терпел бород. Наверное потому, что у него борода не росла.

Он честно старался.

Ах, как хорошо было бы к его седым волосам еще и бороду. Такую, коротенькую, но окладистую, вальяжную... щщщщщас, сказала вредная судьба.

То, что росло на лице у благородного тана, могло порадовать разве что козла. И то неприхотливого. А если так... и ведь что обидно-то? Вот у старшего сына борода была вполне себе симпатичная, и у среднего. А он...

Перебьются!

Ему нельзя — и у них не будет! И усов уж тоже, до кучи!

А если уж посплетничать шепотом, между своими, то и благородную седину... эээээ... неблагородную лысину тан честно маскировал огрызками благородной седины. И закреплял их парикмахерским воском. Каждое утро. Достаточно долго. Не повезло ему. Лысеть благородный дан начал лет семь назад, да так некрасиво, проплешинами... оставалось только скрипеть зубами и покупать у парикмахера накладки. Но кажется, и до париков скоро дело дойдет.

Пока все спускаются, тан Ксарес проглядывает утреннюю газету.

И там-то...

— Отец, ты уже видел? — уточнила одна из дочерей. — Мне кажется, это дети Хулио...

В коротенькой заметке репортер воспел красоту Алисии Катарины, которая прибыла из колоний, чтобы поискать супруга в метрополии. Разумеется, за приличной юной ританой приглядывает ее брат. Тоже неженатый, девушки, обратите внимание! Такое счастье кому-то достанется!

Молод, красив, неженат, благороден, с деньгами, а главное-то что?

А то!

Свекровь у вас будет в колониях! Вы — тут, а она вовсе даже там! Вот оно счастье-то!

Светские сплетни, дело совершенно житейское.

Развелся — женился — влюбился — встречается... надо же чем-то заполнять колонку? Надо. Чем Алисия Катарина хуже прочих?

— Хулио, — сдвинул брови патриарх семейства.

О блудном сыне он вспоминать откровенно не любил. И... будем честны!

Вот, если бы Хулио разорился, стал калекой, приполз на костылях к родительскому порогу... о, тут бы Патрисио Эудженио покивал с умным видом и вальяжно произнес: я же тебе говорил.

Конечно, помог бы. Но все-таки... приятно осознавать, что ты умный, прозорливый, всеведущий. Противный сын лишил отца такого счастья.

Сын не приполз.

А девушка и юноша на фотографии выглядели его копиями. И были достаточно богато одеты, и улыбались, и явно радовались жизни. Феола и тан Анхель, как сидящие сзади, в объектив не попались, да и репортер упоминал только про тех, о ком его попросил друг Рауль.

И что ты будешь делать?

Вот — что?

Первым пойти на поклон? Вот еще не хватало!

Послать кого-то из родных?

Ну... так можно. Это не в ущерб чести. А кого?

А вот, хотя бы и дочь, если уж она рот раскрыла... чего она? Пусть идет и наводит справки, не самому ж патриарху семейства работать? Он свое дело сделал, детей наплодил, пусть теперь они отдуваются!

— Роза, узнай, где живут эти Ксаресы. И надо будет тебе к ним съездить. Если это дети Хулио, что ж. Они наверняка нуждаются в нашей помощи. А если нет... я не хочу, чтобы под моим именем промышляли самозванцы!

Дочь уныло кивнула.

Порученьице...

— Ты чем-то недовольна, Розита Эухения?

— Нет, отец. Я сделаю, как вы пожелаете.

— То-то же, — смягчился патриарх семейства. — не хотелось бы опять вызывать нотариуса.

А так завтрак проходил очень чинно.

Живые цветы, столовое серебро, подогретые тарелки...

Только вот счастья в глазах ни у кого нет. Но кому интересна эта невесомая категория? Вот, если бы деньгами дали...

* * *

Тан Анхель постучался в двери дома Ксаресов с утра. И тут же пригласил явившуюся на завтрак Алисию прогуляться по набережной.

Феола скрипнула зубами (все строго по очереди, вчера Анхель, сегодня она, не так ли?), но сделать ничего не успела. Алисия радостно согласилась и отправилась одеваться. Анхель послал Феоле улыбку.

— Надеюсь, тан Ортис не будет разочарован.

— Разумеется, нет. Вы же не меня пригласили, — отозвалась мелкая вредина. — Да я и не пошла бы.

— Как приятно, что вы так со мной единодушны, — оскалился в ответ Анхель, понимая, что перед ним враг. — Я бы и не пригласил.

— Конечно, единодушна. Я тоже не люблю жиголо, — согласилась Феола.

Кто знает, что они бы еще наговорили друг другу, но тут вернулась Алисия. И Анхель повел ее к мобилю, подсчитывая расходы.

Прогулка по набережной — бесплатно. Но какой-нибудь сувенир — не меньше реала. Еще реал на цветочки, еще реалов пять — семь на обед в хорошем ресторане с морепродуктами. Анхель знает такие... м-да. Меньше десяти реалов не получится, а то и все пятнадцать.

Ладно, не стоит скупиться. Это его вклад в будущее...

Феола подумала пару секунд, потом телефонировала тану Ортису, попросив слугу передать весточку хозяину, и отправилась в кабинет к брату.

* * *

— Лоуренсио, ты с ума сошел?!

Феола стояла, уперев руки в боки. Разве что скалки наперевес не хватало. Впрочем, Лоуренсио бояться не собирался.

— Чего тебе, Фи?

— ты зачем отправил Лисси на прогулку с этим гнусным скунсом?

— Придержи язык, Фи!

— Рен, ты просто не видишь. Но твой друг — гадкое существо. Склизкое, как жаба...

Лоуренсио встал из кресла, чтобы посмотреть на сестру сверху вниз.

— Знаешь что, Фи, ты просто наглая сопля!

— Что!? — аж задохнулась девушка.

— То! Твои выходки сходили тебе с рук просто потому, что все боялись Адэхи. А так тебя бы крапивой драть два раза в день! С чего ты решила, что можешь судить о взрослых людях? Что можешь что-то понимать и в чем-то разбираться? Что ты вообще видела, кроме своего острова?

— Нашего острова...

— Неважно! Опыта у тебя нет, ума у тебя тоже пока нет, а с ним и совести, и такта. Еще раз ты скажешь гадость про незнакомого тебе человека, и я сам тебя выпорю! Честное слово! И родителям напишу! Лисси надо выходить замуж, мне невесту подыскивать, а с тобой позора не оберешься! Не можешь язык держать за зубами? Так я научу! Здесь твоего шамана не будет!

Феола презрительно посмотрела на брата.

— Думаешь, мне нужен Адэхи, чтобы с тобой справиться?

Развернутая к Лоуренсио ладошка девушки светилась ровным белым светом.

— Думаю, что со всеми ты не справишься, — жестко ответил брат. — Посидишь на хлебе и воде, так поумнеешь...

Феола прищурилась.

— Я тебе этого не прощу.

— Обойдусь без прощения от малолетней хамки.

— Возьми свои слова обратно, не то пожалеешь.

— Это ты пожалеешь, Фи, если еще раз попробуешь себя так вести. Поняла?

Феола развернулась и хлопнула дверью.

Пожалеет?

Знаешь что, братец... знаешь что... Да просто! ГРРРРРРРР!!!

* * *

Феола была не просто в бешенстве. По комнате расхаживал злющий рыжий вихрь. Стулья и столы она, правда, не пинала, но от одной стены до другой передвигалась весьма быстро.

— Гад ползучий!

— Гррррр!

— Прррридурррок!!!

Кого именно она имела в виду? Феола и сама точно не знала. Может, братца-остолопа. Может, склизкую гадость — Анхеля. Но на Анхеля и то злости было меньше. Понятно же, слизняк обязан жрать и пакостничать! Работа у него такая! А вот братец...

Это ж надо быть таким дураком, чтобы всерьез поддаться на уговоры этой сволочи! Еще и к Лисси его подпустить!

Сестра же! Не дай Бог влюбится — навеки себе жизнь испортит за таким-то поганцем!

Феола любила своих родных. Но...

Родители слишком любят друг друга. Им кроме них двоих — и плантации, никто не нужен. И ничего не нужно. Такое тоже случается, это надо принимать. Они слишком тесно связаны душами, чтобы детям доставалось многое...

Лоуренсио...

Он хороший и добрый. Но слишком мягкий и податливый. Рядом с хорошими людьми он будет хорошим, рядом с мразью типа Анхеля, будет творить зло. И сам того не заметит.

Увы...

Лисси?

Сестра — идеальная ритана. Нежная, милая, добрая, красивая, заботливая... у хорошего мужа ей цены не будет. Но у сволочи типа Анхеля она просто погибнет. Увянет, словно цветок.

Этого допускать нельзя. Ни в коем случае.

А что делать, если брат отказывается ее слушать, да еще и угрожает?

Только одно.

Добыть доказательства того, что Анхель — сволочь, сволочь, СВОЛОЧЬ!!!

Эмммм... ярость закончилась, Феола уселась на кровать и принялась размышлять.

А КАК это можно доказать? Что, Анхель оставит на видном месте записку с красивым текстом: 'Лоуренсио дурак, а я его использую'? Феола сильно подозревала, что компроматом этот негодяй не раскидывается. Человек вообще крайне неохотно говорит о себе плохо, а вот этот конкретный человек еще и умен, и осторожен...

И что делать? Заранее сдаться и отдать ему на откуп и глупыша Лоуренсио, и сестренку? Да, Феола младшая, но это совершенно не значит, что она бросит родных на произвол судьбы. Она лучше разбирается в людях, это часть ее дара. Коли на то пошло...

Никто не задумывается, но даже энергия у всех разная. У хорошего человека одна, у подлеца другая, у больного третья... Адэхи ее учил не зря. И вот уж кого Лоуренсио не стоило трепать своим языком.

Ладно.

Простим брата, он глупый. А вот что делать с Анхелем?

Будь это на острове, на плантации, она бы и не задумалась. Там она знала все и всех. Но здесь столица. Здесь она слепа, как новорожденный котенок, а вот Анхель...

Это его игровое поле. Она не сможет незаметно проследить за ним, не сможет собрать сведения, а вот Анхель, если что, она даже не сомневалась — подстроит ей несчастный случай и будет громче всех рыдать на похоронах.

Так не пойдет.

Тереса? Нет, здесь и она не помощница, равно как и Мерседес.

Тан Ортис?

Будем честны, если он что-то и знает про Толедо, то лишь верхушку. Знай он нечто по-настоящему страшное для этого гада, давно бы уже обнародовал, у него это на лице написано.

Так что поговорить с ним можно, но этого будет мало.