— Мэм, — я говорил так величественно, как будто был владетельным сеньором, — вы ни слова из меня не вытяните, пока я не узнаю, с кем говорю.
Неожиданно раздался голос грубый, как пила, распиливающая лед.
— Вы нашли Майклза, мисс Меннерс?
— Нет, сэр, — начала она. — Тут настаивают...
— Я только хочу узнать, кто говорит, — вставил я.
Короткая пауза.
— Это вы, Маккул?
Я никогда не смог бы забыть этот голос. Сенатор Шеннон. И, черт меня забери, если услышав один звук его старого скрипучего голоса, я не убрал со стола ноги.
— Да, сенатор. Это Финн Маккул, — произнес я.
— Где Майклз?
Я колебался, но потом вспомнил, что еще никому не удавалось что-либо скрыть от него.
— В Вашингтоне по делам.
— Вы хотите сказать, он старается надуть избирателей Род-Айленда, дабы они вернули в сенат болвана Харрисона?
И удрать-то некуда — он сразу вдарил мне промеж глаз. Я и не догадывался, что кроме двух душ, Джоша и меня, кто-нибудь знает, что сенатор от Род-Айленда нанял нас для уверенности, что останется в Истеблишменте*.
* Правящие круги.
— Вы не говорили, сенатор, что интересуетесь Род-Айлендом, — проронил я.
— Ладно, Маккул, — сказал он. — Вам лучше знать. Я хотел поговорить с Майклзом. По делу. Он будет сегодня?
— Ни сегодня, ни завтра, ни на этой неделе, — ответил я. — Но завтра утром я полечу к нему.
— Тогда вы бы лучше пришли ко мне, — заявил он. — Пентхауз*. Шеннон-Билдинг.
* Особняк на крыше небоскреба.
Перед моим мысленным взором возникло огромное мраморное здание, сияющее черным блеском на район Грэнд-Сентрал.
— Когда подъехать, сенатор?
— Сейчас.
В трубке послышались гудки.
Шеннон-Билдинг был одной из достопримечательностей Парк-авеню. Он занимал целый квартал района Грэнд-Сентрал: сады, фонтаны и огромная стеклянная дверь с табличкой "Шеннон-Билдинг". Тисненый золотом список предприятий Шеннона занимал половину двери.
Само здание было построено из черного мрамора с алюминиевыми окнами, что доставляло удовольствие фотографам при закате, когда лучи заходящего солнца касались уступа окон и создавали иллюзию черного ствола дерева, охваченного пламенем.
На лифте, в конце коридора, красовалась надпись "Шеннон Вейз Колор, Лимитед". Лизоблюд в красной униформе подозрительно глянул на меня. Мне совсем не понравились его белые вьющиеся волосы и лицо цвета виски, поэтому я попытался проскользнуть мимо. Но он был очень проворен и загородил мне дорогу.
— Да? — спросил он с интонацией епископа.
— К мистеру Шеннону, — ответил я, надеясь, что говорю как кардинал. — Он ждет меня.
Служитель дважды оглядел меня, но решил быть предупредительным.
— Он ждет вас, сэр? — сладким, как крем, голосом спросил он.
— Да, — подтвердил я, — и улыбнись, парень, не гляди так печально.
Я вошел в лифт, нажал на кнопку с надписью "Пентхауз" и оставил мистера Вьющиеся-Волосы стоять с открытым ртом.
Лифт открылся в красивой комнате с толстым ковром на полу, красным, словно свежая кровь. На стенах висели великолепные гравюры в тонких черных рамах, по большей части джентльмены и леди в колониальных костюмах, верхом или танцующие под скрипки. Седая женщина, худая как жердь, пересчитала, кажется, все мои ребра, пока я шел к ее столу. Потом она снизошла до холодной улыбки.
— Да? — произнесла она.
"Миссис Металлический-Голос-По-Телефону", — отметил я. Когда я изложил свое дело, она кивнула, прошептала что-то по телефону, а потом в улыбке продемонстрировала свою верхнюю вставную челюсть.
Шеннон сидел в инвалидном кресле перед большим столом. За его спиной не было видно ничего, кроме мрачной Ист-Ривер и смеси тумана со смогом. Книги, опять ковер и маленький столик с серебряным чайником и двумя чашками. Неожиданно я вспомнил, что по утрам сенатор любит пить чай.
Шеннон кивком указал на кресло.
— Где вы были, Маккул? — проворчал он. — Я ждал звонка от вас или вашего босса.
— Нас не было в городе, сенатор, — ответил я.
— Я же сказал этим идиотам в Вашингтоне, чтоб вы мне позвонили, — начал он.
Я подул на горячий чай.
— Ну?
Он наклонился подбородком к трости, и легкая улыбка тронула его губы.
— Начнем, Маккул, — произнес он. — Не стучите по полу, не пытайтесь выбить мне глаза и не кидайте в меня свидетельскими показаниями. Помните тот день?
— Помню.
Он отпил из чашки.
— Вы были нахальным старым петухом и лучшим следователем, который когда-либо работал в Сенате. Знаете, что работа, которую я вел, еще не закончена?
— Черт возьми, сенатор, я был только позолоченным томагавком.
— Бог мой, Макул, — произнес он, — теперь вы уже медный.
Он поднял руку.
— Ну-ну, не обижайтесь, — начал он, прочищая горло. — Я позвонил вам, Маккул, потому что хочу, чтобы вы и ваш босс сделали кое-какую работенку для моего сына Келли.
— Какую, сенатор?
— Я хочу, чтобы на следующий год он был избран губернатором, — Шеннон повернулся ко мне, — а потом выдвинут в президенты на национальном конгрессе демократической партии, — сенатор бросил на меня острый взгляд. — Я ясно выразил свою мысль?
Я быстро взглянул на него.
— Если я правильно понял, вы хотите, чтобы мы помогли избрать вашего сына губернатором, а потом президентом?
— Правильно, — отрезал он, холодный как лезвие ножа.
— Ваш сын, — начал я, — конгрессмен от Нью-Йорка.
— Точно, — подтвердил он. — Келли присутствует на каждой перекличке, голосует "за" или "против" всех этих проектов от Нью-Мексико до Монтаны. Он произнес великолепную речь о гражданских правах, и его аудитория состояла из конгрессмена от Техаса, разбирающегося в своих расходах, двух конгрессменов от Миссури, мирно спящих, и красавицы-жены на галерее.
— Иисусе Христе, — пробормотал я. — Сначала, значит, губернатор...
— А потом президент, — сказал он. — Слушайте, Маккул, вы же меня знаете, будьте уверены, это не старческий маразм.
— Но, сенатор...
— Допивайте чай и слушайте, — велел он.
Мы молча пили горячий чай, потом Шеннон коснулся салфеткой губ и заговорил:
— Вы знаете Вексфорд-Холл, Маккул?
— Видел фотографии. Красивое место.
— Сердце графства Вестчестер. Мой дед обосновался там после Гражданской войны. Вы когда-нибудь слышали о "Шеннондаубе", Маккул? Да, забыл, вы же начитанный человек*. Да, так вот, как вы знаете, это был рейдер конфедератов. И он в два дня смел с лица земли Нью-Бедфордскую компанию по производству китового жира. Мой дед получил эту информацию от клерка страховой компании, определяющей политику флота, и стал скупать все угольно-нефтяные лицензии, какие только мог. Через год он стал монополистом. До войны все пользовались китовым жиром, а через два года — никто. Еще через год после этого он поставлял нефть чуть ли не во все армейские подразделения на границе.
* Имеется в виду книга самого Д.Хорана.
Сенатор долил себе еще полчашки чаю.
— Сколько я себя помню, Вексфорд-Холл — часть моей семьи. Здесь я женился; здесь выросли мои дети, и здесь умерла моя жена. В день Благодарения и в Рождество здесь собирается столько Шеннонов, что можно было бы укомплектовать верфь. Тут Келли, мой старший сын, Люк — самый младший, и моя дочь Лейси. — Сенатор поморщился: — Она ненавидит политику, а возможно, и меня.
Шеннон сделал глоток.
— Но Келли и Люк такие же, как и я: они обожают политику. Люк давно просит разрешить ему баллотироваться, и, возможно, я разрешу — на следующий год.
"Возможно, разрешу, — думал я, — будто он распоряжается избирателями".
— Я хочу быть откровенным, Маккул. Это не бредовая идея старика. Многие годы во мне жила мечта увидеть Келли в Белом Доме, но... — он пристально посмотрел на меня, — я не такой уж глупец, чтобы думать, будто деньги, даже все, что у меня есть, сделают его президентом.
— Это может помочь, сенатор, — заметил я.
— Я уверен, вы и Майклз знаете это лучше всех, — сказал он.
"Ох, уж больно ты сладок", — отметил я про себя, но подбодрился и подставил другую щеку.
— Я ждал своего часа, Маккул, ждал подходящего момента. Как я говорил Люку, всему свое время, даже тому, когда спать с женщинами.
— И теперь время пришло?
Он кивнул.
— Пришло, — он развернул кресло и подъехал к большому столу. — Идите сюда, к окну. Здесь светлее.
Он был прав. Река мерцала в солнечных лучах пробивающихся в разрывах грязного тумана, а внизу крошечные буксиры, как трудолюбивые жуки, боролись с сильным приливом от Хеллгейта. Вдали за причудливыми узорами мостов виднелся сумрачно спокойный район Куинз с маленькими окнами, посеребренными инеем.
Некоторое время мы любовались панорамой. Потом Шеннон заговорил.
— Еще две недели назад я и не предполагал, что время пришло. Это случилось утром, когда Келли ехал через Крествью, близлежащую деревушку. Недалеко от почты его остановила женщина по имени Молли Шапиро. Она знала Келли, да и всех моих детишек, когда они еще вот такими были. Когда-то она держала лошадей и учила Лейси верховой езде. Дом Молли можно увидеть с верхнего этажа нашего дома. Ее дом, конечно, гораздо меньше Вексфорда-Холла, но обставлен как чертов музей. Полагаю, его можно назвать достопримечательностью графства. Семья Шапиро поселилась тут с 1880-х годов. Насколько я помню, старик владел фортепьянной фабрикой. Я, бывало, видел его рекламу в журналах, когда еще был новичком в бизнесе.
— Я помню эту рекламу, — произнес я. — Молодая девушка играет на рояле, и к ней наклонился молодой человек.
— Вы старше, чем я думал, — заметил он. — Так вот, в конце концов, несколько лет назад ее отец умер, и Молли осталась одна. Ей около пятидесяти пяти лет, и живет она неплохо. Каким-то образом она познакомилась с человеком, оказавшимся вором. Уж не знаю, как они встретились, может, через какую-нибудь еврейскую организацию. Может, она была одинока, какого черта я должен знать? Так все началось. Когда Келли ее увидел, она показалась ему встревоженной. Келли даже подумал, что она плакала, и спросил, что случилось. Сначала, она не хотела говорить, но потом согласилась выпить с ним чашечку кофе у Перри — это маленькая аптека у почты.
Старик хмыкнул.
— Ну и вот, Маккул, она все рассказала Келли, и это чудовищно!
— Давайте же, старина, выкладывайте, — нетерпеливо подбодрил я.
— Этого жулика, которого она встретила, зовут Джелкович, — произнес сенатор.— Дешевый воришка, надо думать, надувал людей с первого же дня, когда прибыл из Польши на пароходе сорок лет назад. Он продавал все: от мостов до золотых слитков. Последней была афера с мехами на сумму 50 тысяч долларов. Владелец мехов обратился к окружному прокурору, стараясь, как и все эти ублюдки, использовать прокуратуру для возвращения своих денег. Джелло — так зовут Джелковича — срочно собрал деньги, но окружной прокурор и не думал торопиться. По некоторым причинам он намеревался преследовать Джелло как человека уже трижды попадавшегося.
Шеннон бросил на меня быстрый взгляд, желая убедиться в моем нетерпении, но, хотя я действительно изнывал от нетерпения, я притворился в обратном.
— Джелло считает, что его могут бросить под поезд или, может, убьют в тюрьме, поскольку он многое знает, и он воззвал к Молли. Молли выслушала его. Конечно, она не гений, но и не тупица. После каждой встречи она записывала все, что рассказывал Джелло. Это составило целую тетрадь. Она отдала ее Келли, который все отпечатал.
Сенатор взял в руки темно-красную папку.
— Полюбуйтесь.
Я взял застегивающуюся папку, в которой было пятьдесят пять страниц, и стал читать. Дойдя до десятой страницы, я почувствовал, что по спине у меня поползли мурашки.
Шеннон не мог больше ждать и прервал молчание.
— Вот об этой бомбе я и говорил, Маккул. Дальше больше.
— Да, это серьезно. Но достаточно ли для вашей цели?
— Как я понимаю, этого хватит, чтобы усадить Келли в губернаторское кресло, если, конечно, мы правильно возьмемся за дело.
— Гарантирую, из этого получится грандиозный скандал.
Старик подался вперед, и неожиданно я вспомнил о его прежней силе.
— Грандиозный скандал, Маккул? Шурин человека, который — это знают все — может стать следующим президентом США, пойман как вор, распродающий правосудие тем, кто больше заплатит! — И он добавил с насмешкой: — Да полно, дружище! Если наши вашингтонские материалы окажутся хоть вполовину такими хорошими, мы на годы вперед потрясем этот город!
— Но понадобятся следователи, штат...
Узловатые пальцы сенатора легли на подлокотники.
— Черт возьми, у нас будет достаточно людей и даже больше, чем достаточно. Хватит болтать о пустяках — я хочу только знать, будете ли вы с Майклзом за нас?
— Решать будет Джош.
— Вы увидитесь с ним завтра?
— Надеюсь, рано утром.
— Я хочу, чтоб вы передали ему условия.
— Конечно, сенатор.
— Я обещаю двадцать миллионов на кампанию.
— Боже, сенатор, но в соответствии с законом, три миллиона — предел в президентской кампании.
— Мы удвоим, а при необходимости утроим сумму, чтобы Келли попал в Белый Дом, — сказал он с мрачной улыбкой. — Теперь вы и Майклз. Сколько вы хотите?
— Сначала хорошо бы подумать, сенатор, а потом предъявлять счет.
Шеннон попросту проигнорировал мои слова.
— Скажите Майклзу, что я заплачу ему миллион в год, свободных от налогов.
Откуда-то издали я услышал свой голос:
— А деньги на расходы?...
— Пятьдесят тысяч долларов в месяц, никаких вопросов.
Сумма засела у меня в голове. Еще более полумиллиона.
— И вы хотите...
— Вы и ваш босс пополните эту информацию и используете ее наилучшим образом в губернаторской кампании, которую проведете для моего сына и...
— Национальный конвент через три года, сенатор.
— Вы будете консультировать моего сына все последующие четыре года и будете руководить кампанией, чтобы обеспечить ему выдвижение в президенты.
— Значит, мы будем работать на вас четыре года.
Его тонкие губы расплылись в улыбке.
— За каждый год тот же гонорар: миллион в год и пятьдесят тысяч в месяц на расходы.
Счетная машина в моей голове лихорадочно щелкнула.
— Господи! Вы же заплатите нам больше шести миллионов!
— Чепуха. Будет и в два раза больше, если вы сделаете то, что я хочу.
— А фонд кампании, сенатор?
— На губернаторскую — 20 миллионов. В два, три раза больше — на президентскую. Если скажете, будет больше.
Сенатор повернулся ко мне.
— У нас не так уж много времени, Маккул, но мы можем компенсировать это деньгами. Смотрите правде в глаза: большая политика — игра больших людей. Время, когда люди из бревенчатых хижин и провинциальные юристы в бобровых шапках добивались высшего поста, осталось в книгах по истории.
