| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Так что чем дальше, тем все больше требовалось яслей и детских садов, а затем и школ — народ старался побыстрее расплодиться пока не убили. И проводить их строительство по балансам предприятий можно было под предлогом того, чтобы как можно полнее высвободить рабочую силу — тех самых молодых мамочек. А высвобождать было кого — если экстраполировать рождаемость за первые восемь месяцев 1943 года, то по итогам года мы выйдем на два миллиона новорожденных. Пипец просто. Это ведь сколько потребуется яслей, затем — детских садов, затем — школ ?!? Да даже уже сейчас — все эти наборы новорожденных с пеленками-распашонками, сосками и молочными бутылочками — промышленность молодняка становилась у нас довольно заметной величиной, особенно если учитывать производство молочки, фруктовых и мясных пюре, лекарств, да просто игрушек — они ведь должны быть веселенькими, разноцветными и интересными, двигающимися и звучащими — чтобы уже с пеленок предоставлять ребенку множество ощущений и по разным каналам восприятия и тем самым развивать кору головного мозга. Сюда же шли и многочисленная полиграфия с картинками, магнитофонные проигрыватели, радиоточки для трансляции музыки — классической, народной, детской. Для более старших возрастов шли уже куклы и конструкторы, ну а "змейка" и кубик Рубика — кубик-рубик, как мы его назвали, типа потому что он как бы разрубался на плоскости при вращении, а то я-то его и назвал правильно — кубиком Рубика, но народ про Рубика ничего не знал и переиначил как услышал на привычный лад, а я уж и не поправлял — эти и многие другие головоломки стали любимой забавой не только детворы, но и многих взрослых. И так как по яслям мы сейчас явно не укладывались во взятые народом темпы деторождения, то по городам и весям создавались многочисленные ясельные группы, которые пока располагались в частных домах и квартирах. И, чем черт не шутит, я уж прикидывал, что если так пойдет и дальше, то лет через десять, ну может через двадцать, по численности населения мы сравняемся с остальным Союзом и в наших руках будет и Палата Союза Верховного Совета куда, напомню, делегаты выбираются пропорционально населению, а не от республик, как в Палату Национальностей — это получался уже даже не "План Б", а как минимум "Ё", если не "Ы" — путей сохраниться во власти было много, и какой из них выстрелит, и выстрелит ли вообще хоть что-то — было непонятно, но ненулевое количество вариантов грело душу и позволяло действовать более решительно — это я подметил за собой еще в моей старой жизни, особенно ярко осознав такое поведение когда у меня накрылся декодер цифрового телевидения и было три варианта — купить или починить блок питания, перейти на декодирующую карту, что вставлялась в разъем телевизора, или вообще плюнуть и оставить только антенное телевидение — но для этого требовалось сделать переходник к антенному входу телевизора. Я еще тогда шутил что возможно у меня получится все три варианта — так и вышло, в итоге я выбрал карточку в телевизор — в цифровых пакетах хватало интересных каналов, особенно Наука-2.0, и среди минусов было разве что "потеря" часов, что были в том самом отдельном декодере, и затраты на покупку нового блока питания. Зато развлекся. На то же я рассчитывал и сейчас — при множестве вариантов действия какие-то да выгорят, хотя на круг и потребуют больше затрат. Только вряд ли у нас будут эти десять лет, поэтому без новых республик все-равно не обойтись.
Удавалось сэкономить бюджетные средства и на здравоохранении — так как заводы и фабрики у нас принадлежат самим трудящимся, и они уплачивают страховые взносы, то мы поставили размер этих взносов в зависимость от количества страховых случаев и соблюдения условий работы. Соответственно, если в цехе были пыль и грязь, то его работники платили повышенные страховые взносы, так как пыль и грязь приводят к росту заболеваний и травм. Если происходили несчастные случаи — работники платили еще более повышенные страховые взносы, так как на лечение рабочих уходили народные средства. И так далее. А не хотите платить повышенные взносы — убирайте рабочие места, требуйте от руководства штатных уборщиц, а чтобы их не было много — требуйте чтобы руководство купило им механические полотеры, а чтобы загазованность воздуха в цехах была ниже ПДК — требуйте от руководства установки газоочистки, изоляции выхода печей. И следите за собой и своими коллегами, чтобы те также убирали свои рабочие места, не лезли куда не надо и не создавали травмоопасных ситуаций, а если отсутствуют ограждения, или подпорки дышат на ладан, или технология предусматривает прохождение тяжелых грузов над головами рабочих — опять же — требуйте от руководства обустроить рабочие места и поменять технологию. Для этого и дан профсоюз. Он же может выдать кредит заводу на эти мероприятия, ну — не сам, а по его поручительству — банк, с возвратом из бюджета, который якобы возьмет эти средства из сэкономленного на лечении — тут я еще не все до конца продумал. А если какой-то руководитель раз за разом игнорирует подобные требования — то есть же право голосовать коллективом о его отводе, подать жалобу в контролирующие инстанции — для этого также есть и профсоюз, и система рабкоров. И чтобы профсоюзные лидеры не спелись с руководством — их финансирование выводится из-под предприятия — они получают надбавку за профсоюзную работу от самих профсоюзных объединений. А если руководство вдруг захочет сделать финт и загрузить профсоюзных лидеров работой чтобы у тех не было времени на общественную деятельность — так надо иметь резерв лидеров и смотреть нормы работ, и в случае их превышения — смело посылать лесом и требовать отмены. Мы повсеместно разводили оголтелую народную демократию и давали ей инструменты в виде средств и структур, не подчиненных местным начальникам — посмотрим что из этого выйдет.
ГЛАВА 15.
Причем для получения новых средств и повышения контроля над советами мы втихую пользовались и другими постановлениями центральных органов. Так, согласно постановлению СНК СССР еще от 13 сентября 1936 г. "О порядке производства внеплановых капиталовложений" внеплановые капиталовложения могут производиться с распоряжения предприятия, для которого выполняется стройка, если общая смета строительства не превышает 100 тысяч рублей, и с разрешения республиканского наркомата — если сумма не превышает 500 тысяч рублей. Поэтому снижение сметной стоимости было важным для того чтобы не согласовывать каждый чих с Москвой — и как раз мелкие предприятия, порой размером с цех, вполне укладывались в эти лимиты, но при этом все еще позволяли завышать себестоимость чтобы снизить прибыль и соответственно налоги, и так как, напомню, вновь образованные предприятия местной промышленности освобождались от налогов, то их продукция — стройматериалы — шли без налогового бремени.
А в феврале 1942 года было выпущено постановление Госбанка об упрощенной процедуре кредитования эвакуированных предприятий, чуть позднее такая же процедура была введена и для предприятий, возобновивших свою деятельность на освобожденной территории. Ну и мы к этому делу присосались — правда, эвакуированных предприятий у нас было раз-два и обчелся — почти все оставались на местах, зато и освобожденных, и новых на освобожденной территории было более чем достаточно — собственно все, и мы постановлением СНК республики сначала приравняли их к эвакуированным, а потом подвели под второе постановление.
К тому же в марте 1942 я увидел довоенные балансы местных контор банков, а в них — графу "Безвозвратное финансирование", и мое сердце еще сильнее затрепетало от открывшихся возможностей. А потом я почитал соответствующее этой графе постановление ЦИК и СНК СССР от 3 сентября 1934 года "О безвозвратности финансирования капитального строительства государственных предприятий промышленности, транспорта и связи" и мое сердце затрепетало еще сильнее, так как там черным по белому говорилось:
"Установить, что все средства (как бюджетные, так и не бюджетные), направляемые через Промбанк, Цекомбанк, местные коммунальные банки и Всекобанк на финансирование капитального строительства (в том числе жилищного, коммунального, социально-бытового строительства и строительства отделов рабочего снабжения) государственных предприятий промышленности, транспорта и связи союзного, республиканского и местного подчинения, отпускаются этим предприятиям в безвозвратном порядке."
Понятное дело, что эта безвозвратность таковой не была — потом государство в лице советов всех уровней возвращало эти средства в виде того самого налога на собственные средства "до 89%", но побочным эффектом становились создание рабочих мест и выпуск продукции.
То есть при организации, скажем, предприятия местного значения — пусть и государственного, а не кооперативного — мы могли просто нарисовать цифру и отпустить средства на строительство — просто так — тогда я еще не был в курсе что кредитование тоже планируется, привык что деньги просто рисуются из воздуха, а мои соратники еще не привыкли что мои решения можно обсуждать и выступать против них — точнее, технари-то и военные уже были в курсе и этим активно пользовались, но тут я занялся экономикой, и вот экономисты еще считали все мои распоряжения истиной в последней инстанции, так как они обусловлены военным положением и наверняка согласованы с Москвой — а эта версия моей деятельности уже получила тут широкое распространение. К тому же экономические работники высших рангов эвакуировались еще в начале войны и здесь оставались только исполнители низового и среднего уровней, то есть люди, далекие от "политики", а потому и не лезущие в нее.
В общем, с одной стороны и жаль что у меня тогда была такая воля в финансовых вопросах — сейчас — осенью 1943 — это начинало аукаться все больше, с другой стороны — без таких массовых вливаний средств мы возможно и не смогли бы форсировать создание новых производств и даже отраслей промышленности — как той же электроники. Собственно, и средств-то как таковых не было — только записи на счетах, но эти записи позволяли с помощью существующей системы товарообмена — то есть системы, в которой были опытные снабженческие, торговые и учетные кадры, привыкшие работать с деньгами — расшить обмен собранных в качестве налогов продуктов на труд сотен тысяч людей — хотя бы на это не требовалось отвлекать силы — это уже стоило многого.
В общем — дорвался я до банковской системы в начале сорок второго, да еще было головокружение от успехов — все-таки освободить Минск — столицу союзной республики — это не хухры-мухры. Ну мы и наотпускали кредитов, благо что многих довоенных начальников контор банков не нашлось, поэтому мы ставили туда своих людей, благо что чрезвычайное положение позволяло делать такие назначения. И, как выяснилось, с этими выдачами мы малость переборщили — так, если в 1942 году Цекомбанк, ТоргБанк и Сельхозбанк ССР выдали на жилищно-коммунальное строительство, торговлю и колхозам соответственно 217, 184 и 632 миллиона рублей безвозвратного финансирования, то есть миллиард рублей на весь остальной СССР, то мы только по этим линиям выдали три миллиарда на одну нашу республику — которыми можно было оплатить работу в 7,5 миллионов человеко-месяцев. Правда, Промбанк на финансирование промышленности выдал 15 миллиардов, и тут мы от него отставали, выдав только пять миллиардов — еще на 12,5 миллионов человеко-месяцев. Но все-равно — оказывается, для всех этих выдач было необходимо согласовывать промфинплан, чего мы не делали. Поэтому сейчас шли переговоры — какое количество из этого финансирования мы будем должны перевести в долгосрочные ссуды. Хорошо еще что многие из этих средств осели в организованных артелях и кооперативах, которые выполняли договорные работы "по заказу" госпредприятий и учреждений — то есть деньги ушли в основном в негосударственные организации, хотя госка тоже сильно разрослась, особенно инфраструктура — дороги-мосты, рудники и торфодобывающие предприятия. Но это были предприятия местной промышленности, их всяко не отберут. Наверное.
Так что в сорок третьем мое беспредельное кредитование пошло на спад — к тому времени меня уже убедили, что сохранение платежного баланса в республике очень важная штука — точнее, не то чтобы убедили, но я видел, что народ очкует слишком вольно распоряжаться нарисованными на счетах цифрами — нам ведь даже не требовалось выпускать бумажные деньги — было достаточно записей в бухжурналах, край — векселей либо чековых книжек — лимитных или безлимитных, то есть с открытой кредитной линией, ну и товарных и продуктовых талонов. Но это я, глядя на США моего времени, привык что можно рисовать любые цифры, здесь же к деньгам еще относились как к эквиваленту золота, соответственно, народ опасался что в один не очень прекрасный момент все эти эмитированные средства будут предъявлены к обмену на золото. Хотя вообще-то и до войны купюры номиналом в 1, 3, 5 и 10 рублей были казначейскими билетами, а не нормальными деньгами — то есть они не обменивались на золото, так как были "краткосрочным обязательством государства" — то есть по сути кредитным договором между государством и человеком, по которому человек предоставлял государству кредит на такую сумму, и предоставлял он его, согласившись принять эту бумажку в качестве платежного средства взамен нормальной оплаты нормальными деньгами. Более того — они даже были без водяных знаков — неудивительно, что немцы и вообще все кому не лень штамповали их вагонами. Ну а дальше рубль заканчивался и начинался червонец — 1, 3, 5 и 10 червонцев (ну и еще 2 и 100 червонцев более старых выпусков), которые по идее обменивались на золото — 7,74 грамма за червонец, или 5,4 доллара. Один червонец был равен 10 рублям, но это по идее была другая валюта, настоящие деньги, которые — по идее же — можно было обменять на золото. Десятирублевые купюры еще выпускались в 1923 году, но затем крупными были уже только червонцы, что для меня было странно и непривычно. И вот как раз червонцы немцы запрещали иметь населению на оккупированных территориях — их надо было обменивать на оккупационные марки, а кто не обменяет — конфискация. Хотя и червонцы фашисты тоже подделывали, да кто их не подделывал — еще в двадцатых годах Генри Детердинг — глава компании Шелл — печатал фальшивые червонцы чтобы наказать СССР за поставки нефти на рынок по низким ценам, за что он нам будет должен — ну, не он сам — сам-то Генри уже умер, а вот Датч-Шелл — да, записана нами в должники. Как и белогвардейцы, которые тоже занимались печатаньем фальшивок все двадцатые и тридцатые годы. Так вот от такого "фальшивомонетничества", пусть и безналичного, меня и отговаривали соратники и — отговорили, благо что с лета 1942 ситуация с платежами и вообще контролем над товаропотоками наконец начинала выправляться.
Все это при том, что мне вообще было непонятно кто кому и в чем подчиняется. Так, по конституции 1924 года Наркомфин БССР был органом Наркомфина СССР но вместе с тем подчинялся ЦИКу БССР, а на время между его собраниями — президиуму ЦИКа, и нарком финансов избирался ЦИКом БССР — и как при всем этом он был органом Наркомфина СССР — непонятно — получалось, что республиканские власти контролировали отдел союзного органа, и почему он тогда оставался союзным и в чем это выражалось — это было не до конца понятно, соответственно, не была понятна и степень свободы наших действий — что можно а что уже нельзя. И насколько мы понарушали принятые законы и инструкции — тоже было неясно. Ведь к началу войны примерно так и оставалось, разве что вместо ЦИКа теперь был Верховный Совет со своим Президиумом, а НКФ СССР имел контролера-ревизора по НКФ БССР — собственно, этот контролер из центра и был опасен, хотя мне пока был непонятно каковы его полномочия, что он может сделать если обнаружит нарушения (а он их обнаружит).
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
