Зверь лютый. Книга 8. Догонялки

Посох жреца Велеса, волхва. Одежонка у него, правда, вполне маскировочная. А вот маска под капюшоном... скорее чисто для эстетики. Белая береста.

— Маску сними.

Снова пауза раздумья. Какой-то сигнал, знак, который я пропустил, но из-за моей спины (блин! — из-за спины!) бесшумно проскакивает ещё один лесовик. Волхв отдаёт ему посох и осторожно, двумя руками снимает маску.

Мда... "следы разлуки на лице".

Точнее — встречи. Встречи со мной, любимым. Когда я обижаюсь — я обижаюсь больно для окружающих. В тот раз выражать мою обиду мне помогала горевшая еловая жердина. Торцом которой я проводил бритьё моего нынешнего собеседника.

Ну вот, ещё одна "догонялка". Он пришёл мстить? — Ему есть за что. И за своё обожжённое, изуродованное лицо, и за убитых собратьев-волхвов, и за раненного сулицей Сухана божественного медведя, которому меня чуть не скормили. Кстати...

— Как там ваш мишка поживает?

— Убил я его.

Что?! Жрец Велеса убил живое воплощение своего бога?! Это... "медведь в лесу сдох"! Точно, именно — медведь, именно — в лесу.

Волхв мотнул головой. Оставшийся на ногах "кучок мусора" приседает над лежащим возле моих ног собратом, пытается помочь ему подняться.

— Елица, помоги.

Девка за моей спиной судорожно вздыхает, но подхватывает лежащего за рукав. Вдвоём они тянут пострадавшего в сторону, к стайке сосен — там суше, а здесь, на полянке, очень сыро.

— Хорошая у тебя девка. Чуткая. И — молчит.

— Хочешь купить?

Елица спотыкается и чуть не падает. Но не оборачивается. Потом продолжает дальше тащить пострадавшую "кучу мусора".

— А продашь? За сколько?

— Нет. Ни за сколько.

Мы внимательно наблюдаем за действиями "санитаров леса". Мы же в лесу? — Значит, "санитары леса".

Чего ж он тянет? Чего молчит? Ожоги у него на лице явно не зарубцевались, тяжко мужику, больно. Может, ему направление выписать? К Маране?

— К боярину я бы не пришёл. Да и вообще — к христианину. Но ты... "ненугалимаш звериш".

— И поэтому ты велел своим людям напасть на меня?

— Прости. Я... Мне нужно было убедиться. Ты убил многих. Ты перебил пришлых людей Перуна. Ты убил цаплю. Ты убил попа. Ты — силён. И твоя сила растёт. Но... Ты невелик ростом. Ты работаешь вместе со смердами, ты бегаешь по лесу как мальчишка...

Они следили за мной?! Идиотский вопрос — ответ очевиден. А я даже не почувствовал слежки. Сколько раз за эти месяцы они могли спокойно меня прирезать? А Сухан? А что — "Сухан"?! Я же не спрашивал его о посторонних людях в лесу. Чтобы задать вопрос — нужно знать ответ. Хотя бы подумать о возможности разных ответов.

Хочешь увидеть кретина — поглядись в лужу. В любую.

— "Зверь Лютый" — это сила, мощь. А ты... маленький, тощий... Мои люди мне не поверили. Теперь они увидели сами. Ни человек, ни зверь в лесу не встаёт на голову, чтобы ударить ногами. Ты и вправду из другого мира.

Ребята, вы ещё капорейры не видели! И не увидите. Поскольку я и сам не умею.

Резкий вскрик, характерный звук выворачивающихся внутренностей. Елица, ухватившись рукой за берёзку, сгибается в приступе рвоты. Один из лесовиков стонет, лёжа на земле, второй, в явном недоумении, разглядывает мою рабыню.

— Скажи своим, чтобы девку мою не трогали. Она мужиков и парней не выносит. Елица, как закончишь — подойди сюда.

— Кха... ЧуднО... А как же она?... Ну, как же ты её?...

— Вот и я о том. Не продам. Теперь понял?

Волхв настороженно рассматривает меня, потом — Елицу. Ищет глубокий сакральный смысл в наблюдаемом факте пребывания половозрелой девки-рабыни, которая не выносит мужских прикосновений, вблизи непрерывно сексуально озабоченного юноши-хозяина, который, на самом деле, не мужчина, а "Зверь Лютый", пришедший скрытыми тропами из иного мира.

Какой-то тайный смысл, он, безусловно, найдёт. В рамках своего зверячье-божественного мировоззрения. Вернее всего, будет шить мне какой-нибудь вариант зоофилизма по типу, например, истории Минотавра.

* * *

Минотавр был рождён царицей Пасифией от божественного быка, присланного Посейдоном.

Значит, от меня тут потребуется изобразить бычару, а от Елицы — царицу.

Как же тяжело с язычниками! У них же постоянно "единение с природой"! Соответственно, всякие отношения-сношения описываются в скотско-зверском контексте. А потом "идея, овладевшая массами, становится реальной силой", и адептам соответствующих культов приходится повторять всякие божественные безобразия.

Никогда не понимал, зачем Минотавру с его головой быка и, соответственно, коровьими зубами — кушать пленных юношей и девушек. У него же зубы другого типа! А юные афиняне как жвачка... так опять же — визжат, писаются и воняют.

А вот Пасифея... Царица заставила великого мастера Дедала сделать чучело чудо-коровы, вызывавшее гормональный всплеск у "бычка от бога". И, предварительно надев этот костюм третьей степени защиты, приступила к совокупительному процессу.

Бедный "бычок божественный". Морячок, наверное. Хотя, может быть, и лётчик. Не то — от Посейдона, не то — от Зевса. Вопрос об отце-производителе данного экземпляра обсуждается уже три тысячи лет. Так вот: скота опять обманули. Вместо нормальной тёлки — двуногая бесшёрстая обезьяна в клёвом прикиде. Что не ново и в моём времени.

А уж уровень "дедализма" у визажистов-чучельников 21 века... Один "силикон повсеместно" чего стоит! Чего-чего... Вы столько не зарабатываете.

Кстати... А ведь это интересная мысль! Я не про силикон, а про психов. Не было ли у той самой Пасифеи такой же идиосинкразии на мужчин, как у моей Елицы? Может, если сделать подходящее чучело... Есть у меня в хозяйстве быки подходящего размера? Или какие другие скоты не-хомосапиенского вида? Эх, жаль, по хромосомам мы с крупным рогатым не совмещаемся. А то бы Елица родила, процесс этот здорово меняет обмен веществ и психику женщины — глядишь, и бзик бы прошёл.

А иметь Минотавра в хозяйстве... очень даже полезно. Не в смысле пожирания афинян, а в мирных целях. Мы бы ему сразу кольцо в нос поставили. И применили бы — служебно-охранно. Если есть служебное собаководство, то почему не быть такому же быководству? В прежней своей жизни постоянно встречал "быковатых" мужиков в охранниках...

* * *

Продолжая строит в мозгах бредовые гипотезы, я не забывал внимательно следить за моим визави. Сначала он что-то втолковывает своим спутникам. Теперь я вижу их лучше и понимаю, что все трое — молодые парни, лет 15-18. А где же взрослые мужи?

— Ты пришёл ко мне. Зачем?

— Кха... Ты спрашиваешь так, будто... Ты снова втаптываешь меня, унижаешь. Как тогда, перед священным деревом. Равные так не говорят. Но ты прав — я мал перед тобой.

Волхв медленно, тяжело опускается передо мной на колени. Потом кланяется ещё ниже, прижимается лицом к траве, разбрасывает крестом руки.

Ещё совсем недавно, несколько месяцев назад, я бы, едва уловив смысл его движения, кинулся бы останавливать. Поддержать, помешать... "Да что вы! Да как можно! Да зачем это! Это же неприлично! Нас могут увидеть...".

Теперь — не "могут", теперь — "должны". Обязательная публичность установления взаимных статусов.

Взрослый, матёрый мужчина, боевой волхв, распластывается на земле перед тощим, плешивым подростком, и я спокойно выжидаю: правильно ли он примет позу покорности передо мною? Вот так, коленопреклонением, подползанием, лобызанием... фиксируются, оформляются здесь отношения между людьми.

Волхв пришёл просить. Просить у "Зверя Лютого". Здесь даже не отношения обычного, светского господина к своей двуногой скотинке. Здесь высокодуховные отношения. "Сакрал" ползающий в чистом виде.

И я ставлю ногу ему на голову.

Да, "Святая Русь" уже многому научила меня. Научила давить сапогом шею ветерана и инвалида. Не испытывая угрызений совести, чувства смущения или неуместности, неприличности такого действия. Потому что здесь так принято. Здесь это нормально, "правильно". Это ритуал. По "закону русскому".

Если я не сделаю так — меня не поймут, меня не будут уважать, будут считать слабаком. Исправлять это заблуждение придётся кровью. Немалой кровью здешних человеков. И не важно, что мне, с моими привычками и нормами из 21 века, этот ритуал как... да я собаку так давить не буду! Да глупость же и дикость! С обеих сторон!

Но они этого ждут. Наглядного выражения собственной униженности.

До "Униженных и оскорблённых" — семьсот лет. Пока — "Униженные и унижающиеся". Маразм...

Не прижимая, не надавливая — что я, садист какой? — прижать лицо, покрытое незаживающими ожогами к траве... зачем мне делать ему больно? Но отношения обозначены чётко. И его желание подчиняться и моё согласие принять его подчинение.

Договор всегда есть "согласие при непротивлении сторон". Даже договор раба и господина.

Искренне ли его "согласие"? Как далеко оно доходит?

— Как твоё имя?

"Неприличный" вопрос. Имя, в отличие от прозвища, есть личная тайна. Человек открывает его только священникам или жрецам, которые имя и дают.

Именем — не зовут, именем — называются. Перед высшими силами.

Волхв осторожненько уклоняется.

Он распластался передо мной, он принял мою пяту на выю свою. Ритуал подчинения, покорности — вполне исполнен. А вот некоторые мелочи... Кое-какие детали смыслов...

Его тело, его земная сущность — отдаётся во власть мою. Но частицу себя, частицу небесную, или, для жреца Велеса — подземную, он сберегает. Вместо "истинного имени" — прозвище:

— Меня называют Фанг. Балта Фанг.

"Белый клык"? Вроде бы, это волчье прозвище? Хотя и у медведей клыки белые.

Странное смешение балтского "белый" и германского "клык". Не потому ли, что он знает много песен о древних готах?

Я чуть надавливаю сапогом ему на голову.

— Когда говоришь со мной — не забывай добавлять "господин".

Пауза. Мне нужен чёткий ответ. Не столько — от него, сколько — для остальных.

Пауза всё тянется. Слышно, как волхв сглатывает. Никак не может решиться. Напряжённое молчание на полянке. Всё присутствующие затаили дыхание.

Выпученные глаза одного из этих мальчишек очень интересно смотрятся в маскировке. Два таких... чайных блюдца с кустиками травы по краям. Лежащие — лежат. Но последний из лесовиков выше, тяжелее, старше меня. Не уверен, что смогу с ним справиться, если... "если что".

— Господин.

— Итак, как мне называть тебя?

— Меня называют Фанг, господин.

Упорствует. Но давить не буду — мало знаю. Разошлись.

Я не стал добивать его с "истинным именем" — волхв "сохранил лицо".

Интересно: в литовском языке в 21 в. нет звука "ф" в начале слова. Те, что есть — поздние заимствования. Или нынешний литовский сильно отличается от средневекового, или это какие-то чисто голядские диалектизмы. Или "мирское имя" специально выбрано для непроизносимости? Простой голядин вынужден будет "сломать язык", чтобы обратиться к волхву.

Снова пауза. Теперь молчание тяну я. Типа — момент моего торжества и величия.

А чего я такого выдающегося сделал? Непонятно. И чего дальше?

Фанг оценил мою способность к компромиссу, он воспринимает мою нерешительность как вопрос и начинает говорить:

— Господин мой, я, Фанг Балта, клянусь служить тебе до смертного часа или покуда ты не прогонишь меня. И если я нарушу свою клятву, то пусть...

Не так. Просто служба мне недостаточна. "Велесоиды" слишком опасны, слишком непонятны и малопредсказуемы. Да я просто не понимаю смыслов, которые они вкладывают в свои ритуальные клятвы! Смыслов, ограничений, подразумеваний.

"Служить до смертного часа..." — его? Моего? Если он организует мне "смертный час" в рамках службы — это как? "Отправить экпресс-почтой к Велесу" — концентрированное выражение должностных обязанностей? Просто основание для законного прекращения договора?

Вот он проговаривает формулу подчинения на русском. В моё время большинство национальных законодательных актов в Европе, даже в официальном переводе на русский язык, имеет приписку: "Юридической силы не имеет". Действуют только тексты на местном государственном языке. А здесь как? Только на голядском? Так я просто не пойму!

Проще надо быть, проще. И — всеобъемлюще. По Иисусу, знаете ли, нашему, Христу.

— Довольно. Пусть будет твоё "да" — да, а твоё "нет" — нет. Будешь ли ты служить мне?

Молчит. Дошло. "Да, служить" означает все представимые отношения службы. Здесь и везде, отныне и навсегда.

— Да. Господин.

— А теперь сядь и расскажи мне — какая беда привела тебя ко мне.

Какая-какая... А то я не знаю? — "Беда по имени Ванька".

Как всё связано в мире! Какая там "свобода воли"! Меня просто несёт течение. Сплошная обязаловка.

"Без закуски ром не пей:

Очень вредно это.

И всегда ходи с бубей,

И всегда ходи с бубей,

Если хода нету".

Вот я непрерывно и "хожу с бубей". Поскольку "хода" у меня в этой "Святой Руси" — нету. Всей моей "свободы воли" — что очень умирать не хочется. "Очень вредно это". И я как-то изворачиваюсь да уворачиваюсь из всяких... убивальных для меня хеппинсов.

Но каждый мой "изворот" порождает новую цепочку следствий. Которых я не понимаю, которые возвращаются ко мне. "Догонялочки" мои.

Три месяца назад я пришёл с Марьяшей в Рябиновку.

А куда ещё я мог прийти?! У меня в этом чужом мире "Святой Руси" нет никакого "своего" места, а для неё — родительский дом. За время нашего квеста я как-то привык принимать решения, брать на себя ответственность. А как иначе? Ведь мои попутчики — Марьяша, Ивашко, Николай — попадались мне в такие моменты, когда они нуждались в моей помощи. Они привыкли смотреть на меня как на старшего, на главного. Вот и я стал "решать вопросы".

Когда на одного из моих спутников — охотника Могутку, наехал местный управитель Доман, ныне уже покойный, то я схватился за свою шашечку, пуганул старого дурня клинком. И оказался в порубе. А Марьяша — в объятьях своего законного мужа.

Чтобы не попасть под наказание, не вернуться в состояние холопа, "орудия говорящего", я так накапал её мужу Храбриту на мозги, что тот избил и жену, и тестя — Акима Рябину, и сына своего — Ольбега.

Из двух вариантов: "лечь в мать сыру землю" или пойти "двуногой скотинкой на вывоз" — я выбрал третий. И пришлось идти убивать пьяного и сонного Храбрита. Чтобы избавить семейство от новых побоев и смерти. За что получил вдруг открывшуюся вакансию: "родной внебрачный сын Акима Яновича Рябины, принятый им в семью с некоторыми ограничениями в правах наследования".

Одним словом — "ублюдок рябиновский".

И всё было так хорошо и благостно, но Аким захотел свежих речных раков.

У меня был выбор? Я пошёл, забрёл, сдуру, в чужие владения, подрался с местными мальчишками, захватил в плен девку — Пригоду. А что, нужно было бросить пару полных корзин только что наловленных раков?

"Пауки" явились разбираться, пришлось устроить им представление с несколько шокирующими элементами стриптиза. У меня был выбор? Спокойно смотреть, как они разносят Рябиновку?