Зверь лютый. Книга 8. Догонялки

Пробуждение было резким: им заткнули рты и схватили за руки. То ли Елица спала более чутко, то ли её реакция при пробуждении была более резкой, а, вернее всего, её похитители были более бестолковыми, но она ухитрилась вырваться.

Вопя, в истерике от хватающих её мужиков, она подхватила с земли ножик, ибо ни один грибник в лес без ножика не ходит, и, достаточно успешно размахивая им во все стороны, судя по следам крови на лезвии, убежала вглубь леса. Её пытались догнать, но не сумели.

А вот дальше сработали её гадский характер и личный рефрен — "хорьки вонючие". Вместо того, чтобы, как и положено нормальной девке в такой ситуации, продолжать вопить и, не помня себя от страха, лететь стрелой под защиту отеческого дома, или его эквивалента в форме заимки с "богиней смерти", Елица проскочила вдоль берега вперёд, чуть вверх по реке за ближайший мысок, и увидела, как куль с замотанной с ног до головы Трифеной, гребцы положили в лодию. После чего лодка отчалила от берега и пошла вверх.

Непрерывно повторяя себе под нос свой "хорьковый" слоган, девка бросилась к "отвечальщику за всё" — к господину своему, ко мне.

А что я? Какие-то гребуны... где-то в лесу... в какую-то лодку...

Ну и какие у меня варианты? — Да куча! При моём-то опыте из 21 века... Сходу вижу аж три.

В третьем тысячелетии мне следовало бы выждать три дня и подать в полицию заявление о пропаже человека. Здесь сходная ситуация: выйти на ближайший торг — это в Елно, и три дня выкликать пропавшую рабу. Если за три дня никто не отзовётся, то считать беглой или краденной и кланяться вирнику или самому посаднику, чтобы сыск начали.

По ГГешному... Возбудиться, воодушевиться... Побежать, поубивать...

Неизвестно кого, неизвестно где... Как-то это... глупо. Не моё.

Ну, нормальный ГГ не трахает сироту, дочку только что убитого им священника, прямо в церкви перед ликом древнейшей чудотворной иконы, используя собственные смутные представления о садо-мазо из третьего тысячелетия, и средневековый артефакт древесно-лесного происхождения типа "дрючок берёзовый" в качестве замены всех тамошних, из эпохи торжества прогресса, демократии и феминизма, прибамбасов.

Не, не ГГ я.

Есть третья, общепринятая здесь, исконно-посконная линия поведения.

Состоит она в многократном повторении христианских аналогов "иншалла" и "аллах акбар". С добавлением крика, плача, мощных вдохов-выдохов, сначала яростных, а позже — печальных, сжимаемых кулаков и прочих эмоций. Обычно сопровождается избиением домашних:

— Ты...! Дура старая! Куда смотрела! Почему девку со двора отпустила!... А! Псина облезлая! Почему не гавкала....!

Иногда уровень раздражения пейзан доходит до набивания морд друг другу. Иногда бьют местного "козла отпущения" — какого-то деревенского дурачка или маргинала. Повод можно найти всегда: спал, не спал, спал, но не там... Потом, выпустив пар и излив свою грусть-тоску, такими, всегда доступными, способами, пейзане снова возвращаются к своим обычным делам. К главному своему делу: кормить себя и, заодно, "Святую Русь".

Всё бросить и пойти искать украденную девку или бабёнку... А куда? А как? А с кем? А кто тут останется? А работы деревенские не ждут, каждая должна быть исполнена в свой срок. Пропустил, например, перелёт этих гусей-лебедей — зимой остальным детишкам голодновато будет. Давай подождём, запас семье на зиму оставим да и пойдём. А через неделю-другую уже и след остыл. А и был ли он, след этот? Крестьяне — не охотники, в следах разбираются слабо. Да и то — в лесных. А какой след может быть на воде? Если девку, как тут у меня, в лодейку кинули. А пойдёт та лодейка в городки. А в городках да на торгах следы человека искать по-другому надо. А пейзане этого и вовсе не умеют. А риск? Ведь чужие-то люди и самого "искателя" похолопить могут. Или за медяшку пристукнуть в тёмном углу — чужак же, искать никто не будут. А расходы? А будет ли толк? А время-то идёт, может, девка твоя уже в Царьграде, в Суде тамошней, задком своим своему хозяину серебро под пристанью шлёпает? Да и жива ли? О-хо-хо, грехи наши тяжкие... А может оно и к лучшему? Пойдём-ка, стара, новую себе девку изделаем...

* * *

Практика воровства людей в массе разных технологий будет распространена в России всегда. Можно вспомнить "сексуальных рабынь" из числа россиянок начала 21. Иногда для принуждения достаточно просто изъятия паспорта.

"Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек" — народная советская мудрость.

Остаётся мудростью и при демократиях.

Можно вспомнит русскую классику, "Станционного смотрителя" Пушкина:

"При сих словах вышла из-за перегородки девочка лет четырнадцати и побежала в сени. Красота ее меня поразила...

— Прекрасная барыня, — отвечал мальчишка; — ехала она в карете в шесть лошадей, с тремя маленькими барчатами и с кормилицей, и с черной моською; и как ей сказали, что старый смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: 'Сидите смирно, а я схожу на кладбище'".

Там милая сентиментальная история. Об украденной, для сексуальных услуг, проезжим российским офицером, девочке. Закончилась счастливо для всех, кроме отца девушки. Который сам, будучи введённым в заблуждение, и велел девочке ехать с похитителем.

Можно вспомнить, как российские офицеры в 18 в. воровали мальчишек на почтовых трактах, продавая их в крепостные в соседнем уезде.

Вообще, история похищений людей в России старше самой России. Ещё в "Повести временных лет" отмечается обычай иных славянских племён воровать себе женщин.

Причём, как и в законах франков, различается умыкание с уговором и без. Традиция давняя и очень живучая: всех трёх братьев Карамазовых, например, сделали уже и в 19 веке "умыканием со сговором", то есть — похищение невест с их согласия. Невест, которым больше деваться было некуда. Вторую вообще из петли вынимали.

Сходная форма продолжает и в 21 в. функционировать на Северном Кавказе.

Ну, как известно из кино: "... и передать невесту кунакам влюблённого джигита". Или — ещё кому. Или — не очень влюблённому. Тогда девушке, которая считается обесчещенной, остаётся только "кидаться с высокой скалы". Впрочем, в самом конце 20 в. у таких горянок появился ещё один выход — пойти в смертницы.

Именно этот, восходящий к глубокой древности и такой же человеческой глупости, "красивый обычай" является одним из способов формирования шахидов женского рода.

В начале третьего тысячелетия с трибуны ООН озвучиваются числовые оценки количества людей, живущих в рабских условиях. На уровне 20 миллионов. "Каждый год сотни тысяч мужчин, женщин и детей похищаются и продаются в рабство". Около 60% из них — "сексуальные рабы", около 80% из этих "рабов" — рабыни.

Молотилка послушно вытаскивала со свалки разные этно-историко-литературные пассажи разных времён и народов по интересующей теме.

Типа: как хорошо получилось украсться у Анны Ярославны — королевы Франции. Хотя её, вдовствующую королеву, похитил женатый мужчина, и она несколько лет провела на положении наложницы, отказываясь вернуться к положению королевы, что приводило в бешенство её сына — уже действующего короля, а папа римский упорно не давал похитителю разрешения на развод, но законная жена похитителя успешно умерла, все помирились, и Анна снова подписывала государственные документы вместе со своим сыном.

* * *

Глава 169

Возможно, и Трифена найдёт с этими похитителями своё счастье. И станет как та Дуня у Пушкина: вполне счастливая "прекрасная барыня". А может, она даже и сговаривалась...

Я, явно, "обсвяторуссился", меня тянуло сказать: "на всё воля божья" и не загружать мозги внезапно возникшей проблемой.

Да что я им — 01, 02 и 03 в одном лице?! Ванька с Пердуновки — спаситель-спасатель, глупых девок возвращатель?

Но под всем этим академически-элегическим трёпом, сквозь желание поскорее вернуться к прерванным занятиям, полезным, насущным, разумным и актуальным... к растягиванию сети, к засолке рыбы, к изготовлению кирпичей... всё чётче нарастало бешенство.

Я не ГГ, и мне плевать — будет она счастлива с кем-то из этих гребунов или последующих приобретателей, мне глубоко плевать на изысканно-этнографические обычаи и исконно-посконные нравы. Мне даже плевать, что спёрли единственную нормально грамотную девчонку. Единственного человека на сотню вёрст, который владеет греческим языком. Мне вообще плевать на полезность и разумность! Я — не ГГ, я — ДД! У меня другие приоритеты: они украли МОЮ рабыню! Они взяли МОЁ! Право собственности — священно. Моей — точно.

Я перевёл глаза на прилипшего к косяку двери мелкого голядину:

— Скажи Ивашке: Филькину лодку немедленно вычистить, на воду с вёслами. Стоять! Ещё: Чарджи и Сухану — на выход по боевому. Бегом. Домна, тормозок на дорогу, эту... переодеть в чистое и сухое. В мужское. Хоть в моё — по размеру подойдёт. Делай.

Мужская одежда в походе удобнее женской. Да и не хочу я светить девкин подол, когда по реке "людоловы" ходят.

Ничего мгновенно не делается. Но у нас был недавний опыт похода в Невестино с телом отца Геннадия. Филька на команду: "отдай лодку" — даже не бурчал. Сухан, кроме своей рогатины запасся ещё и пуком сулиц — мы ж их кидали, тренировались. Может пригодиться.

Дольше всех пришлось ждать... ну, естественно — даму. Заявилась. В моей рубахе, штанах, армяке, сапогах и шапке. А вот так, когда коса под шапку убрана и затылок открыт, она... даже очень.

Елица была крайне смущена своей мужской одеждой и всё порывалась как-то ото всех спрятаться. Это её настолько взволновало, что когда мне пришлось поддержать её за руку при посадке в лодку, она даже внимания не обратила. Зато сразу же перебралась на носовую банку, где старательно, мучительно краснея, начала закрывать свои ноги полами армяка. От нескромных мужских взглядов.

"Отец Федор с удивлением и стыдом посматривал на свои открытые взорам всех мирян полосатые брюки".

Вот же ж дура! И не священник, и штаны без полосок, и не на охоту за "Двенадцатью стульями" собралась, а эмоций как у какого-нибудь... пресвитера. Мне-то, после эпохи мини и микро... Разве что, "нано" какое-нибудь интересное сделают. Блин, детка, я же тебя и так — всю видел и даже щупал. Нашла время...

Чарджи с Суханом взяли весла, рванули, Елица чуть не слетала со скамейки, и мы пошли вверх по реке.

Есть тут одна проблема... Точнее — проблем-то много, но, для начала, одна меня гнетёт. "Проблема опознания" — называется. Мы же живём на реке Угре. Фактически — на большой дороге. Едва в начале сентября пошли сплошные дожди, как начала подниматься вода в реке. Соответственно, снизу и сверху начали появляться лодейки.

Не так уж и много, что бы подземный переход под рекой строить или, хотя бы, светофор ставить. Но — есть. Идут они днём, когда у нас сети из реки уже вытянуты, к берегу не пристают, на ночлег не останавливаются. Хотя, при моей привычке ожидать гадости от всего наблюдаемого — нервируют. Но у нас сейчас все три поселения достаточно многочисленные. Почти все мужики — на реке или возле. Так что, гости лодейные не шкодничают. Пока...

* * *

Торговля всегда была сопряжена с разбоем. Всякий торговый караван — боеспособен.

"Али-баба и сорок разбойников" — разбойники попадают в город в форме груза и собираются резать горожан. Средневековье даёт массу аналогичных случаев. Выбор типа операции зависит исключительно от оценки ожидаемого соотношения прибыль/убытки. Можешь пограбить — грабь, не можешь — торгуй.

В русской истории вершиной такого подхода были новгородские ушкуйники. Они настолько хорошо совмещали грабёж и торг, что довели дело до основания новых городов вроде Хлынова-Вятки. Чтобы было удобнее и торговать и грабить.

В крестьянских общинах воровства нет. Всё на распашку — бери что хочешь. А дальше? Украл у соседа курицу, ощипал, сварил и съел? Уже на стадии варки у тебя спросят:

— А что это у тебя в котле булькает? Курочка? А откуда? Твои-то все по двору бегают.

Все — всё знают, видят и оценивают. Такой образ жизни совершенно естественно воспитывает кристальную честность. Просто отсутствием успешных негативных примеров и наличием позитивных — неотвратимостью наказания.

На дороге ситуация прямо противоположная. Спёр курицу в деревне, отошёл на десяток вёрст и жуй её спокойно — никто за тобой не побежит. Главное — не возвращаться, не попасться раздражённым хозяевам.

Фольк формулирует эту мысль так:

"Если ты гулял где попало — не гуляй там больше — опять попадёт".

Купцы идут маршрутами, которые они знают, и где их знают. И, при этом, ведут себя достаточно прилично:

"Не воруй где живёшь, не живи где воруешь" — общероссийская криминальная мудрость.

Однако кто-то постоянно срывается.

В документах этой эпохи достаточно часто встречаются эпизоды, когда группы купцов попадают в застенок за грехи своих земляков. Новгородских купцов сажают в Смоленске, новгородских и смоленских — в Суздале.

Тут речь не о бурсаке, спёршим мимоходом, проходя через село, вывешенную на плетне для просушки нижнюю женскую юбку. Тут дела куда серьёзнее. После которых запускается механизм "коллективной ответственности".

Ограничители — есть. Правда, не "честное купеческое слово". Но ведь купец никогда и не обещает не тянуть по дороге в карман всё, что "плохо лежит". А вот честь гильдии, цеха, землячества, с которых князья могут силой взыскать убытки — помогает.

Такая... выстраданная и непрерывно поддерживаемая казнями и тюремными заключениями "честь".

"Честность — лучший рэкет" — говорит герой Сэленджера. "Честный бизнес — прибыльнее" — говаривал мой приятель в 21 в. Посидев в "Крестах" и в "Кащенке", погуляв по "Бандитскому Петербургу" Веллера, но в реале, он любил поделиться своей выкристаллизовавшийся честностью.

Здесь — аналогично. Особенно, когда альтернативой является тотальное кнутобитие с конфискацией. Не тебя лично — ты-то убежал и спрятался, а твоих партнёров, соседей, родственников, земляков вообще.

Это работает, если гости — настоящие, гильдийные. Если есть власть, которая может взыскать. Лесные племена Урала и Сибири при появлении русских лодок на реке просто убегали в лес. Бросая свои чумы и прочее. Так же вели себя и древние славяне при появлении варяжских или греческих караванов. Но землепашцам бегать неудобно, и славяне ставили мощные заборы вокруг своих приречных селений. Селища вдоль рек стали превращаться в крепостицы. А проплывавшие по рекам викинги дурели от такой застройки — ну не пограбить же свободно! И назвали Русь — Гардарик, Страна городов.

Не было взыскивающей власти. Взыскивающей не с преступников-"гостей" — их-то не догнать, а с их земляков или единоверцев. С тех, про кого можно сказать:

— Да они все такие! Да они все одним миром мазаны!

Но вот пришли князья. Они могут взыскать, если попадёшься. У них достаточно бойцов, у них есть общее соглашение — "Русская Правда", они гоняют гонцов друг к другу. Даже тот, кто не собирается возвращаться туда "где гулял", может быть пойман и наказан в княжеских землях.