Зверь лютый. Книга 8. Догонялки

"Пауки" устроили на меня засаду. И стали покойниками. Пошла эскалация конфликта, и они натравили на меня "детей Велесовых" — волхвов голядских и их лесовиков. Мне что, надо было смиренно дать скормить себя ихнему медведю-переростку?

Удалось устроить им маленький кошмарик и сбежать. Потом я промыл этому, пленённому мною Фангу, мозги по теме "пришествие Зверя Лютого в мир земной и проистекающие от этого возможные неприятности" и отпустил. С единственной и чётко выраженной надеждой: чтобы вся эта голядская... голядина мне больше на глаза не попадалась.

Но вот — обожжённая голядская морда, с тёмными, мокнущими пятнами ожогов на лице, сидит передо мной, и чего-то от меня хочет. Да я всё сделаю, что смогу, лишь бы тебя больше никогда не видеть! Ни тебя, ни твоих соратников и выкормышей. Лишь бы вы убрались отсюда куда подальше. Потому что получить что-нибудь остренькое в спину из кустов на лесной тропинке... Или влететь в какую-нибудь ловушку... А защититься от этого я не смогу. Я не знаю, не чувствую лес, как они. Я, как всякий горожанин, в лесу — слепой, глухой и бессмысленный.

Я и так-то в этой "Святой Руси"... Не надо иллюзий. А уж в лесу — особенно.

* * *

Как можно "идти в попаданцы" в доиндустриальные эпохи не имея доведённого до автоматизма навыка распознавания в лесу лёжки — не логова — лиса или волка с двадцати шагов? А медведя или кабана — с пятидесяти? А то эти "милые зверушки" слишком часто бегут не от человека, а наоборот.

В африканской саванне новости передавались барабанным боем тамтамов на 30 вёрст. Этот "барабанный" язык надо знать, чтобы там выжить. Зулусы за 15-20 вёрст по дыму костра определяли, не только — что там жарят и сколько человек, но и что думает главный охотник. Такое странное сочетание телепатии, условных сигналов, знания местности и образа жизни в ней, интуиции. У лесовиков в русских лесах — другие, но функционально схожие средства общения. Надо знать — на что смотреть, надо уметь видеть.

В сибирской тайге неопытный проводник не замечает брошенную поперёк тропы ветку. И караван геологов вляпывается в "мёртвый лес" — "тля пожрала". Вьючные животные остаются без подножного корма, а геологи, очень скоро, без животных и, соответственно, без вьюков.

"Держись геолог, крепись геолог.

Ты ветру и солнцу брат".

Только в лесу — ни ветра, ни солнца. Но задание партии и правительства будет выполнено!

"Правда, трое вчера утонули

А четвёртого, толстого, съели".

Просто не заметили веточку. Одну ветку в лесу. Надо учиться этому с младенчества...

* * *

И тут я — "асфальтовый человек" из 21 в.

Рассориться с "лесовиками" — отложенная смерть. Ненадолго отложенная.

Вот такой "догонялки" мне ну совсем не надо!

Фанг говорил негромко, чуть напевно, чуть покачиваясь на месте. Будто снова выпевал мне очередную священную песню своего народа. Средневековый скальд занимается своим средневековым скальдированием. На меня эти гипно-танцы не действуют — мы в 20 в. перешли к другой, более резкой ритмике. А вот Елица, устроившаяся на коленях за моим плечом в паре шагов, смотрит на волхва неотрывно. И чуть покачивается в такт ритму его речи.

Суть прямо у меня на глазах складывающейся баллады о погибели велесовой голяди на Верхней Угре состояла в следующем.

Пришёл в мир дольний "Зверь Лютый". Но не увидели его волхвы Велесовы. Ибо заплыли жиром глаза их душ, ибо отвыкли они от перемен и покрылись тиной болотной. Паутина самодовольства оплела разум верховного волхва. И попытался старик сотворить глупость невозможную: скормить "Зверя" — зверю. Но священный мишка распознал и воспротивился.

Сам Велес обрушился на недостойных прислужников своих и стал убивать упорствующих в заблуждениях. Столь велик был гнев подземного бога на неразумных слуг, что в святилище оставалось только два живых волхва: Фанг и "неудачник".

Помню я этого парня. Когда волхвы из Сухана вынимали душу, "неудачник" то — шёл не туда, то — нёс не то. Но в живых он ухитрился остаться.

Как говаривал бравый солдат Швейк: "если два человека подошли к развилке дороги, то они обязательно выберут разные направления".

Когда "священный медведь" вернулся в святилище и начал снова убивать всех попавшихся на его пути хомосапиенсов, "неудачник" убежал, а Фанг ударил медведя рогатиной.

"Ибо вышел Велес, в гневе на людей, из своего зверя, и стал тот — больной и голодной лесной скотиной".

Медведь издох, а спасённые от страшной смерти хомнутые сапиенсы набросились на спасителя с проклятиями: мишка-то — ипостась самого Велеса!

"А Велес точно из него выходил?!".

Фактически, столкнулись две теологические концепции "правильного поведения" в условиях местного Рагнарека.

Фанг предлагал "миролюбивый" вариант. "Тише воды, ниже травы". Что-то вроде плаката по технике безопасности: "Не стой под стрелой". Имеется в виду — под стрелой молнии очередного громовержца.

Типа: дела начались — божеские, Велес со Зверем сами разберутся. Наше дело — сохранить задницы. И приделанные к ним головы. Пока победитель не надумает заливать в эти головы новые порции очередной божественной белибердени. Такой пацифически-гуманистически-оппортунистический подход под лозунгом:

"Мы только мошки.

Мы ждём кормёжки".

Его противники были ближе к Апокалипсису, предполагая войну "до последнего солдата" с собственным временным поражением, длительным отступлением, последующей всеобщей мобилизацией и, как сказал товарищ Молотов в своей знаменитой речи в полдень 22 июня 1941 года: "победа будет за нами". Но — сильно потом. И — "праведники спасутся".

"Неудачник" тоже проповедовал оппортунизм, но в "туристическом" варианте:

"А мы уйдём на север.

А мы уйдём на север".

Все члены общины сошлись в том, что само это место проклято. Поэтому отсюда, со старого урочища, с перешейка между двумя болотами в нескольких километрах от Верхней Угры надо уходить. А вот — как и куда...

"Неудачник" собрал своих сторонников, прихватил существенную часть имущества и припасов и рванул в сторону Велесова варианта "Земли Обетованной". Вполне по Блоку и его "Скифам":

"Идите все, идите на Урал!

Мы очищаем место бою...".

Типа: туда, где реки текут молоком и мёдом. А медведи — сами собой стригутся и доятся. В общем направлении — куда-то "далеко на север".

Координаты цели указывались столь расплывчато, что речь могла идти и о гипотетической прародине славян, арийцев, гиперборейцев и атлантов.

Что-то типа полуострова Таймыр. Я там бывал — могу согласиться. Место с 10 месяцами зимы и выходами природного газа вполне годится на роль вотчины подземного бога.

Другая часть "велесоидов" тоже хотела в "Землю Обетованную", но сомневалась. Не в Велесе! Это-то — не дай бог! А исключительно в собственной способности вот прям счас дойти до конечной станции, где "всем будет счастье".

Тут вот какой демографический фактор: когда 13 лет назад северские гридни Свояка и половцы Гоши Долгорукого вырезали здешнее население, почти все маленькие дети погибли.

"Сон свалил страну зеленоглазую,

Спят мои сокровища чумазые,

Носики-курносики сопят".

Увы, при бегстве — дети не спят. При набегах дети до 4 лет, как правило, погибают поголовно — слишком малы, чтобы бежать или прятаться сами, слишком шумны, чтобы прятаться вместе с родителями. Часто родители сами, или по приказу старейшин, душат своих детей, чтобы те своим плачем не выдали их врагам.

* * *

Ситуация не столь "палеолитическая", как может кому-нибудь показаться.

В начале 19 в. североамериканские индейцы, окружённые отрядами российских моряков в своём становище в Русской Америке, просто передавили всех своих детишек в возрасте до 4 лет, чтобы обеспечить скрытность своего выхода из окружения.

В 20 в... помню историю молодой пары из ГДР, пытавшихся сбежать на запад в автомобильном тайнике. Своего годовалого ребёнка они задушили во время прохождения пограничного досмотра.

* * *

В становище велесовой голяди были, большей частью, мужчины от 18 лет и старше, и мальчишки от 12 лет и младше. Мальчишек было относительно немного, потому что и женщин в становище было мало, и дети в окружении этих болот часто умирали. Девочек не было вообще — их или убивали, согласно "божьей воли", или отдавали и продавали на сторону. Но всё равно — тащить малышню в "Велесову Землю Обетованную" никто не хотел. В результате у Фанга на руках осталось около двух десятков сопляков в возрасте до 12 лет, трое молодых людей 15-17 лет, которых я наблюдаю, два старика и старуха. Остальных "неудачник" увёл в свой "исход".

Сделать приличных запасов на зиму таким составом — невозможно, перебраться в какое-то другое место за тридевять земель — аналогично. А уйти надо.

И тогда Фанг проявил удивительную мудрость и смелость: он решился положить "свой народ" под самую большую силу в округе, как он понял после беседы со мной в Рябиновском порубе, под "Зверя Лютого".

— Наша земля — проклята. Дальше — голодная смерть. Прими моих людей под свою власть, под свою защиту, Ненугалимаш Звериш. Иначе они погибнут.

Я услышал, как за спиной выдохнула, задержавшая в течение рассказа дыхание, Елица. Все три спутника Фанга тоже будто очнулись ото сна. Они чуть шевельнулись, один сразу охнул, другой ощупывает голову — здорово я ему врубил.

Фанг открывает полуприкрытые во время рассказа глаза. А я наоборот — закрываю и задумываюсь.

Глава 166

"Сбылась мечта идиота". Как всегда, "идиот" здесь — я. И тут началась "сбыча мечт"...

Для дела — нужны люди, для нового дела — нужны новые люди. Люди, которых можно научить новому. Лучше всего учатся дети, у взрослых... проблемы. Конфликты этических систем, когнитивный диссонанс, проблемы импринтинга, вредные привычки и устоявшиеся навыки.

Вообще — хуже соображают.

"Янки" это понимал, у него в окружении не было взрослых мужчин из туземцев.

Единственный человек, положивший жизнь свою, защищая женщину дона Руматы — мальчишка-слуга.

Настоящую, надёжную, эффективную команду можно построить, только выращивая себе помощников. Годами. С детства. С их детства.

Вот куча мальчишек — учи. Как раз то, что тебе, попандопуло, необходимо.

Но... два с лишком десятка едоков... Положим, прокормлю. Если Жердяевский хлеб придёт. И как-то размещу. Амбары пока у меня пустые стоят... А уход, присмотр? Это ж дети! Да ещё лесовики... Среднерусские "маугли" стаей... Они хоть знают, что надо не — зарычать, не — убежать, а — сказать? "Мы с тобой одной крови...". А так ли это? Мы, конечно, все — человеки. "Одной крови". Хоть в доноры бери. Но мозги-то — разные. Они-то — инородцы и иноверцы.

— Они будут служить мне, так же как и ты? Телом и душой, умом и сердцем?

Тут я несколько передёргиваю: о душе и далее — Фанг не говорил. Они хотят еды, жилья и защиты, но не хотят сменить бога.

Нет, ребята, "кто девушку ужинает, тот её и танцует". Или — всё, или — пошли нафиг.

Судя по паузе, Фанг прекрасно понимает моё "расширительное толкование". Но... призрак голодной смерти — мощный аргумент в торговле. Покупая жизнь своего народа можно заплатить высокую цену.

— Да, господин.

Вот так-то! Но — уточним.

— Они станут моими вечными рабами и примут закон христианский?

— Мы все — твои рабы в этом мире. Но наша вера останется с нами.

Прежде чем ответить, Фанг бросил взгляд на своих спутников. Похоже, полного подчинения ему среди "беженцев из осквернённого святилища" нет. Кое-кто упорно "держится за старину". А у меня своих... "традиционалистов" — выше крыши. Да для меня здесь всё — "старина"! Хоть язычество, хоть христианство.

Самое подходящее занятие для Ивашки-попадашки — проповедь "благой вести". Ну всё поперёк! Против моего мировоззрения, мироощущения и мировосприятия. Против души моей! Опять себя ломать и наизнанку выворачивать...

Ванька-благовестник. А кому ещё крестить нехристей на "Святой Руси", как не воинствующему атеисту? М-м-маразм...

Но пускать в дом иноверцев, которые могут, следуя каким-то, мне вообще неизвестным, правилам и обетам, сунуть мне же нож под ребро, исходя из своих, "с молоком матери впитанных", лесных, иноплеменных, иноверных представлений о правильности... Но и ломать сразу такую толпу народа...

"Не сгибай слишком сильно кочергу, а то в лоб ударит" — английская народная мудрость.

Да что я тут выплясываю?! "Но... но...". Сплошной Салтыков-Щедрин: "С одной стороны, нельзя не сознаться, с другой стороны, нельзя не признаться".

Наплевать и забыть? К Рождеству не меньше половины сдохнет, а оставшиеся приползут на коленях... С дистрофией и обморожениями... Дети. Непонимающие что творят. Ради чего страдают.

Чёрт! Да я всё равно всех детей приму! Для меня они — человеческие дети. Свои. А вот для Фанга — питомцы Велеса, дикие голядины из леса. Чужие. Это он так думает, что я так о них думаю. Иноверцы, инородцы, иноязычцы. И мои люди думают также. Дать таким кров, корм, защиту, а не прогнать, избить, затравить собаками...

* * *

"Церковный Устав" Ярослава Мудрого на этот счёт формулирует чётко:

"С некрещеными ни пити, ни ести;...".

Азбука хомосапиенсов: "чужака — убей".

"Устав" очень человечен. В том смысле, что в церковно-славянской форме ярко выражает коренные человеческие ценности и стереотипы. Ксенофобия — базовый инстинкт плешивых обезьян.

Слава Иисусу, а точнее апостолу Павлу, который заменил критерий этнической принадлежности — условием конфессиональной общности. "Братья во Христе". Но "Устав" по-язычески смешивает постоянно "иноверцы" и "иноязычицы". Не русский? Не православный? — "ни пити, ни ести".

Англичане в Австралии и Тасмании травили аборигенов собаками. "Помогали" отравленной мукой. Просто отстреливали. Добавляли в свою благотворительность для североамериканских индейцев одеяла из инфекционных бараков. Фашисты загоняли евреев и цыган в газовые камеры или овраги типа Бабьего Яра.

Мы же — люди? Они же не такие как мы? — Значит, они не люди. Значит, они звери. А от зверья земли надо очистить для улучшения условий хозяйствования, для ускорения прогресса и роста процветания настоящих людей.

* * *

Так и эта "велесова голядь". Хоть и состоящая из "дошкольного и младшего школьного" возраста. "Чужие", пусть и без жвал, яйцекладов и маленькие.

Я-то знаю, что у меня выбора нет. Но Фанг этого не знает. Он-то думает, что я такая же сволочь, как и всякий здешний христианин. Ну, чуть лучше. А значит, мне можно блефовать, можно торговаться, включая в соглашение их души. И уменьшая поле будущих конфликтов лесовиков с моими людьми. Но оставаясь в рамках допустимого для "Велесова отродья".

Знать бы ещё эти рамки. "Не перегибай кочергу"...

Я вытаскиваю из-за отворота рубахи нательный крестик. Серебряный крестик Юльки-лекарки. "Противозачаточный". Упокой, господи, её суетливую душу.