— Да, — худая, как палка, с резкими чертами лица и ушами, выдававшими сильную примесь крови босмеров, альтмерка скривила тонкие губы в покровительственно-понимающей усмешке. — Ты правильно угадал — это "Мистериум Ксаркса", священная книга нашего ордена. Книга, написанная нашим повелителем, самим Мехруном Дагоном.
Что?!
Я поражённо замер. Вот эта книга — тот самый "Мистериум Ксаркса", комментарии к которому я чуть было не выучил наизусть? Тот самый Ксаркс, споря о котором, есть он или нет, маги и учёные вот уже которое столетие дерут друг другу бороды? О, Неревар и предки-хранители, я должен забрать эту книгу!
— Итак, ты пришёл сюда, чтобы служить нашему господину и повелителю, — продолжала она. — Пакт вашего союза должен быть скреплен "красным питием"...
Интересно, она сама себя слышит? Я немного пришёл в себя. Ох, что-то много сегодня впечатлений для одной моей бедной головы... Нервы, с того момента, как я открыл рассохшуюся дверь в пещере у озера Арриус и шагнул во мрак, напряжённые, как тетива натянутого до предела лука, начинали понемногу сдавать. Какой союз, если предполагается служение и беспрекословное повиновение?..
— Готов ли ты пролить кровь во славу своего повелителя? — вклинился в сознание резкий голос Румы Каморан.
Я встретился с альтмеркой взглядом и отвел глаза, опасаясь, что она увидит в них то, чего ни в коем случае не должна увидеть.
Сейчас, стоя рядом, я отчетливо видел, что женщина лишь немногим выше меня, а иллюзию высокого роста создает неестественная худоба, которую не может скрыть даже весьма просторное одеяние.
— Пролей кровь, принеси в жертву владыке Дагону недостойного! — она качнулась в сторону, указывая в изножье статуи.
Только теперь я заметил жертвенник с распластанным на нем телом. Золотисто-зеленая чешуя, острые височные гребни, мощный мясистый хвост... аргонианин. Множественные порезы ясно говорили, что с ним не просто не церемонились, срезая одежду, — нет, целенаправленно издевались, причиняя боль, потому что прорезать чешую аргонианина случайно не так-то просто. Оранжевые глаза с вертикальными зрачками моргнули, раздвоенный язык на мгновение показался между остроконечных зубов — пленник был жив и в сознании.
Убить? Что-то щелкнуло у меня в сознании, сделав окружение удивительно детальным и контрастным. Готов ли я пролить кровь во славу моего повелителя? И готов ли я вообще признать наличие у меня повелителя? Думаю, для этого самое время — я ведь уже признал, что Орден Клинков стал моим новым Домом. Просто не слишком задумывался, что Клинки служат Императору Тамриэля. А значит, и я тоже. Императору... Перед глазами встало лицо Мартина, каким я впервые увидел в Кватче, потом его сменил десятник Мэньен Гонельд, навсегда застрявший в Обливионе — человек, осознанно пожертвовавший собой ради других. Савлиан Матиус, державшийся и державший оборону на одном упрямстве... и из чувства долга и чести. И снова Мартин — такой, каким я его видел накануне отъезда — усталый, ещё более осунувшийся и при этом исполненный мрачной решимости выполнить то, чего от него ожидают. Наследник Драконьего трона. Император, которому я присягал на верность. Будет ли он хорошим правителем, большой вопрос... но слова "долг" и "честь" ему знакомы. И не только слова, но принципы, что за ними скрываются. А значит, признать его повелителем не будет для меня зазорно... Так готов ли я пролить кровь его врагов? О, да, готов. "Красного пития" хотите? Что ж, вы его получите!
Я предвкушающе улыбнулся и кивнул, глядя желтолицей суке в глаза и чувствуя, как что-то меняется. Не вокруг, во мне самом. Что-то едва заметное, но... кажется, важное. Что-то...
Клятва. Клятва, которую я принёс, как и ожидалось, была не просто набором слов. Смерть? Я не боялся её. Уже нет. Тот, кем я был минуту назад, напряжённый, готовый в любую минуту сорваться, давно забывший, где заканчивается надетая маска и где начинается истинная личность, стремительно растворялся, уходил куда-то вглубь сознания, а на его месте уже расправлял плечи тот, кого из меня старательно лепили с самого детства — ассасин, тот самый "обученный убийца", Клинок в руке Императора... И этот Клинок неожиданно для себя оказался остро заточен.
Дремавшая в глубинах разума магическая формула развернулась невидимым и невесомым покрывалом, мягко отсекая все лишнее, ненужное или мешающее выполнению поставленной задачи. Чувства не исчезли, но ослабели, придавленные навеянным спокойствием.
Преображение, перекроившее меня, осталось незамеченным сектантами. Рума Каморан довольно усмехнулась мне и царственным жестом махнула на стол с книгой:
— Возьми этот кинжал... Но не смей прикасаться к книге!
Я в два шага подошёл к каменному столу и бережно поднял лежащий на нем клинок, не удостоив книгу взглядом. Её время придёт позже. Провёл пальцем по кромке, проверяя остроту посеребрённого лезвия, взвесил на руке, проверяя баланс. Подбросил и поймал, держа уже обратным хватом, одновременно прикинув количество оставшихся в зале дагонопоклонников. Девять... нет, десять, поправился я, заметив отошедшего в сторону Харроу, который беспокойно нахмурился, наблюдая за мной. Так... Сначала Рума. Здесь и сейчас она главная, её гибель подкосит остальных. Потом Харроу. Тут будет сложно. Он данмер и... он силен. Боевой маг? Или ассасин, как я? Жаль, не понять, придется быть втройне осторожным. Остальные — просто толпа, не воины. Что, впрочем, не делает их менее опасными, чем они есть.
Наигравшись с кинжалом и прикинув, как буду действовать, я подошел к Руме.
— Я готов.
— Так пролей же кровь во славу твоего повелителя!
— С радостью, — оскалился я.
Стремительный бросок, и вот уже я обнимаю костлявые плечи, шепча в длинное хрящеватое ухо:
— За Мартина Септима.
За полмгновения до того, как жертвенный кинжал вонзается в её сердце, Рума успевает только повернуть голову. Острое, хорошо наточенное лезвие одинаково легко разрезает багровый шелк, тонкую золотистую кожу и плоть под кожей... Снизу вверх... Раскосые глаза расширяются от боли и изумления... А время словно замедляет свой бег, одновременно заглушая все звуки, и короткий скрип, когда кинжал слегка задевает грудную кость, в этой тишине кажется протяжным и оглушительно громким. Как и гулкий стук за костью, оборвавшийся влажным всхлипом. Или это просто вздох? Неважно. Замедлившееся, было, время снова ускоряется, когда я выдергиваю кинжал из раны и, оттолкнув слабо цепляющуюся за меня женщину, отворачиваюсь, взглядом отыскивая следующую жертву.
Следующим стал Харроу. "Обугленный" данмер успел только шокированно распахнуть глаза, глядя на падающую Руму, прежде чем я оказался рядом и перерезал ему горло, обрывая то ли зарождающийся крик, то ли заклинание. А дальше... дальше началось самое сложное — взбесившимся Блуждающим Огоньком я метался по зале, убивая и одновременно пытаясь не дать убить себя. К тому же я ошибся в оценке: трое из болтавшихся вокруг помоста красноплащников оказались не просто рядовыми сектантами, а стражниками Мифического Рассвета — то ли охранники, то ли ударная сила культа — и теперь я едва успевал обновлять щитовые чары, из-за чего резерв маны таял с ужасающей скоростью. Радовало одно — ассасинами, как те, что убили Императора Уриэля, они не были. Уровень подготовки не тот. С каждым из них по отдельности я бы справился — с кем-то с легкостью, с кем-то пришлось бы попотеть, но я бы смог. Проблема в том, что подобраться к кому-то одному я не мог — дэйдровы ублюдки оказались достаточно умны, чтобы организовать грамотную совместную оборону. А время утекало... и с ним мои шансы выбраться отсюда — как только мой магический резерв окончательно опустеет, я окажусь вообще без защиты против сразу троих одоспешенных бойцов. А там и остальные подоспеют.
Залюби вас дремора...
Я едва ли не кубарем прокатился под очередным залпом заклятий и, петляя, как каджит под действием скуумы, подскочил к трупу Румы Каморан. Выдернув из-под покойницы посох, я, надеясь на удачу, в очередной раз обновил щитовые чары и направил его в сторону того, кто показался мне самым опасным из троих.
Короткая универсальная формула активации боевого артефакта...
Дикий вой сгорающего заживо человека пронесся по подземным переходам убежища дагонопоклонников. Вот теперь-то сюда точно сбегутся все...
Отбросив посох — для формирования нового заряда ему требовалось некоторое время, пусть короткое, но у меня в запасе сейчас не было ни мгновения — я метнулся к оставшимся двоим "стражникам", не дожидаясь пока они оправятся, и парой точных ударов отправил их в якобы ждущий их рай. Добил обгорелого подранка — не из милосердия, отнюдь. Из простой предосторожности — даже умирающий враг может быть смертельно опасен. Этот постулат мои наставники вколачивали — в самом прямом смысле этого слова — и вколотили-таки едва ли не первым в череде других ему подобных.
Замер, прислушиваясь. Тишина, только где-то в переходах перекликаются встревоженные голоса. Далеко, но долго задерживаться тут не стоит. Я поднялся на помост, раздумывая, что делать дальше. Посмотрел на книгу... и отвел глаза.
Я не хотел к ней прикасаться.
Перевел взгляд на нервничающего аргонианина. По-хорошему, надо его отпустить, но... не сейчас. Пусть ещё немного полежит. Сначала нужно расчистить путь наружу. Потом освободить ящера и... и забрать, будь он неладен, "Мистериум Ксаркса".
Торопливо обыскав мертвецов, я стал обладателем полутора десятков монет, пары кинжалов и выщербленного меча. Меч я брать не стал, как и один из кинжалов — помочь он мне не помогут, а вот помешать — запросто. Зато ублюдка Харроу в краткий миг безумного счастья готов был расцеловать, наплевав на то, что он мужчина и вообще мертвец — данмер, сам того не зная, оказал мне грандиозную услугу, притащив с собой реквизированный у меня скарб. Видимо, собирался отдать мне мои вещи сразу по прохождении мной посвящения.
Ненавистный багровый балахон немедленно полетел в направлении статуи Дагона, а я торопливо облачился в свои потрепанные доспехи, жалея лишь о том, что не рискнул взять с собой целительные и восполняющие магический резерв зелья. Сейчас они были бы очень даже не лишними. Но и те, которые были при мне, тоже пригодились — гоняясь за полудесятком человек и одновременно удирая ещё от троих, я здорово вымотался. А надо как-то разделаться ещё примерно с тремя десятками... настороженными и готовыми к драке. В одиночку. И при этом умудриться не сдохнуть.
Впрочем, выбора-то все равно нет. Белизариус прийти на помощь не сможет, просто потому что понятия не имеет, что она мне нужна. Предполагалось-то мирное проникновение — тихо пришел, скрытно забрал, быстро — и по возможности тихо — ушел. Кто же знал, что все опять пойдёт через жопу... то есть, кувырком?
На выходе из залы меня поджидал неприятный сюрприз — проход, через который меня сюда привел Харроу, оказался закрыт решеткой. С той стороны — я хорошо видел рычаг подъемника. Как и то, что дотянуться до него отсюда невозможно. Но ведь большая часть культистов отсюда ушла? И при этом вряд ли они собирались держать оставшуюся часть своей братии в этой зале... Значит, где-то должен быть ещё один выход.
Найдя его, я оказался в жилой части подземелий, причём дверь, через которую я вышел, днем я не заметил. Некоторое время ушло на то, чтобы сориентироваться, где же я все-таки оказался и при этом не попасться облачившимся в призванные доспехи стражникам с факелами. Учитывая, что в темноте я ни хрена не видел, соблазн взять факел и притвориться "своим" был очень велик. Но через довольно непродолжительное время я заметил, что кое-что все-таки различаю — на перекрестьях нескольких туннелей были установлены светильники. Отблески света на стенах я и видел. Негусто, но, по крайней мере, риск неожиданно встретить лбом грубо обтесанный камень значительно снижался. Не все дагонопоклонники, по-видимому, могли обходиться без света, хотя темных эльфов, кроме Харроу — ну и себя, конечно — я во время разведочной прогулки не заметил. Что, кстати, в каком-то смысле подтверждало сказанное мной Белизариусу об осведомленности данмеров о том, что такое дэйдра, и о здравости их ума. Харроу не в счет — безумие не зависит от расы.
Самым сложным было затаиваться так, чтобы меня не заметили. Некоторые, особо живучие, успевали даже заголосить перед смертью, после чего мне приходилось поспешно прятаться и пережидать, пока прибежавшие на вопль стражники не разойдутся, чтобы поискать меня в других проходах. Пару раз мне не везло — выбранное укрытие оказывалось неудачным — и приходилось повторять подвиг, совершенный в зале святилища, сражаясь с двумя-тремя противниками разом, хотя в доспехах и без путающейся в ногах мантии было куда проще. Но большинство умирало молча.
Доставляло ли мне удовольствие, то, что я делал? Однозначно — нет. Но другого выхода, кроме как перебить всех, я не видел. Шансы, что они отступятся и дадут мне уйти, были не то что смехотворно низкими, а вообще не существовали. А если при этом я буду постоянно отвлекаться на освобожденного пленника — я помнил об аргонианине — нам не дадут не то, что приблизиться к выходу, но даже отойти далеко от подземной залы со статуей Дагона. Особенно, если я уволоку с собой "Ксаркс". Поэтому я раз за разом искал укрытие, дожидался очередного врага и наносил удар... пока совершенно неожиданно не оказалось, что враги закончились. Весьма вовремя, надо заметить — действие снимающих усталость зелий давно прекратилось. К тому же некоторые из дагонопоклонников оказались серьёзными противниками и сумели меня довольно сильно потрепать. Так что теперь я еле держался на ногах.
Аргонианин за время моего отсутствия сумел слезть — хотя, скорее всего, просто свалился — с жертвенника и на манер гусеницы доползти до лестницы, ведущей с помоста. С неё-то он и скатился мне прямо под ноги, перепугав едва не до заикания. А ещё я выяснил, что у меня осталось достаточно сил на прыжок почти до самого свода пещеры. Приземлившись и высказав ему, что я о нем думаю, я велел ему замереть и разрезал веревки. Ответом мне стало болезненное шипение — ящер провёл достаточно долгое время будучи связанным, а теперь познавал радости освобождения, когда кровь устремилась в онемевшие конечности. С горем пополам оттащив — правда, кто кого тащил, вопрос довольно спорный, отсутствие физических сил освобождённый пленник компенсировал колоссальным желанием оказаться подальше от жертвенника — несостоявшуюся жертву Принцу Разрушения к подножию лестницы наверх, я вспомнил, что возвращался-то в первую очередь из-за "Ксаркса" и, усадив постанывающего аргонианина на нижнюю ступеньку, поковылял — быстрее двигаться уже просто не получалось — за книгой.
Протягивая к ней руку, я невольно напрягся, ожидая чего угодно — от удара молнией до явления самого Дагона во плоти. Но... ничего не произошло. Пальцы свободно проскользили по неожиданно светлой бархатистой на ощупь обложке с вытисненным на ней уже знакомым глифом "Ойт". Осмелев, я поднял фолиант и уже шагнул было к лестнице, когда над головой раздался треск и скрежет и в трёх шагах от меня, брызнув градом осколков, свалился здоровенный камень, в котором я с изумлением признал голову статуи. Но позлорадствовать над тем фактом, что каменная башка Мехруна Дагона с размаху приложилась несимпатичной мордой о поверхность помоста, я не успел — следом за ней начало рушиться и все остальное. На меня! Вцепившись в книгу обеими руками и напрочь позабыв про дикую усталость, я с воплем ужаса, удивительно гармонично соединившим данмерские ругательства с нордскими, сиганул на алтарный стол, а с него — подальше от заваливающейся статуи, наплевав на то, что до пола пещеры довольно-таки высоко падать. Едва не откусил себе язык, лязгнув зубами от жёсткого приземления. Но "Ксаркс" все равно не выпустил.
