Небо и земля

Айями не слышала, как господин подполковник схватил лампу и запустил в стену.

Дрожало всё: руки, ноги, губы. Даже мысли дрожали и путались.

— У вас нездоровый вид, — заметила внимательная Мариаль.

— Нет-нет, это не инфекция. Я переволновалась, — заверила Айями.

Схватив стакан, она поспешила в туалет. Влила в себя без малого литр воды и трижды умылась, но без толку. Лицо горело как после ожога. Вода имела привкус железа и слабо отдавала хлоркой.

Теперь господин подполковник презирает Айями за ложь и обман. Веч платил, не скупясь, и за свою щедрость получил право иметь под боком веселую и расторопную мехрем, а не заводную куклу-притворщицу.

Ну, почему всё так неудачно сложилось? И оскорбительно для него.

Надо бы пойти наверх и объяснить, что во всем виноват вчерашний разговор, давший пищу для раздумий и отвлекший Айями от прямых обязанностей.

Собралась она с духом. Решилась было подняться на третий этаж, но не успела. Увидела в окно, как Веч сел в машину, хлопнув дверцей, и автомобиль резво взял старт.

Может, дождаться, когда он приедет? Или перехватить в фойе?

Завтра Айями обязательно поговорит с господином подполковником и объяснит, что её тревожит. Веч должен понять. Он поймет.

Но назавтра Айями не вызвали наверх — ни на обеде, ни вечером. Господин подполковник не встречал утром на крыльце и не попался на лестнице. И на площади не обменивался новостями с сослуживцами, поглядывая на окна ратуши.

И послезавтра ничего не изменилось. Дом, работа, дом. Будничные хлопоты.

Как ни старалась Айями, а подавленное настроение не получалось скрыть. Может, ей дали отставку?

— Вам нездоровится? — спросил Имар обеспокоенно.

— Нет-нет, всё в порядке. Голова немного побаливает, — ответила Айями поспешно.

— Чаще давайте отдых глазам. И поставьте лампу ближе. Ваш стол — в дальнем и в самом темном углу.

— Так и сделаю. Спасибо.

Но Имара не успокоили заверения. Он приходил в комнату, чтобы проверить готовые переводы или объяснить значения незнакомых слов, и Айями чувствовала его взгляды, бросаемые исподтишка.

А господин подполковник исчез. Провалился сквозь землю.

Хотя нет, однажды Айями увидела из окна, как он уезжал куда-то. Отдал короткие приказы подчиненным, вытянувшимся в струнку, и сел в машину.

Так и не решилась Айями подняться на третий этаж. И убеждала себя, что ни в чем не виновата. Веч платил за страсть, за женскую ласку, и Айями добросовестно исполняла обязанности мехрем. Ну и что с того, что отвлеклась? Разве ж это преступление?

Айями казалось, что даганны прознали о размолвке с господином подполковником. Посмеиваются и обсуждают, делая ставки на то, как быстро высокий военачальник подыщет новую содержанку. Искусную мехрем взамен "бревна". Потому и голову не поднимала, боясь напороться на насмешливые взгляды мужчин. Ходила, смотря под ноги.

А вдруг он потребует возвратить преподнесенные подарки?

Пересчитав запасы в кладовой, Айями сникла. Ей никогда не вернуть потраченное — то, что отдано Оламке и Айрамиру, и что обменивалось на рынке и со знакомыми.

На следующий день госпиталь наводнился ранеными, а гарнизон опустел. Мариаль принесла ошеломительную весть: в пригороде произошел нешуточный бой. Партизаны устроили засаду, и с обеих сторон имеются значительные потери. И господин подполковник находится в гуще событий.

Сердце Айями екнуло, вторя тревожному предположению. В бою мог участвовать Айрамир.

— Лишь бы его не задело... Может, он среди раненых? — в который раз спросила Айями, снедаемая беспокойством.

— Раненых нет. Только убитые, — в который раз пояснила Эммалиэ.

Потому что даганны рассвирепели. И за каждого погибшего товарища ответили тем же.

Тела амидарейцев привезли на тентованном автомобиле и сгрузили возле храма, не удосужившись прикрыть убитых. Хотя и полагается прятать лицо под тканью перед встречей с Хикаяси.

Айями посматривала со страхом на посуровевших даганнов. Они не приставали с грязными предложениями и не цеплялись по поводу и без, но в глазах горела угроза и ненависть ко всему амидарейскому. Попадешься чужакам под руку, и они покалечат, не задумываясь. Имар, растеряв свою разговорчивость, заходил в комнату переводчиц редко и сугубо по делу.

Айями остерегалась, её напарницы боялись, и остальные амидарейки трусили. Старались проскользнуть незаметно мимо даганнов и, как видно, не зря. Дошли слухи, что патрули превышают свои полномочия. И на пленных отыгрываются. Но те сами виноваты, потому что зубоскалят.

Слухи приносила Эммалиэ. Она же сказала:

— Завтра наведаюсь в храм. Постараюсь успеть до жатвы. Нынче будет Изиэлю работа. Говорят, упокоит больше десятка убитых. А тех, кому удалось уйти, даганны до сих пор выслеживают. Прочесали пригороды на пять рядов.

И господин подполковник в числе преследователей. Спустил собак и ждет, когда те возьмут след и обнаружат партизан. И Айрамира. А может, парень лежит на ледяном полу храма, укрытый рогожей, и служитель читает нараспев упокойную.

Весь вечер молилась Айями перед образами святых. За то, чтобы судьба уберегла Айрамира от гибели. За то, чтобы смерти стали ненапрасными, и обе стороны поняли, что война — это не выход. Просила вразумить и тех, и других на мирное сосуществование и на сотрудничество.

Наверное, повлияло беспокойство, или сказалось нервное перенапряжение. Упала Айями в обморок. На работе. Ни разу в жизни сознание не покидало, а тут в глазах потемнело, затем побелело, и пропали звуки. Только что она сидела за печатной машинкой, а через мгновение лежит на чем-то гладком и мягком, и на лбу — влажная тряпица. Как оказалось, мужской носовой платок.

Раздраженный голос Имара выговаривал невидимому собеседнику:

— Сплошное головотяпство. Даже элементарного нашатыря не оказалось под рукой. В комендатуре три этажа, сорок кабинетов и ни одной аптечки.

— Не было потребности, — ответил ровно голос В'Арраса. — Исправим упущение.

Позже выяснилось, что напарницы переполошились, когда Айями осела кулем, и бросились за Имаром. Тот, недолго думая, подхватил бессознательную амидарейку на руки и отнес до ближайшей горизонтальной поверхности, а именно в приемную полковника О'Лигха на третьем этаже, где и уложил на диван. И проигнорировал кабинет господина подполковника, находящийся по соседству.

— Я вызову врача, — заявил Имар.

— Пожалуйста, не нужно. Мне уже лучше, — вымолвила Айями, разлепив губы.

Лицо Имара появилось в поле зрения.

— Вы здорово нас напугали, Аама. Как самочувствие?

— Хорошо, спасибо.

— Заметно, как вам хорошо, — ответил он с иронией. — Я не доктор, но вижу, что у вас нездоровый вид. Бледность, испарина. И голос слабый. Вот, выпейте, — протянул стакан с водой.

— Уверяю, мне гораздо лучше. Посижу немного и пойду. Нужно закончить перевод.

— Еще один эффективный способ самоубийства — загнать себя работой до смерти, — произнес весело Имар. — Я позвонил Оттину. Он скоро прибудет.

— Нет, пожалуйста! — Айями попыталась приподняться, и у неё закружилась голова. — Я в силах добраться до больницы. Не стоит беспокоить вашего доктора. Я пойду к Зоимэль.

Однако ж, Имар не унимался и настаивал на том, чтобы отнести её в больницу. На руках. К Оттину. И потребовал, чтобы впредь в обществе даганнов не упоминалось о врачах-дилетантах женского пола.

Имар наступал — Айями слабо сопротивлялась. Но тут вмешался В'Аррас и объявил, пресекая препирательства:

— Машина стоит внизу. Г'Оттин ждет.

И опять Имар вызвался сопровождать и поддерживать, но господин помощник ответил:

— Поступило указание. Сопровожу я.

А Имар не стал пререкаться, потому как идти против указаний вышестоящего начальства равносильно трибуналу.

В результате, когда Айями отлежалась и смогла подняться на ноги, её привезли прямиком к порогу больницы, причем В'Аррас организовал доставку пассажирки весьма оперативно. Пальто и сумку принесли в приемную, заведенная машина фырчала у крыльца, и Айями уселась на заднее сиденье под взглядами переводчиц, прилипших к окну.

— Очень неудобно получилось, — сказала она неуклюже. — Не стоило нарушать рабочий режим господина полковника.

— Его нет в городе, — ответил В'Аррас. Он занял место рядом с водителем и отвечал, не поворачивая головы.

В сопровождении господина помощника Айями прошла в больничное фойе и попала под прицел внимания дежурного. Езда заняла, от силы, пять минут, и пассажирка чувствовала бы себя ужасно неловко в сложившейся ситуации, но неловкость перевешивалась апатией и усталостью после обморока. Однако ж, Айями предприняла очередную попытку уклониться от визита к даганскому специалисту.

— Наверняка у господина доктора немерено дел. Я могу прийти в другой раз.

— Велено препроводить к Г'Оттину. О встрече условлено, — объявил господин помощник, и Айями не посмела ослушаться.

Даганский врач действительно ждал, но не тратил время впустую и мыл руки в раковине, щедро их намылив. Незнакомая медсестра-амидарейка, возившаяся с инструментами, взглянула с любопытством на Айями.

Кабинет как кабинет. Врачебный. Чистый и светлый. На работниках голубые халаты и шапочки. И медицинские перчатки. Флаконы и банки стоят в стеклянном шкафчике. На полке кастрюлька с надписью: "Стерильно". На этажерке — бинты, шприцы, скальпели и прочие режущие, колющие и пилящие приспособления. Вот тебе и необразованные дикари.

Доктор кивнул медсестре, и та вышла.

— Чья? — обратился к господину помощнику, глянув мельком на Айями.

— Веча.

— Доверяет? — хмыкнул врач и, вытерши руки, бросил полотенце в корзину. Заодно снял шапочку и марлевую повязку, болтавшуюся на одном ухе.

— Так точно.

— Ладно. Жди в коридоре, — велел доктор.

Он выглядел гораздо старше В'Арраса и обращался к нему на "ты" в покровительственной манере. И навскидку казался постарше господина подполковника. На возраст доктора указывали лучики морщин возле глаз и легкая проседь в волосах.

И он не церемонился с Айями.

— Садись, — указал на стул. — Что беспокоит?

— Ничего.

— Зачем же пришла?

— Мне сказали, что нужно. Я не хотела... вас отвлекать.

— Ясно. Сознание не теряла и от осмотра отказываешься, — не то утвердил, не то спросил Г'Оттин.

— Да.

— На вопросы-то, надеюсь, ответишь.

И снова непонятно, то ли спросил, то ли решил за Айями.

Доктор и смотрел так же, как и говорил. Без эмоций. Как и должен смотреть врач, который видит перед собой не человека, а пациента. Глаза у Г'Оттина посажены глубоко, и взгляд пронзительный. А сам он смугл и черняв, как все даганны, и так же высок и широкоплеч.

— Погоди минутку, — сказал доктор. Вышел из кабинета и вскоре вернулся, не дав разнервничавшейся Айями открутить пуговицу на манжете.

И начался допрос. Г'Оттин заинтересовался всем, вплоть до детских болезней, переломов и оперативных вмешательств, имевших место. Затем перешел к расспросам о текущем состоянии: как часто возникают головокружения и шум в ушах, случалась ли прежде потеря координации, и прочая, и прочая.

После чего предложил лечь на кушетку.

— Не дрожи как стриженая овца. Раздеваться не потребую.

Айями испытывала неловкость. Она успела забыть, что поначалу отказалась от осмотра, и подчинилась авторитету господина доктора.

Его пальцы щупали и мяли через ткань платья. Надавливали деликатно и в меру, но Айями закусила губу: под уверенными движениями рук заныл низ живота.

Господин Г'Оттин замерил пульс и оттянул веки, чтобы осмотреть склеры.

— Когда кровила в последний раз?

Айями смутилась. Стыдно говорить об интимностях с мужчиной.

— Знаю, что давно, — ответил за неё доктор.

— Больше года прошло, — подтвердила Айями через силу.

Неожиданно отворилась дверь, и в кабинет вошла Зоимэль — неестественно бледная и с красными щеками, похожими на пятна.

— Вы хотели это видеть? — спросила гневно и кинула тетрадку на стол.

— Здравствуйте, — сказала Айями обрадованно, порываясь сесть.

— Насколько понимаю, у вас имеются сомнения в моей компетенции, — продолжила звенящим голосом врачевательница. — Айями, что случилось?

— Ничего из ряда вон выходящего, — ответил Г'Оттин и, устроившись за столом, раскрыл тетрадь.

Айями разглядела свое имя на обложке. Выходит, Зоимэль принесла медицинскую карточку.

— Функция яичников восстановилась, но организм отвык и пытается приспособиться. Отсюда обморок и общая слабость, — продолжил даганн. — Ваша пациентка закровит если не сегодня, то завтра.

Айями ухватилась за края кушетки. Не то чтобы слова доктора ошеломили, но все же явились неожиданностью и, к тому же, неприятной.

— Аменорея длилась достаточно долго, поэтому с большей долей вероятности возникнут боли в области живота, которые могут отдавать в крестец. Советую взять день отдыха и провести его дома, в постели. С грелкой на пупке. Тяжести не поднимать. И принять болеутоляющее, — сказал он и придвинул к Айями бумажный пакетик. — Внутри таблетка. На будущее рекомендую длительную витаминотерапию плюс полноценное питание.

— Кого вы сейчас учите: меня или мою пациентку? Причем показательно, — произнесла Зоимэль, вздернув подбородок.

— Я так и думал, — заметил вслух Г'Оттин, прочитав запись в тетради. — У ребенка было тазовое предлежание, которое ты не смогла распознать.

— Ни один врач не сможет определить со стопроцентной гарантией положение плода!

— Если врач слеп и глух, — уточнил даганн. — Предлежание плода с легкостью распознается к середине срока вынашивания. И если вовремя принять меры, ребенок развернется.

— И за день до родов? — спросила c издевкой Зоимэль.

— И во время родов, — ответил Г'Оттин. — И твоя пациентка родила бы быстро и без осложнений. Она знает о твоей ошибке?

Лицо врачевательницы залила мертвенная бледность.

— Не смейте мне тыкать. И уж если ваша медицинская этика позволяет читать нотации в присутствии пациента, могу сказать в оправдание: мне не хватало времени на то, чтобы уделять достаточно внимания гражданскому населению. Основной моей работой являлось врачевание в госпитале.

— Или, проще говоря, ты халтурно отнеслась к своим обязанностям. Определить положение плода — дело одной минуты. Назначить комплекс упражнений — дело двух минут. О массажах и не говорю, тебе ведь было не до гражданского населения, — заключил господин врач.

Айями решила бы, что он ехидничает, но бесстрастное лицо доктора и безэмоциональность слов ставили в тупик.

Зоимэль не сразу нашлась с ответом и сверлила "коллегу" возмущенным взглядом.

— Еще скажите, что у вас, даганнов, рентгеновское зрение, — изрекла с сарказмом.

— Нет. Тонкий слух и чуткие пальцы, — ответил Г'Оттин. — Поэтому не каждому под силу быть хорошим врачом.

И опять Айями показалось, что он поддел врачевательницу.

— Вы правы. Кому-то надо быть самоуверенным лгуном. Для начала продемонстрируйте наглядно острый слух и чувствительные конечности. Тогда и продолжим нашу приятную и содержательную беседу, — молвила надменно Зоимэль и направилась к двери.