Глава 7. Творец безобразий. (Завершена)

— Вы даже одеваться не будете? — удивленно отозвался капитан.

— Не-а! Мне в ваших плащах, — злодейка закуталась плотнее. — Хорошо и тепло!

Оставшиеся сборы были завершены за пару минут и могучие кони с готовностью построились, чтобы гордо, походным строем, вернуться домой с победой. Не всем удалось пожевать мясца, ну и ладно. Главное — враг полностью уничтожен, истреблен и глубоко закопан, чтобы знал свое место!

Капитан самураев вскочил на спину Живоглота, протянул руку, поднял все еще очень слабую девушку и усадил ее перед собой, обняв рукой за талию. Не из похотливых побуждений, а просто чтобы она не свалилась. Лярва не возражала. С чего бы ей, вообще, возражать? Она же не сопротивленка какая, ей в мужских объятиях все по кайфу!

Сияющая улыбкой, она поерзала, устраиваясь поудобнее, и показала язык посматривающей на нее жрице. Смотри, мол, и завидуй! Маюми возмущенно отвернулась, и была подхвачена одним из рядовых самураев, поднявшим женщину, словно игрушку, и передавший своему сослуживцу, вскочившему на коня, что пристроился позади вожака. Старика и девочку передали третьему самураю. Мешки с добычей проверили, все вскочили на коней, и отряд отправился в путь, а Шинро и Хидэ, как особо сегодня отличившиеся, вывели своих скакунов вперед. Ненавязчиво так пристроились справа и слева от капитана, обнимающего и поддерживающего бесценную спасенную.

Лярва тут же начала неуемно болтать, выспросив у парней их имена, поблагодарив еще раз за то, что заметили беду и подняли всех по тревоге, а затем задала главный вопрос:

— А у вас в деревне красивые девушки есть?

— Что? — растерялся из-за внезапного перехода Шинро.

— Таких красивых как вы, акума-сан, точно нет! — польстил вертихвостке Хидэ.

— Таких красивых как я, вообще нигде нет! Я просто, наверное, до утра у вас побуду, пока составлю и нарисую сигнальную схему для того, чтобы обозначить союзникам свое местоположение. Вот и хочу купить у ваших крестьян немного одежды. — Лярва вынула из-под плаща и показала самураям сумку с золотыми украшениями, среди которых было припрятана и горсть монет крупного номинала. — Не в плащах же мне до утра бегать?

— А ваше платье?

— Ну его нафиг! Не хочу одеваться как чужачка! Я хочу стать почти что одной из местных! При чем самой восхитительной, красивой и соблазнительной! Вот и спрашиваю, кто из девушек в вашем селе самая привлекательная? Чтобы закутаться в ее образ, — соблазнительница со сладким вздохом приложила руку к груди. — И стать к вам ближе!

У всех, слышавших ее, челюсти отвисли от такого теплого признания. Положительный заряд заиграл в Ци самураев, гормоны наполнили жаром кровь. Ни лжи, ни притворства. Девушка-красавица хочет стать ближе к ним! Какое чудесное чувство! Каждый в этот момент готов был признаться Лярве в любви.

— Ну, так кто же? — выдержав долгую, приятную паузу, вопросила волшебница.

— Ну, так-то даже не знаю... — Шинро сунул руку под край шлема и почесал затылок.

— Ага, не знает он! — хохотнул Хидэ. — А как Сатоко-чан осенью яблоки собирала, по лестницам на дерево лазила, так целый день причины изобретал, чтобы мимо сада пройти! На ноги ее потаращиться! Пусть даже в шерстяных чулках!

— А сам-то ты лучше что-ли?! — взвился Шинро. — Платок для нее, болван, на ярмарке купил! Подложил, как подарок! Отец ее потом к капитану приходил, платок вернул, и просил чтобы мы девок их не трогали. Срамота, говорил, страшная, да еще и мутантов нарожают.

— Беда какая. — с сочувствием сказала Лярва. — Хидэ-сан, а платок-то у вас сохранился? Тот, что в подарок?

— Нет. Сжег. С обиды.

— Ох. Жалко! Я бы взяла. Шинро-сан! А в чем Сатоко-чан на дерево лазила? Просто так спрашиваю. Любопытненько.

— Зеленое кимоно. Желтый пояс. Серые чулки из кроличьего пуха.

Лярва кивала, широко улыбаясь и представляя себе новый образ. У парней богатый опыт запретных желаний! Это же просто шикарно!

— Мадзумару-сан, — сказала она, обратившись к капитану. — А у вас в деревне баня есть? Можете по радио попросить, чтобы ее истопили? Я вся безобразно сегодня пропотела, ноги грязные, и вообще помыться нормально надо.

— Могу. И прикажу, чтобы ужин подали. К нашему приезду как раз все будет готово.

— Пообещайте крестьянам золото. Я отблагодарю деньгами, от всей души.

— Не нужно.

— Еще как нужно! Ночь же вокруг! Все, наверное, спать хотят, а тут я! Мне нужна от них хорошая работа и радушие, вот пусть знают, и запомнят, что я не какая-нибудь надутая гордячка, способная оставить труд людей без награды. Тем более, что мне самой деньги не очень-то и нужны. Что может быть лучше, чем отобрать награбленное у злодея и отдать все это кому-нибудь, чтобы хороший человек порадовался? Разумеется не просто так отдать, а в обмен на пользу, заботу и благодарность! Чего, вообще, считать эти мелкие пятитысячные монетки? У злодеев их еще много!

По прибытии в деревню, Лярва сразу же порадовала вышедших встречать ее глав крестьянских семей, с извинениями за беспокойство подарив каждому по четыре золотые монеты. Сто тысяч на коммуну, буквально за знакомство!

У крестьян глаза сразу заблестели от мечтаний о новых плугах, боронах и скотине. Плуги, пожалуй, в сторону, с землей самураи помогут, а прибыль к бычку и двум коровам еще пары коров сразу всех детей коммуны обеспечит молоком! Может еще и три коровы плюсом будет, али четыре? Щедрость внезапной гостьи-то на первом подарке не иссякла!

Нажаловавшись на то, что в бою пострадала и запачкалась ее одежда, Лярва попросила позволить ей, за небольшую денежную благодарность, выбрать несколько вещей из имущества местных молодых девушек. Не забыла отдельно спросить о Сатоко, о которой, мол, самураи вспоминали как о той, у кого могут найтись все нужные ей вещи. Двадцать минут, и молодая крестьянка, никогда не упускавшая возможность повертеть хвостом перед бандой молодых великанов, была безжалостно ограблена, вздумала возмущенно бубнить, получила подзатыльник от матери и отправилась дуть губы на чердак, а довольная Лярва, оставив дарителям цену еще одной коровы, забрала вожделенный сверток и, в сопровождении двух девушек, отправилась мыться в баню.

Каждая из банщиц получила по золотой монете. Еще по монете Лярва вручила пяти женщинам, занимавшимся готовкой и подачей внеурочного ужина, а еще пять монет отдала главам семейств, чтобы на ближайшей ярмарке купили стайке детишек целый мешок конфет и пряников.

Половину коровы на сладости спустить?! Угу, щ-щас! Что серебра и медяков на сдачу останется, то и пойдет на пряники. Нечего причудам городских потакать. Эти пять монет к остальным тридцати семи добавить, поторговаться на ярмарке хорошенько, и к четырем гарантированным коровам, пятая получится. Пять коров! Почти задаром! Вот это удачи им с неба упало!

Лярва же, чувствуя как все вокруг довольны, была довольна больше всех. Местные крестьяне, вопреки стереотипам, оказались людьми умными, опрятными и дружелюбными. Если кто из них и был падок до спиртного, то капитан Мадзумару в кулаке держал всех крепко. Чтобы пользоваться вещами этих людей, никакого усилия делать над собой Лярве не пришлось. Хорошенько отмывшись, расчесав волосы, одевшись в чистое и накинув на плечи теплый пуховый платок, коварная злыдня вышла к семнадцати ожидающим ее мужчинам. Все здесь, кроме капитана. Даже проштрафившихся оболтусов, Шинро и Хидэ, назначенных в три штрафных охранения за то, что вздумали изображать нарушение связи и не подчиняться приказам командира, на сегодня освободили от службы. Чего сторожить-то? Никто же не спит! Жаль, что сам Мадзумару не пришел. Где его носит? Не хочет что ли посмотреть, как она тут, в том самом кимоно, с тем самым поясом, в тех же самых шерстяных чулках? Ничего не поделаешь. Зато молодежь вон как обалдела! Еще бы! Что, мальчики, все помните, как с ума сходили по той вертлявой красотке? Посмотрите-ка теперь на меня! Вот я какая! Вот какая! Вот!

Один из великанов попытался цапнуть хвастунью за бок, но она грациозно увернулась и показала ему язык. Намек сразу был понят, и все семнадцать грозных гигантов медленно и вальяжно начали перемещаться по двору, якобы невзначай стараясь сомкнуть вокруг вертихвостки кольцо, а та, с точно таким же невинным видом, лавировала между ними, деревьями и строениями, ускользая из окружения. Силы были неравны, провокаторшу уверенно загоняли в угол, но появившийся из темноты капитан дожидаться финала не стал, прикрикнул на всех, заявил что ужин подан, и приказал идти принимать пищу.

Лярва с готовностью оттолкнулась ногами от земли, взлетела в верх метра на три, приземлилась плетенными сандалиями одному из загонщиков на плечо и, насмешливо хлопнув ладонью парня по макушке, прыгнула к выходу со двора бани. Обернулась на обреченно вздохнувших парней, улыбнулась, поманила рукой и потопала, дрязняще работая бедрами и талией так, что желтый бант на ее поясе вилял то вправо, то влево.

— Уверена? — тихо спросил у нее капитан, намекая, что подобные игры вполне определенно могут привести к некоторым серьезным последствиям.

— Пф-ф-ф! — с веселым пренебрежением фыркнула дикая лиса. — Ну конечно! Не волнуйтесь, капитан! Как йокай-покровитель этого селения, я сама любого, кто ваших бойцов хоть в чем-нибудь обвинит, сразу утащу в глухую чащу, зверски искусаю, загрызу и съем! Нет, вид сделаю, что съела, а на самом деле Живоглоту скормлю. Нельзя одной маленькой лисичке столько жрать. Не хватало еще перед зеркалом вертеться, и ныть, что я стала вдруг толстая!

Мадзумару только головой покачал и взмахом руки приказал всей толпе оболтусов следовать за ним.

За ужином, лицедейка болтала без умолку, рассказывая любопытствующим слушателям разные случаи из мировой истории, в которых кто-нибудь кого-нибудь, как правило мужчины женщин, героически спасал. Расписывала свое этим восхищение, и еще большее восхищение от того, что ей самой повезло стать героиней такой истории. Но без подвоха она не могла. Жрица Маюми, что скромно и тихо-тихо принимала свою трапезу в уголке, подавилась лапшой и закашлялась, когда Лярва вдруг начала рассказ о несчастной жрице одного из малых храмов Ветра которую бандиты, после того как сожгли храм, держали на цепи, морили голодом и мучили. На спор выясняли, что эта чистая, светлая душа сделает первым — умрет, или согласится добровольно отдаться им за кусок черствого хлеба. Как однажды храбрый и невероятно сильный боевой жрец во главе самурайского отряда ворвался в бандитский лагерь, ударами булавы лично раскидал и вбил в землю десятка два гнусных мордоворотов, а потом, проходя мимо клеток с истощенными пленниками, заметил среди гнилых тряпок, грязи и ржавчины слабый свет влюбленных глаз...

— Значит, та жрица так и не сдалась бандитам? — без каверзной мысли спросил один из самых недогадливых.

— Не-а! — отозвалась Лярва, с невинным видом собирая кусочком хлеба остатки подливы с тарелки. — Не согласилась, не сдалась. Все выдержала и не сломалась, но наверное надо ей сказать, что все закончилось, а то она явно перестаралась, и в свои тридцать шесть лет до сих пор девственница...

— Ах ты, черная, болтливая гадина!!! — взвилась в бешенстве жрица, схватила подушку, на которой сидела, и бросилась к радостно взвизгнувшей злодейке, что тут же подскочила под потолок, пробежалась по стенам и нырнула в открытую форточку, в которой тут же застряла своей, отъетой по нынешней моде, задницей.

— Вай! Вай! — взрослая на вид, но явно не состоянием души, безобразница дергалась в окне и дрыгала ногами. — Маюми, не бей! Перерыв! Перемирие! По техническим причинам!!!

Бревенчатый дом, приспособленный к приходящим с гор зимним холодам, ходуном ходил от дружного самурайского хохота.

— Нет, я не могу, какая же ты невозможная дура! — пылающая багрянцем, Маюми в гневе швырнула подушку на пол, вернулась к своему столику, забрала с него чашку прохладного напитка, осушила ее, поставила посуду и, гордо удалилась на веранду. Остыть на прохладном ночном воздухе.

— Тише вы, тише. — утирая слезы смеха, принялся урезонивать своих бойцов капитан. — Ребенка напугаете.

Ребенок, Юми, что вместе с дедом Аринори присутствовала на ужине спасателей и спасенных, смеялась не менее заливисто, чем самураи. Ужас кошачьего плена отступил, сменившись чувством безопасности и надежной защиты. Психологических травм не будет. Веселая тетя, добрая жрица и могучие самураи никому не дадут ее в обиду. А еще, тетя лиса обещала, что обязательно спасет тетю Хоноку!

— Фуф, спасена! — злыдня повисла в окне с облегчением. — Ну и чего ржать?! Подумаешь, не могу пока просчитать все до миллиметра! Дайте еще часиков пять повосстанавливаться, и перестану в форточках застревать! Идите помогите лучше! Не видите что ли?! Дама в беде!

Лярву оперативно спасли, поставили на ноги, отряхнули и выпустили из рук. Как оказалось, совершенно напрасно. Сославшись на то, что надо со жрицей поговорить, неугомонная пакостница вышла на веранду и оттуда, через десяток секунд, донеслись отчаянные вопли несчастной служительницы храма.

— Ах ты, гадина! — уже почти не стесняясь в выражениях, кричала Маюми. — Да я тебя пришибу, зараза паршивая! Ай! Ой! А-а-ай! Паразитка поганая!!!

Вылетевшие толпой на веранду самураи заметили мелькающий в темноте желтый бант удирающей лисицы, а затем окружили корчащуюся и хватающуюся за спину жрицу-страдалицу.

— Она... она яйцо куриное... мне за шиворот запихнула, и по спине хлопнула! — срываясь на слезы обиды, пояснила несчастная. — Ай! Ой! Всю спину изгадила! За что?! Не могу я больше!!!

Жрица разревелась, и нахмурившийся капитан, подойдя к краю веранды, громко крикнул в темноту.

— Акума-сан! Ну-ка идите сюда! — пауза в четыре секунды. — Идите сюда, немедленно!

Лярва, успевшая сделать круг, соскочила с крыши столовой, встала перед коллективом и виновато-сердито надула губы.

— Ну чего вы? Я — пошутила.

— Это не шутки! Даже если Маюми-сан вас чем-то зацепила, это не повод над ней издеваться! Ну-ка идите сюда! Встаньте здесь, и извиняйтесь!

Обидчица с пристыженным видом встала перед хлюпающей носом жрицей, поклонилась, пробормотала извинения и вынула из недр своей одежды еще одно куриное яйцо.

— Вот. — сказала она, протянув яйцо жрице и наклонившись так, чтобы ворот кимоно оттопырился. — Отомсти, если хочешь. Только не обижайся!

— Отстань от меня! — втянув сопли, Маюми отвернулась. Глаза хищницы при взгляде на спину жертвы тут же алчно сверкнули, но капитан самураев это заметил и показал злыдне сжатый кулак.

— Ладно, ладно, нельзя, так нельзя! Прости меня, Ми-чан! Я правда так больше не буду.

— Придется за этим проследить. Парни, не спускайте со злодейки глаз! На горку не пускать! На качели тоже! Она — наказана!

— Приказ принят, Мадзумару-сенсей! — дружным хором, ответили самураи и расхохотались.

Детский сад, желтые панамки.

Общественность в шоке от выкрутасов дикой лисы. (Немного не та общественность, что здесь, но чудить лиса не только здесь намерена.)