Тони этого не понимал или не хотел понимать — Роджерсу было не до выяснения подноготной. Старк высмеял его, делая отвратительные скабрезные намеки, от которых едва не стошнило, и хрупкие намеки на дружбу, первые с момента разморозки, проросшие в душе Стива, погибли, как сорняки от мороза.
Тони из сына Говарда и друга стал просто сыном Говарда Старка. Не больше.
А Стив зарекся хоть кому-то что-то говорить о личном. Да и кому? Мисс Романофф? Которая пыталась подложить под него всех особ женского пола, имеющихся в наличии? Да и сама не прочь была залезть в его койку? Директору Фьюри? Сэму, слишком внимательно слушающему его редкие откровения?
Спасибо, нет. Поездки с кордебалетом прекрасно показали ему всю опасность «медовых ловушек», а общение с политиками напрочь отбило доверие к высокому начальству. Он слишком хорошо все это помнил — для него война была только вчера. Еще вчера он шел вперед, истекал кровью и умирал. А люди, окружающие его, об этом даже не думали.
Для них он был суперсолдатом — машиной, не рассуждающей, встающей с колен и убивающей, не задумываясь об этике и законности приказов. Да, его ранения заживают быстро — но боль он чувствует, как и все. Вот только это никому не интересно.
И когда Рамлоу показал ему фотографию Баки — живого, задумчиво жующего пончик, Стив просто шагнул вперед, готовясь выдавить из командира Страйка информацию — если надо, то буквально. Брок рассказал. И не только рассказал. Показал. Видео. Фотографии. Секретная информация. О Гидре. О кодах. О пытках. О том, как медленно восстанавливал искалеченную память у выкраденного супероружия Гидры. Как помогал вспомнить. Снова стать человеком, а не функцией.
И все это стало возможным только благодаря тому, кого жестокий Кроссбоунс называл своим Учителем.
Стив не обманывался. Локи и его ученик — не нежные фиалки. Не альтруисты, радеющие за благо во всем мире. Не святые. Но они такими и не прикидывались. И это Роджерса совершенно устраивало.
Он и сам не пацифист.
Закончив сборы, Капитан подхватил щит, блеснувший остро отточенной кромкой, и стукнулся кулаком о кулак со своим братом. Его семья снова жива, и мнение остального мира его не волнует.
— Готов, брат?
— Всегда, брат.
Стив натянул полумаску, шагая вслед за Баки.
Жизнь прекрасна. И убийство вновь поднявшей голову Гидры сделает ее еще лучше. И Баки был с этим полностью согласен.
* * *
— Не интересует, — небрежно бросил папку на стол Локи. Пирс состроил печальное лицо, но ситх отлично ощутил вспышку злобной ярости — слишком давно находящийся на вершине пирамиды власти мужчина отвык от отказов.
— Я понимаю, — медленно кивнул Александр, — но, может, вы передумаете?
— С чего вдруг? — равнодушно посмотрел Люк. — Я вам не нянька, чтобы за ручку водить, хулиганов отгонять. Сами.
— Но… — нахмурился Пирс, пытаясь понять, — вы же покровитель Мидгарда.
Люк насмешливо наклонил голову.
— Мистер Пирс… — ситх закинул ногу на ногу, — то, что я являюсь фактически и юридически владельцем данной планеты, не означает, что я обязан подтирать ее населению сопли. Моя задача — это защита: от вторжений извне; от острых приступов глупости, которыми страдают обитатели Мидгарда, от… неважно. В мои обязанности не входит полный и тотальный контроль над людьми. Я могу подсказать. Я могу научить. Я могу указать путь. Дать знание. Что с этим знанием сделает получивший — это уже другой вопрос. Свобода выбора… Вам знакомо это понятие? — в голосе Люка плескалась ясно слышимая ирония, не пропущенная Пирсом. — Я даю знание. Опыт на основе этого знания вы нарабатываете сами.
Пирс молчал, незаметно сжимая кулак от нарастающего бешенства.
— Это… — Люк шевельнул пальцами, — тотальный контроль. Рабство. Пусть и без ошейников. Вы не думайте, я против рабства ничего не имею, что поделать, дедушкино воспитание, но это не значит, что я его одобряю. Иметь рабов… это… — ситх изящно повел рукой, подбирая выражения, — лишние хлопоты. Рабы — это имущество. А за любым имуществом нужен присмотр. Постоянный. Корми. Пои. Выгуливай. Следи, чтобы не передохли, самоубившись в попытке освободиться, чтобы бунт не подняли. Пресекай излишнее рвение. Придумывай работу — для оправдания их содержания… Это… Глупо. А я не выношу глупости. Ведь тот, кто держит рабов — сам раб. Своего эго, требующего хоть так над кем-то доминировать — в первую очередь. Это слабость. А слабость подлежит искоренению. Немедленному. Я не для того рвал свои цепи, чтобы надеть позолоченный хомут на шею, считая его драгоценным ожерельем. Впрочем… — Локи покачал головой, — не думаю, что вы поймете.
Лицо Александра закаменело. Разумом он понимал, что сидящий перед ним вальяжный бог вполне может быть прав. Что Локи имеет опыт, превосходящий человеческий. Что он пытается объяснить — как взрослый талдычит прописные истины ребенку.
Он не хотел этого понимать и принимать.
Тонкие подошвы итальянских туфель жгла печать под ковром, а самомнение — насмешка в слишком ярких для человека голубых глазах. Ноздри Пирса дрогнули, но он усилием воли смирил рвущуюся изнутри ярость и наклонил голову, словно признавая поражение.
— Прошу прощения, Князь. Я надеялся на сотрудничество, однако… Впрочем, есть еще один проект. Вы позволите?
Локи равнодушно дернул плечом. Пирс встал, подошел к столу, сохраняя непринужденный вид и нажав по пути ногой на бронзовый диск, играющий роль замкового камня. Глаза бога сузились.
— Что ты сделал, человек?
На лице Александра проступил триумф.
— А вот теперь мы побеседуем более непринужденно, — оскалился Пирс, не скрывая радости. Локи опустил взгляд — словно видел сквозь ковер. Александр взглянул на часы, нажал на кнопку, открывая двери. В кабинет вошли шестеро здоровенных бойцов в полной экипировке, бросивших на пол бессознательного Брока Рамлоу, скованного магнитными оковами по рукам и ногам. Локи встал. Молча. Сделал несколько шагов и замер, словно уперся в невидимую стену.
Бойцы подтащили Рамлоу к стене и приковали, словно распиная на андреевском кресте*.
— Легенды говорят, — издевательски затянулся дорогой кубинской сигарой Пирс, — что связать бога можно кишками его детей. Таковых найти не удалось… Но зато, — свирепо оскалился он, — я нашел вашего ученика. А ведь ученик — это практически сын… Не так ли, Князь?!
Локи наклонил голову, рассматривая торжествующего Пирса, словно нечто мерзкое, но бесконечно забавное. Бог снова сел в кресло, положив руки на подлокотники, и вид у него мгновенно стал настолько подавляюще властным, что Александр осекся.
— Кто твой хозяин, раб? — скривил губы Локи, и Пирс едва не сорвался.
— У меня нет хозяев! — взревел он.
— Да? Тогда почему ты загребаешь жар для других? Своими руками? — ехидно ухмыльнулся Локи. — И что ты будешь делать? Вот свяжешь ты меня. Что дальше, человек?
Пирс моргнул. На мгновение где-то на периферии сознания мелькнуло смутное ощущение, что что-то не так. Что это не его желание. Не его стиль. Но взметнувшаяся волна алой ярости смела его, и Александр вновь стал готов переть вперед, как больной бешенством слон, сметая все на своем пути.
Перед ним маячила цель, которой он добивался, долго и кропотливо: мировое господство. Плененный бог станет прекрасным оружием — сильный, жестокий, ну а личность они ему подправят: стоит только свистнуть, и выстроится очередь из вивисекторов, горящих желанием опробовать свои экспериментальные методики.
Все получится. Не смогут сами — привлекут союзников.
И тогда…
Не было никаких сомнений. Никаких моральных дилемм и терзаний. Никаких… Только абсолютная уверенность в том, что все идет так, как надо.
Пирс раздраженно щелкнул пальцами, привлекая внимание одного из бойцов, и тот, вытащив тонкий метательный нож, привычно прокрутил его в пальцах и принялся срезать с находившегося без сознания Рамлоу форму. Пара виртуозных движений, даже не поцарапавших кожу, и форменная рубашка с футболкой повисли длинными лентами, которые тут же сорвали.
Люк смотрел, никак не реагируя. Александр подошел ближе, на его лице проступил жадный интерес. Неожиданно он прищурился, подошел и начал пристально всматриваться в тяжелый перстень-печатку на руке пленника. Удовлетворенно кивнул, дал знак подождать, вернулся к столу, порывшись в ящике, достал толстые кожаные перчатки.
Перстень слезал с неохотой, будто сопротивляясь. Наконец Александр справился с вредным украшением и довольно кивнул. Изображение Звезды было выгравировано на гладком черном металле с внутренней стороны, а на лицевой сверкал небольшой черный бриллиант.
Дорогая вещь для наемника, пусть и высокооплачиваемого.
Удовлетворенно хмыкнув, Пирс положил перстень в шкатулку, к бронзовой Звезде, завибрировавшей при его приближении.
— Еще и мародерствуете… — с улыбкой покачал головой Локи. — Как не стыдно…
— Вам ли об этом говорить! — хмыкнул Пирс, снова бросая взгляд на часы. Дверь открылась, и в кабинет вошли двое.
Рослые. Похожие между собой. Шатен и брюнет. Они двигались слаженно, почти синхронно, плавно переступая, и шагов их не было слышно. Глаза Локи сузились.
— Надо же…
— Здравствуй, Локи, — улыбка шатена была безумной. Брюнет оскалился, крепче сжав посох. — Давно не виделись.
— Мейли, — голос Локи похолодел. — Винта.
— Как поживаешь… Брат?
— Хм… А я думал, вы умерли, — задумчиво потёр подбородок Локи. — Даже тризну организовал. И душевно отпраздновал. Приятно вспомнить.
Мейли побагровел. Посох затрещал в крепкой хватке. Винта оскалился.
— Как же я тебя ненавижу… — исступленно выдохнул Мейли. — Слов нет.
— Правда? — с удовольствием осведомился Локи. — Подробнее можно? Мне всегда было любопытно, где лежат истоки такого отношения. Я тебя, вроде, не обижал. Всё-таки брат Тора… Единокровный.
Мейли захрипел, уцепившись за посох, как за спасительную соломинку. На долю секунды глаза тяжело дышащего брюнета словно полыхнули голубым светом, как и навершие посоха, как и глаза Винты, и Люк подобрался, максимально концентрируясь.
— Ты! — заскрежетал зубами Мейли, воздух вокруг него словно загустел. Пирс и бойцы, молча наблюдающие это шоу, осторожно отодвинулись к стенам. — Мы только и слышали: Локи то! Локи это! Тор то! Тор это! Самые! Ладно, с братом понятно! Первенец! Наследник! Только это его не оправдывает! — Мейли едва не орал. — Тупица, только и умеющий молотком размахивать! Да по бабам шляться! И ты! Кто первый в бою? Локи! Кто любого до полусмерти заговорит? Локи! Кто чудеса создает? Снова Локи! Кто самый умный? Опять Локи! — прорычал Мейли. Винта подошёл к границе печати, жадно уставившись на Локи, слушающего разглагольствования давно считавшегося мёртвым аса. — Отец тобой восхищался. Всегда. И постоянно ставил в пример. Даже когда изгнал. Особенно после того, как изгнал! Хотя и кривил губу. Но все это знали: по сравнению с Тором и Локи мы — существа второго сорта!
Люк презрительно фыркнул.
— Зависть. Надо же! В жизни бы не догадался! — саркастично скривил губы ситх. — Бедняжка. Мне тебя почти жалко. Но ты продолжай, продолжай… Твой скулеж — музыка для моих ушей. Слабак. И поэтому вы поперлись через Биврёст в поисках приключений, но даже это сделали через задницы. Мать оплакивала вас. За каждую ее слезинку я спрошу с вас тысячекратно.
Локи встал. Волосы на его голове зашевелились, словно ими играл невидимый ветер. Винта резко отступил, выхватывая из заспинных ножен два коротких клинка. Мейли поднял посох, очертания которого потекли, открывая истинный вид: вместо привычного для путешественника деревянного шеста с граненым наконечником и круглым набалдашником в руке брюнета сиял голубым светом гибрид алебарды и скипетра. Рука сжалась крепче, и Люк увидел это: проступившие на коже братьев ломаные шрамы, превратившие их в сшитые из лоскутов куклы, полное безумие сломанных разумов и покорность воле невидимого пока кукловода.
— Зря вы вылезли из своих могил, Одинсоны, — Локи подошел к границе печати. — Гнили бы там дальше, горя не знали. Вы пришли в мой мир. Покушаетесь на мою жизнь. Пытаетесь что-то доказать за мой счет…
Посох засиял еще сильнее, люди, стоящие у стен, замерли, как кролики перед удавом — пустоглазые манекены.
— Утомляете меня своей тупостью.
— Мы поймали тебя! — безумно расхохотался Мейли. Люк снисходительно свел брови. Брюнет неосмотрительно сделал шаг вперед, и рука ситха вцепилась в посох.
— Это я вас поймал.
Люк шагнул вперед, выдернув из хватки опешившего от неожиданности Мейли посох, одновременно пнув его в колено. Кость хрустнула, брюнет упал, посох свистнул, серповидным лезвием перерубая шею Винты. Тело рухнуло, заливая ковер кровью, хлещущей из обрубка, голова весело покатилась к стене, прямо под ноги с интересом уставившегося на нее очнувшегося Рамлоу. Брок дернулся, бросил быстрый взгляд вокруг. Полыхнула Сила. Магнитные оковы разомкнулись, выпуская пленника.
Мейли вздернуло на ноги, точно марионетку. Ас бросился на стоящего перед ним врага, не обращая внимания на сломанное колено — Люк отлично слышал, как трутся друг о друга раздробленные куски костей, — на искаженном от ярости лице, превратившемся в гротескную маску, проступили тонкие линии шрамов и снова исчезли, мастерски скрытые чем-то вроде иллюзии.
Пята посоха воткнулась ему точно в солнечное сплетение. Мейли хрипло выдохнул, на миг остановившись. В то же мгновение в грудь аса впечаталась открытая ладонь Люка.
Брюнетом словно выстрелили из пушки. Мейли врезался в стену напротив, оставив огромную вмятину. Он упал на пол, едва шевелясь, Люк неторопливо подошел, и под его взглядом ас взлетел в воздух, вытянувшийся, словно часовой на посту. Ситх внимательно осмотрел спеленутого Силой Мейли, поднял лицо к потолку, подумал, довольно ухмыльнулся. Пирс с бойцами так и стояли, как изваяния — все видящие, слышащие, но не имеющие возможности отреагировать.
Подошедший Рамлоу встал за левым плечом ситха.
— Милорд?
— Урок, ученик. Живой мертвец… — Люк задумчиво прокрутил в руке посох, сияющий мертвенным голубым светом.
— Он не ощущается трупом.
— Да. Потому что еще жив, — пояснил ситх. — Видишь эти шрамы? Его ломали. Долго. Грубо. Не с целью что-то выпытать. Чтобы сломать. Пока разум не погиб. Он совершенно безумен. Одни инстинкты, легкий налет личности, чтобы смог выполнить вбитую в него программу. Реабилитация невозможна. Труп. Игрушка для одноразовой миссии — на большее не годится. Мне интересно, кто же дергает его за веревочки — за ним стоит кто-то, кто-то действует через него.
