Зверь лютый. Книга 8. Догонялки

Чистой воды хамство. От моего невежества и с перепугу. А что я ещё могу сказать? Он-то печник-профессионал, а я печных тягах... Другой аргумент:

— Из печи жар пойдёт, навес загорится.

— Напою всех пивом. Как терпеть сил не будет — посмотрим, у кого струя до потолка достанет.

Мда... Брандспойтов-то здесь нет. Но столбы поставили повыше, соответственно — площадь покрытия сделали пошире. Дождик-то на Руси не только сверху падает, но и сбоку задувает.

Запалили в устье бересту, потом лучинок подкинули, потом дровишки принялись, кружало ивовое занимается, дым повалил...

Начала печка прогреваться, твердеть. А я вокруг неё вприпрыжку. Как вокруг мангала.

Шашлыки все делали? Тут принцип сходный: жар должен быть, а пламени — нет. Только здесь-то шампур с места на место не переложишь. Жар должен быть равномерный. Вот я и скачу вокруг. С ведёрком воды и охапкой сухих дровишек.

Чуть не слетел в это... пекло. Так бы и зажарился живьём. Есть тут... некоторые, которым это блюдо — "ванька запечённый" — очень по вкусу бы пришлось. А вот и не дождётесь.

А поутру дождь пошёл.

"Не иди, дождик, где косят,

А иди, где просят.

Не иди, дождик, где жнут,

А иди, где ждут!".

У нас и — "не просят", и — "не ждут". А он идёт. Но мы под навесом и нам плевать. Греем дальше.

Печку грели три дня. Жилята всё время нос воротил: "не получится". Я это и сам знаю! Ты мне расскажи — как сделать, чтобы получилось!

Все три дня просидел безвылазно на глинище. Прокоптился... как копчёный угорь.

Вообще — дурдом. Тут у меня дымовуха в 4 метра диаметром. Дрова-то все сырые — дым клубами валит. Ниже по горушке — в ямах глину с песком смешивают. Хорошо, штыковые лопаты есть — здешними "вёслами" глину не враз провернёшь. Чтобы парни не намокали — навес. Рядом "творцы" сидят — набивают в формовочные рамки смесь, срезают верх деревянным ножом, вытряхивают заготовку.

Ещё навес для "творцов" нужен, рамки им надо какие-то... на защёлках, что ли, придумать? А то эти, неразборные, долго не проживут. Рядом кирпич сушится. Сначала рядами плашмя, потом — на торце, потом в "банкетах". Раз "сушится" — как минимум, воды сверху быть не должно. Не, я, конечно, видал как-то новгородский средневековый кирпич со следами дождя. Но... сомневаюсь.

* * *

На кирпичах много чего видно. Что в Киеве и в Чернигове по ним дети собак гоняли, и рисунки рисовали. Более всего тогдашние детишки рисовали лошадок. В Новгороде кирпичи на траве раскладывали, в Смоленске — на ряднине. Но мы по-простому — площадку песочком засыпали и сверху навес поставили.

Вот ещё одна "святорусская загадка". Кирпичи на Руси делали в нескольких местах. Эти центры кирпичного производства запускались в разное время, под разными правителями, для разных целей. Но есть общая закономерность: в каждом таком промышленном центре первый, самый древний кирпич — около 38 см длиной, а последний, после, примерно, полутораста лет функционирования любого центра — около 27 см. Соответственно менялась и ширина, но не толщина. Почему "святорусский" кирпич всегда вот так эволюционирует — никто не знает.

Я, по простоте душевной, полагаю здесь проявление более общей закономерности, отмеченной ещё Гоголем:

— Что там в России?

— Да всё воруют.

Заказ кирпичей в "Святой Руси", как и в моей России, шёл тысячами штук. Поэтому мастера, устанавливая цены "по старине, как с дедов-прадедов повелось", потихоньку уменьшали размер изделия. Следуя примеру своих же правителей: русские князья в эту эпоху постоянно "портили серебро", подмешивая в основную платёжную единицу — куну — медь, олово и свинец.

"Каков поп — таков и приход" — русская народная мудрость.

Пока правители в деньгах обманывают — народ кирпичи укорачивает. Наглядное, "кирпичное", выражение понятия "инфляция".

Потом пошла, наконец-то, загрузка в печку уже для дела. Первый ряд укладывается концами на перемычки, на ребро, поперёк перемычек, второй плашмя и поперёк первого. И так далее. Всего, судя по высоте, до которой мы внешние стенки довели, должно быть рядов 12. В ряду — примерно 450 штук.

Первый будет явный брак. Кирпич-сырец... Он же сырой. Он под нагрузкой изгибается. И самый верхний ряд — он лежит на предпоследнем, который тоже укладывается плотно, как крыша. Соответственно — не пропечётся. Плюс, подозреваю, и вторые ряды. Второй снизу и второй сверху. Плюс естественный бой, бой при транспортировке, брак при изготовлении смеси и при сушке, температурные перекосы...

Как бы у меня тут половина продукции не оказалось бракованной...

Может, я чего не так делаю, может чего подправить можно... Весь испереживался.

Да, кстати, помнится я как-то сильно грустил, что нечем померить температуру под тысячу градусов, которая должна быть при обжиге кирпича? Сделал я термометр высокотемпературный. Ни у одного попаданца не встречал, а я вот додумался! Прокуй по моей команде посадил на штырь две полосы металла: кованного железа и меди. Вот этим, общим концом со штырём, прибор сквозь стенку печки я и вмазал. А свободные концы снаружи оставил.

Прикол в том, что при нагреве медь и железо расширяются по-разному. Разница — примерно 6 микрометров на градус Цельсия. По медяшке — насечку сделали, в полмиллиметра деления, примерно. Медяшка при нагреве растёт, а железка — отстаёт. Разница в полсотни градусов... если присмотреться — видна на глаз.

Теперь бы протарифицировать этот... прибор. Типа: какая рисочка должна быть, чтобы — "всё у нас хорошо". У печки два основных режима. Сначала — прогрев, водичка испаряется, градусов 300-350. Потом кирпич жарится, надо держать 900-950.

Как известно, самый вкусный шашлык делается под лёгким, моросящим дождём. Вы не знали? Так поверьте старому шашлычнику.

"Сколько я нарезал, сколько замочил

У мангалов разных сколько насадил...".

Тут — водяная пыль со всех сторон. Жарим кирпичи в надежде на достижение "тонкого, изысканного вкуса"...

Цикл работы такой печки 10-15 дней. Три дня греем, повышая температуру, потом неделю ждём — пока остынет.

Но ждать мне не дали — пришли Аким с Яковом.

О, дед уже и к длительным пешим прогулкам гож стал!

Жилята, углядев старшего, кинулся плакаться:

— Вот, сыночек ваш, бестолочь плешивая, всё не по-людски делает... добрых людей не слушает, только добро переводит... смердов-то попусту мучает... сам малой, ума-то ещё нет, а гонору-то...

Аким поглядел, послушал, похмыкал и выразился по-семейному:

— Яша, дай дурню в морду.

А когда битый Жилята вылез под общим присмотром из очередной лужи, объяснил:

— Ежели всякое мурло смердячее будет сына боярского в его же земле ругать да поносными словами называть, то никого порядка не будет. А будет в людях смущение и неустроенность.

Если мне удалось "нормализовать" Жиляту только с третьего раза, то Акиму он начал кланяться с одного. И больше не выступал.

Ну, понятно: Аким — "муж добрый". И годами, и бородой, и вообще: "славный сотник храбрых смоленских стрелков". Аким только бородёнкой дёрнет, а все вокруг уже внимают и прислушиваются.

Факеншит! Когда же я вырасту?!

Но Аким, отозвав меня в сторону, убил наповал:

— Людей надо отпускать по домам. Вот-вот гуси-лебеди полетят.

Я, естественно, сначала решил встать на дыбы:

— А что нам всякие гуси-лебеди? Отобьёмся.

Но озвучить не успел, а подумавши малость, под внимательными взглядами родителя-благодетеля и слуги его верного, поклонился им в пояс да сказал:

— Спасибо тебе, батюшка, за поучение, за совет да заботу.

Опять я лопухнулся. А ведь говорили мне мужики, да я отмахивался. Впёрся в эту печку, как в девку красную, ничего другого ни слышать, ни думать не хотел.

Глава 168

* * *

Кто из моих прежних соотечественников слышал термин: "осенняя поколка"?

Для многих охотничьих племён — самое важное событие в году. С наступлением холодов масса разных копытных начинает откочёвывать. С летних пастбищ на зимние. В тундре Америки и Евразии собираются огромные стада диких оленей и двигаются к северной границе лесов. Южнее лесной полосы — массы бизонов по ту сторону Атлантики заполняют прерии, уходя к югу. Самое большое стадо парнокопытных — 200 миллионов голов.

В Великой степи косяки, прежде всего — лошадей-тарпанов, собираются вместе и тоже уходят. Одни — на север, прижимаясь к границе леса, другие — к югу. Есть ещё варианты, смотря по местной географии.

"Летит, летит степная кобылица

И мнёт ковыль".

— А почему — "летит"?

— Так осень же пришла! Вот все и полетели.

Идёт миграция огромных масс съедобного мяса. И на их пути всегда возникают маленькие сообщества всеядных обезьян-хомосапиенсов, старательно превращающих "мясо мигрирующее" в "мясо съеденное". Во всех узостях — на речных бродах, в долинах и оврагах, в горных проходах — охотники ждут дичь.

Это не охота в представлении моих современников — это промышленная заготовка мяса. На неё выходят не одиночные охотники-мужчины, а всем племенем. Пока мужчины режут этот "посланный богом" скот, женщины разделывают туши, снимают шкуры, рубят мясо, оттаскивают к кострам, на которых оно коптится...

Удачная поколка позволяет племени сыто прожить зиму. Очень удачная — несколько веков.

Вот так прожило непрерывно четыре века на одном месте какое-то охотничье племя на территории нынешней Праги, над обрывистым берегом Влтавы. Уж очень удобным был рельеф местности для организации загонной охоты. Раз за разом массы копытных приходили сами или сгонялись охотниками к этому обрыву. А внизу их уже ждали женщины с инструментами для добивания "прыгунов с трамплина" и разделки их тушек.

В лесной полосе таких массовых кочёвок копытных нет. Но есть аналог мигрирующего мяса степей и прерий — перелётные птицы. И снова — это не охота в понимании того же Тургенева:

"За четверть часа до захождения солнца, весной, вы входите в рощу, с ружьем, без собаки. Вы отыскиваете себе место где-нибудь подле опушки, оглядываетесь, осматриваете пистон, перемигиваетесь с товарищем. Четверть часа прошло. Солнце село, но в лесу еще светло; воздух чист и прозрачен; птицы болтливо лепечут; молодая трава блестит веселым блеском изумруда... Вы ждете. Внутренность леса постепенно темнеет; алый свет вечерней зари медленно скользит по корням и стволам деревьев, поднимается всё выше и выше, переходит от нижних, почти еще голых, веток к неподвижным, засыпающим верхушкам... Вот и самые верхушки потускнели; румяное небо синеет. Лесной запах усиливается, слегка повеяло теплой сыростью; влетевший ветер около вас замирает. Птицы засыпают — не все вдруг — по породам: вот затихли зяблики, через несколько мгновений малиновки, за ними овсянки. В лесу всё темней да темней. Деревья сливаются в большие чернеющие массы; на синем небе робко выступают первые звездочки. Все птицы спят. Горихвостки, маленькие дятли одни еще сонливо посвистывают... Вот и они умолкли. Еще раз прозвенел над вами звонкий голос пеночки; где-то печально прокричала иволга, соловей щелкнул в первый раз".

Как это... тонко. Мило, изысканно... Забыть напрочь. Вот совсем другое описание:

"При пролёте стаи над фортом непрерывно палили из пушек и ружей, фермеры сбивали птиц жердями, а рыбаки — вёслами. Стригальщики овец тыкали в пролетавших низко птиц ножницами, и даже собаки выбегали на возвышения, откуда прыгали в воздух и хватали птиц зубами".

Даже пулемёт был впервые изобретён для стрельбы по этим стаям.

Речь идёт об американском странствующем голубе. Численность популяции оценивается до начала 19 века — от 3 до 10 миллиардов(!) птиц. Пролетающие стаи закрывали свет солнца, растягивались, при перелёте на новое место, на полтысячи километров. При посадке стаи в лесу на ночёвку под грузом птиц ломались деревья. Сила их крыльев такова, что они пролетали за 6 часов 300-400 английских миль, по миле в минуту, вес одной стаи оценивался в полмиллиона тонн, а слой помёта, остававшийся на земле и строениях от пролетавших птиц, измерялся футами.

* * *

Это и имел в виду Аким, сказав: "Вот-вот гуси-лебеди полетят". Понятно, что птичьих стай такой численности, как у американцев, у нас нет. Но северные пернатые, прежде всего — серые гуси, собираются в стаи в несколько сотен, иногда — до тысячи, голов. Взять такую стаю, при весе отдельного экземпляра 3-5 кг...

Какое там "побродить с ружьишком"! Массовые заготовки на зиму. Поколка.

К стыду своему, я, как и широкие массы моих современников, не имею опыта проведения подобных мероприятий. Самое важное дело в истории человечества, событие, под которое развивалась вторая сигнальная система хомосапиенса, социализация, технологии...

А мы-то... Утратили мы нормальный, естественный, человеческий образ жизни, позабыли о своих исконно-посконных корнях, о загонной охоте, о массовом забое, о поколке...

Как-то, чисто случайно, попалась на глаза инструкция по использованию картечи четвёртого калибра при стрельбе по стаям диких гусей в низовьях Оби:

"Ружьё устанавливается посередине лодки в станке на подвесе. Ствол направляется в сторону стаи, желательно в вертикальном положении".

Потом — бздынь... и пошли собирать чего упало. Такой... дробовик-зенитка.

Ружья у меня тут нет, ничего подходящего у попаданцев я вспомнить не могу, остаётся слушать туземцев.

А туземцы используют рыбацкие сети. Прошу заметить — для охоты на птиц. Идея простая: водоплавающие птицы ночуют на воде. Находят заводи со слабым течением, прячут головы под крылом и дрыхнут.

Правда, "часовые — не спят". По тревоге вся эта плавающая птицефабрика начинает орать, бить крыльями, разгоняется, перебирая лапами по водной глади, и взлетает. Здешние луки... не ружьё, поднялись твоя еда выше 20-30 метров...

"Летит, летит по небу клин усталый,

Летит в тумане на исходе дня...".

Да хоть в какое время суток! Но летит мимо твоего котла, мимо желудков твоих людей...

Самый эффективный способ — уложить сети на дно водоёма в месте предстоящей ночёвки птичек до их прилёта. Потом ночью аккуратненько поднять сеть к поверхности воды и вспугнуть стаю. Как они спросонок начнут взлетать и по воде лапками хлопать, так сетку и дёрнуть. Они и запутаются.

Ага. Ещё бы знать, куда они в эту ночь отдыхать придут...

* * *

Я уже говорил, что Русь нигде с нивы не живёт. Русь живёт с реки. А самое "хлебное" время, это, как раз — сентябрь-октябрь. Сначала — жатва. Потом — грибы-ягоды.

"Гриб и огурец — в брюхе не жилец" — ещё одна сомнительная народная мудрость. Не в смысле — "жилец", ну зачем мне в животе — живой гриб? А в смысле питательности, усвояемости и ощущению сытости.

"Грибы варят, осторожно помешивая веслом". Ну что тут непонятного? Это из той же инструкции для потребкооперации, что и про стрельбу из зенитного дробовика.

Ещё — ягоды. Важнейшая из которых, клюква — главный источник витамина "це" в наших краях. Не нравится — не ешь. Потом вообще жевать перестанешь — цинга.