Зверь лютый Книга 14. Прыщ

— Не трожь. Не твоё.

— Дык... Я ж тока глянуть!

— Заведи себе такое и глядись. Хоть с утра до ночи и с ночи до утра.

— Слышь, боярич, а она — кто?

— Угадай с трёх раз.

— Ну, эта... Не из прачек — у тех ляжки здоровее. Не из кухонных — те в заду толще. А, ты ж с гусями...! Гусятница!

И неугомонный коллега снова потянулся сдёрнуть тряпки с головы девушки. Я снова перехватил его любопытствующую руку... и... скользко ж стало! Оп-па! Упёрся, но не удержался. Соскользнул. И — поймался. Уже "да", но ещё только чуть-чуть. Княжна старательно промолчала, даже не мыкнула в коме своей одежды.

Это радует — не зря трудился-умасливал. Но толпы зрителей...

— Шли бы вы отсюда. Не мешали бы доброму делу исполниться. Не видали, что ль? Самих же — так же делали.

— А... Эта... Слышь, боярич, а потом... ну когда сам-то уже... дашь девку побаловаться?

— Иди-иди. Посмотрю на твоё поведение. Шагай быстро и дверь закрой.

Свидетели, наблюдатели и комментаторы удалились. Теперь я мог не спеша... с чувством, с толком, с расстановкой... А не как на пожаре! Помогая себе руками, ногами и всем телом... меняя темп, направление и угол атаки... Скользя, в частности, столь чувствительной кожей нижней части своего живота по столь нежной коже девической попки... Переламывая, например, собственный ствол, об растянутый до звона, из-за крепко ухваченных и раздвигаемых ладошками ягодичек, кожно-мышечный поперечный ограничитель... на обдирочном станке никогда не работали? — "Не надо печалиться, вся жизнь впереди..." — какие ваши годы! ещё, бог даст... и продираясь... прямо-таки бороздя... наконечником своей... кочерги... где-то в окрестностях пресловутой точки "Г"... какой дурак такое название придумал? — для русского слуха... хотя, конечно, мы и к любой букве... Никогда не предполагал, что кочерга настолько... сексуальный символ. С её способностями... стрелять за угол, прорывать препоны, взламывать преграды... и ворошить, знаете ли, подёрнувшееся пеплом. Чтобы огонь, значит, заиграл... и воспылал.. А конкретный... кочерг, при этом напряжённо дрожит всем... телом, забираясь в самые потаённые уголки... и, не побоюсь этого слова, закоулки... Как много интересного и полезного мы утратили... вместе с печным отоплением...! я уж не говорю о таких многозначных и возбуждающих страсть понятиях как поддувало... горнило... задвижка... вместе с вытяжкой... и, безусловно, чело с хайлом...

А теперь шлёпнуть по попке, опуститься на пятки и по восходящей... снова на грани обдирания, но уже об кожно-костяной... тощая она, точнее — худощавая в некоторых местах... рыбу никогда не чистили...? вот так, поперёк лезвия... балансируя на грани боли и удовольствия... эти ощущения различаются только силой... только не надо тренироваться на скобяных изделиях...! и обязательно не забывая девушку... поскольку у женщин нервных волокон четыре, а не три, как у мужчин, и один идёт к центру удовольствия от сосков... ну-ну! — я же не щипаюсь, просто легла... мне в ладонь, а остальное я сам... вот даже как? И потереться... а с этой стороны — легонько покрутить-повращать... тихо-тихо... амплитуда не должна создавать опасности... утраты контакта.

Факеншит! Ну почему я не кольт?! В смысле — шестиствольный. И не Шива — в смысле: многорукий. Можно было бы — со всех сторон, в наиболее привлекательной последовательности, комбинации и сочетании... как у Булата Шалвовича: "то вместе, то поврозь, а то попеременно"... Прям не стихи, а концентрирование выражение мечты... мечт.... многих... о многих...

Оп-па! А девочка-то меня обгоняет! Не ожидал, не ожидал... недооценил чувствительности... где-то. Или подействовало возбуждающее воздействие внешних условий: неприличности, непристойности, бесстыдства? "Запретный плод — сладок". А уж запретный грех... особенно — в ситуации собственной полной безгрешности...

"Не виноватая я! Он сам пришёл!" — это ж классика! Это ж, типа, я её — против её желания.

"Обстоятельства неодолимой силы". Форс-мажор: "затронутая Сторона не может реально воздействовать и не могла разумно предвидеть".

С этой, с ягодичной стороны — она не может ни реально воздействовать, ни предвидеть, да даже и просто видеть! Я уж не говорю: "разумно".

Никаких мук совести — одно удовольствие.

Глава 302

Я уже выходил на финишную прямую, когда мне снова помешали.

Факеншит! Да сколько ж можно! Не оружейное хранилище, а проходной двор какой-то! Ходют и ходют...

Дверь распахнулась, в ней стоял Будда.

Зрас-с-сьте.

Из-за его спины виновато разводил руками "Васисуалий": не удержали начальника.

Будда неторопливо окинул прищуренным бурято-буддистским взглядом всю мизансцену. В которой я продолжал свои размеренные движения — фиг меня теперь остановишь, только фугасом в голову. Да и то...

Я же предупреждал — таракан и без головы два месяца... живёт. Активно. Во всех смыслах глагола "жить". Только не кушает — нечем.

Взамен мирного буддистского приглашения в нирванную... в крайнем случае — альбом с адресами для реинкарнации... Будда злобно исполнил обыденное: зазвучало русское административное.

— Ты, ...юк! Развели здесь по...ще! Не оружейная светлого князя, а ...ще для ...щей! Эту ...ку-...ку на ...й! Немедленно!

Да я, собственно, именно этим и занимаюсь... как указано выше— и около-стоящим начальством.

Тут его узенькие глазки адаптировались к полутьме подземелья и остановились. И начали расти. В диаметре. Зафиксировавшись на сапожке княжны.

Я-то — "гол как сокол". На мне узоров нет — выглядывать нечего.

Почему голого человека сравнивают именно с соколом — не знаю. Ястреб или, к примеру, ворон — тоже не сильно одетые.

Специально для стилистов и визажистов, взволновавшихся по поводу: "какой фасон будет модным в этом сезоне?", предлагаю все-эпохальное и интернационально-актуальное. На мне были только личные реликвии: бандана, противозачаточный крестик и костяной палец от волхвов. Кравчий, после наших с ним... бесед — всё моё имущество вернул в сохранности.

Ещё из надетого... ну, если так уж нужны подробности — "самая великая княжна всея Руси" в своей... надевательной части.

Её одежда, в процессе наших физкультурно-воспитательных упражнений, собралась большим комом в верхней части. Где у людей бывает торс. А всё более нижнее — сияло девственной (ну, почти) белизной. Перед разрастающимися глазами Будды.

Экстраполируя динамику изменения размера его зрачков, могу предположить, что он скоро перейдёт в инфракрасный диапазон. Хотя — зря. На мой взгляд, и в видимом — очень приятное, радующее душу и тело, зрелище. А вот вид отпадающей буддистской челюсти... и неровная дрожащая проходочка до краюшка моего... поля деятельности и станка развлечений...

Что, Будда, уже и ноги не держат? Со мной поведёшься — ничего держаться не будет. Отвалится и покатится.

"Сколько раз покатившись моя голова,

С переполненной плахи катилась туда, где...".

Он потрясенно перевёл взгляд с приметного, характерно вышитого, сапожка княжны на меня и, смешно заглатывая воздух распахнутым ртом, потянулся рукой к вороху одежды на её голове.

Пришлось, радостно улыбаясь, погрозить ему пальчиком, отчего он нервно сглотнул, приложить палец к губам, чтобы молчал, помахать ручкой, чтобы валил отсюда быстренько и сжать кулак, рекомендуя забрать моих коллег из проходного помещения: девушке ещё надо будет пройти домой инкогнито.

Нижняя буддистская челюсть вернулась на место со слышимым щелчком. А вот походка так и осталась "плывущей". Замедлено, будто гуляя по мелководью, он бесшумно удалился и беззвучно закрыл за собой двери.

Ну наконец-то! Закончились толпы посетителей, зрителей и экскурсантов! А то я уже стал чувствовать себя... не то — наглядным пособием, не то — музейным экспонатом.

Нас оставили вдвоём! И это очень своевременно, потому что меня уже... я уже... и хрен меня кто остановит...

Хотя такой комикадзе вдруг нашёлся. Нашлась.

Княжна, до того чрезвычайно успешно сдерживавшая проявления своего восторга и восхищения моими трудами и успехами по принципу: "меня тут нет вообще", вдруг начала биться как...

Здесь говорят: "как необъезженная лошадь". Поскольку у меня уже есть сравнительный опыт разных эпох, то — "да": вот так беспорядочно и необузданно бить задом... точно про лошадь.

Но вольты и дерби меня уже мало интересовали, и процесс был... завершён. Как и предначертал ГБ в своей исторической фразе: "плодитесь и размножайтесь". Другого способа имплементации своей общечеловеческой максимы, он, почему-то, не предначертал.

Только я отвалился, весь из себя такой... удовлетворённый, утомлённый и миролюбивый, как получил пяткой по рёбрам.

Больно же! Пришлось оседлать эту... "бьющую задом" и вспомнить... Да что первое в голову пришло! "Когитэ" из айкидо. С той-то стороны — неудобно, а вот усевшись верхом на её поясницу... Ягодицы чётко ложатся в растопыренный хват пальцами и можно... как учили: покрутить вверх-вниз, с напряжением-ослаблением...

А что она подпрыгивает и пытается пятками — так это же хорошо! Это же — дополнительный элемент для развития чувства баланса и скорости реакции. Не попала, не попала!

Наконец княжна выдохлась и угомонилась. Можно слезть и найти свою одежду. Штаны-то там и остались, где я их снял, а вот рубаха... Сгрызла, поди, всю. Или — обслюнявила.

Пришлось распутывать ком у неё на голове и вытаскивать рубашоночку. Точно — насквозь мокрая. Ага, вот и звук пошёл:

— Ты! Ты идиот! Кретин! Урод! Гад! Я тебя на куски порву! Сдохнешь без покаяния! Гореть тебе вечно в аду! Змей проклятый!

С чего это она? За что меня так?

— Тебе, чего, не понравилось?

— Понравилось?! Гос-с-споди... Развяжи меня, убоище!

— Не-а. Сперва скажи, что понравилось.

— Понравилось! У, б... Понравилось! Отпусти, б... барана кусок!

— И что ещё хочется.

— Хочется! Хочется!! Развязывай, гадина.

— Прям счас.

— Прям счас... Что?!!! Развязывай! Идиот, кретин, падла, сволочь...

— Так сильно хочется, что ты взбесилась?

— Ой дурень, ой дурень... матерь божья, пресвятая богородица... отродье сатанинское... плешь безмозглая... Я же понесу! Ты же в меня спустил! Олух царя небесного!

Она ругалась, дёргалась, придерживаемая мною, елозила, сбивая со старых неструганых тесин наброшенное на них тряпьё. А я медленно соображал. Об чём это она? Наконец дошло.

— Олух... Олухиня... Или — олуха? Короче: дура здесь — ты. Вопиёшь не подумавши. Худые словеса на меня извергаешь. А я, принцесса — парнишечка добрый с головушкой умной. Я тебе зла — не желаю. Не ори ты так, не боись — маленьких у нас не будет. Может, кто другой тебе брюхо и надует. Но не я.

Стоило её распутать и развязать руки, как она, как и положено высокородной девицы в подобной ситуации, попыталась, первым делом, дать мне пощёчину. Ожидаемо ушибла ручку об мой блок и принялась поправлять одежду, изредка всхлипывая и задумчиво поглядывая на меня.

— Откуда ты знаешь? Ну, что у нас... ну... что у меня от тебя...

— Бабка одна, ведунья сказывала. Ни одна принцесса от меня не понесёт. Глупая ты, даром слёзы лила да слова злые кричала.

Я никогда не вру: Марана говорила о моей "без-залётности" для всех женщин и девушек. Княжны тоже входят в их множество.

— Врёшь.

— Гос-с-споди... Мы с тобой уже столько лет знакомы... Могла бы и запомнить — я никогда не лгу.

— Неправда — лгут все.

— Блин! Мы с тобой об этом ещё при первой встречи говорили! Я — не все!

— Ну что ты сразу... А... точно?

— Точно-точно. Как на духу. Иди уже. Вон, костяшку свою забери. Чуть не заколола. Дура бешеная.

Я помог ей встать, подал выбранный стилет, на который княжна несколько секунд смотрела недоумевающе, выглянул за дверь — наш центральный зал был абсолютно пуст, чуть играл огонь в каменном очаге в углу. Осторожно, под локоток, довёл до дверей во двор.

— Завтра-то придёшь?

— С чего это?! Неуместно мне по оружейным делам бегать.

— По оружейным делам — неуместно, а вот по оружейкам... Покуда я здесь и... без маленьких. Тебе решать. Мне-то... понравилось.

А целоваться с ней... сладко. Э-эх... Всё — вырвалась, платок — поглубже надвинула и ходу.

"Отвори осторожно калитку

И войди в тихий садик как тень,

Да надень потемнее накидку,

И платок на головку надень".

Точно: "надень". И когда — "войди как тень", и когда — "выйди"...

— Зайдём.

Будда вывернулся откуда-то из-за угла, осмотрел двор, уже тонущий в зимних сумерках, пропустил меня вперёд к лестнице и... врубил кулаком по затылку.

Так бы я... до самого низа. И костей бы не собрал. Но... что-то подобное было предсказуемо. У "будд" челюсти просто так, без тяжких, несовместимых с жизнью окружающих... не отваливаются.

Однако мой захват за рукав, доворот и толчок... помогли главному оружничему свободно продолжить его собственное движение. Ускоренно. Актуальность "сбора костей" переместилась на другую персону.

Не надо иллюзий: эти "янычары" годами сидят по лавкам с подогнутыми ногами, не открывая глаз, не издавая иных звуков, кроме пофыркивания и похрюкивания, но убойный удар они наносят. И сами — держат. "Ручки-то помнят".

Будда полежал, провожая меня взглядом, пока я далеко обходил его по кругу. Старчески кряхтя дополз на четвереньках до стеллажа с мечами, начал подниматься, постанывая... И вдруг зарычал, выдёргивая из вороха попавшийся ему под руку:

— Дрянь! Мерзь! Дерьмо!

— Тихо, тихо, дядя Гаврила. Главное — спокойствие...

— К-какой я тебе дядя?!!! Кукушонок! Подкидыш! Отродье диавольское...

— Воздвигательный меч схватил! Его же потом хрен отчистишь! А тут Крещение. И куда князь с грязным?!

Будда недоуменно посмотрел на меня, на железку в руках, наклонил клинок, углядел пятнышко, плюнул, потёр рукавом... Снова злобно уставился на меня.

— Давай поговорим сперва. Убить меня, дядя Гаврила — надо в очередь становится. Знаешь, сколько таких... желальщиков есть? С чего я сюда и забился.

— Заслужил. Гадёныш.

— Ага. Вот и она — с этого начала. А потом, вроде, разошлись миром. Положи железку да пойдём, у меня ещё узвар горячий есть. Потолкуем.

— Хрена мне с изменником толковать да узвары распивать! Голову те рубить надоть немедля! Ладно. Сказывай.

Зашли в мой чулан. Запах... Будда только фыркнул.

— Будто в конюшне у жеребцов стоялых. Ну!

— Вот что, господин главный оружничий, сказывать мне нечего. Потому что тебе — ничего слышать не надобно. Ты ничего не слыхал, ничего не видал и, даже, ничего не унюхивал. Тихо! А княжна забегала — стилет костяной себе взять поиграться. Об чём я твоей главно-оружейной милости — только что и доклал. И ничего более ты не знаешь. И знать — не хочешь. Тихо! Потому как про разное много чего знающих — Демьян-кравчий на дыбе развешивает. Я там побывал — мне не понравилось. И тебе не советую. Не корысти ради, не пользы для, а исключительно по старой вашей с Акимом дружбе.