Фанфик по Гарри Поттеру: Мы, аристократы - 2

— Точно, он грязнокровка, — Драко окинул взглядом истинного ценителя голубые стены в розовый цветочек и скорчил гримасу отвращения.

— Ага, и пидор, — простодушно согласился Винс, у которого рябило в глазах от падающих с потолка конфетти в виде алых сердечек.

— Буду знать, что в Хогвартсе обучаются сорок шесть дур, — заявил Драко, когда было озвучено количество валентинок, полученных Локхартом.

— И две умных, — подсказал ему Тед, поскольку Малфой уже похвастался, что с утра ему пришли две валентинки. Самому Нотту пришло штук семь, о чём он скромно умолчал.

— Ты прав, Нотт, — охотно подтвердил Драко. — Для британской магической нации не всё еще потеряно.

В этом году никто из нас без валентинок не остался. Штуки по три получили Винс с Грегом ('Хаффлпафф', — пренебрежительно изрёк Драко, проигравший им валентинкометрию) и даже мне досталась одна. С прошлого года я подрос, но всё еще выглядел как некрупный первокурсник, а если учесть мою постоянную занятость и дурную репутацию змееуста, было удивительно, что на меня вообще кто-то польстился, несмотря на мою геройскую известность. Записка на валентинке коротенько гласила: 'Помни, что есть я'. Я пожал плечами и сунул её в тумбочку.

22.

После праздника Снейп вспомнил, что за мной числится полтора месяца отработки, и определил меня на две недели к Филчу. Я сгонял Хедвиг за конфетами и отправился к старику. В это время года работы было немного, потому что основные закупки делались осенью, и мы с Филчем, переправив в кладовые пару туш и несколько мешков с сахаром и крупами, усаживались пить чай, а миссис Норрис мурлыкала у меня на коленях. Так прошла неделя, а в субботу Филч освободил меня от отработки, потому что в этот день проходил квиддичный матч Слизерина с Гриффиндором, а квиддич у нас — игра, которая может затянуться.

Наши были настроены оптимистично, потому что в команде грифов было три девчонки, а у нас ни одной. Равенство равенством, но магловские психофизиологи давно доказали, что женщины уступают мужчинам не только в силе и выносливости, но и в скорости реакции, а это означало, что при прочих равных условиях ловчиха по определению хуже ловца. Поэтому Кэти Белл имела мало шансов против нашего Драко.

Я обычно не ходил на квиддич. И в этот раз бы не пошёл, но жалко было разочаровывать Филча, которому хотелось сделать мне приятное. Сам старик любил квиддич и никогда не пропускал матчи, усаживаясь где-нибудь повыше на преподавательской трибуне. Остальные трибуны были поделены на сектора, и каждый факультет традиционно занимал один сектор. Слизеринская трибуна находилась через проход от гриффиндорской, а поскольку мы с Тедом пришли к самому началу матча, нам достались места около прохода.

Матч проходил при подавляющем превосходстве нашей команды и где-то уже через час закончился победным прорывом Драко к снитчу через тройку гриффиндорских охотников, тщетно пытавшихся помешать ему. Народ помаленьку потянулся с трибун, по пути обсуждая острые моменты матча. Мы с Тедом сидели, дожидаясь ухода основной толпы, и оказались свидетелями тому, как Забини нос к носу столкнулся в проходе с Дином. Разумеется, оба забияки не могли спокойно разминуться и стали осыпать оскорблениями как друг друга, так и факультеты идеологических противников. Началось у них с безобидного, вроде 'мы вас отлупили как щенков' и 'сами шакалы', но очень скоро скатилось до неполиткорректного 'грязнокровка' в адрес Дина.

Поблизости оказалась Гермиона, всегда реагировавшая на 'грязнокровку' как бык на красную тряпку и никогда не упускавшая возможности поучить кого-нибудь уму-разуму.

— Как тебе не стыдно, Забини! — возмутилась она. — Как можно попрекать человека происхождением, которого он не выбирал!

Забини не ожидал её вмешательства и в первые мгновения соображал, как на него реагировать.

— Грейнджер, ты уж проходи, пожалуйста, — посоветовал он наконец. — Это наше мужское дело, девчонок оно не касается.

Его отговорка только еще больше возмутила Гермиону.

— Ты, оказывается, ещё и сексист, Забини! — сердито заявила она. — Ну почему со мной ты можешь говорить вежливо, даже слово 'пожалуйста' знаешь, а с Томасом не можешь? Он такой же маглорожденный, как и я!

— Сейчас, такой же... — раздражённо буркнул Забини. — Дин у вас вообще никто, а на тебя сам Поттер заявил права...

Глаза Гермионы от изумления чуть не выкатились на пол.

— Что?! Какие права?!

Забини, сообразивший, что сказал лишнее, только пожал плечами. И без того рассерженная Гермиона от этого жеста завелась окончательно.

— Какие права?! — повторила она. — Я что ему — рабыня? Сейчас не Средневековье, сейчас двадцатый век на исходе!

Странно, что она, такая начитанная, до сих пор не удосужилась почитать про общественное устройство магической Британии. Маги живут дольше, поколения у них сменяются реже, поэтому наше общество, в отличие от магловского, всё еще оставалось сословным и в нём сохранялось кое-что от Средневековья.

Забини отмалчивался. Оскорблённые чувства Гермионы требовали немедленного излияния, и она вспомнила, что где-то здесь должен быть и сам нарушитель её неотъемлемого права на самоопределение личности. Она поискала глазами на нашей трибуне и совсем неподалёку обнаружила нас с Тедом. Словно взбесившийся громамонт, Гермиона устремилась ко мне.

— Поттер!!!

Я встал. Тед последовал моему примеру. Сидеть при даме неприлично, да и маленькое это удовольствие, когда над тобой нависает бешеная фурия. Слизеринцы один за другим останавливались, скандал заинтересовал их чрезвычайно. Впрочем, и гриффиндорцев тоже. Те, кто оказался поблизости, окликали тех, кто уже отошёл, и вокруг нас менее чем за минуту собралась внушительная толпа.

— Поттер, что это значит?! — налетела на меня Гермиона. — Все знают, что ты заявил на меня какие-то права, а я не знаю? Как ты можешь решать что-то обо мне без меня и за меня, Поттер?! Я думала, мы с тобой друзья, а ты такой же подлый, как и все вы, слизеринцы!!!

Я не стал бы покровительствовать Гермионе без её ведома, но так получилось. Она попала под защиту рода Поттеров, когда я на первом курсе вступился за неё на воскресных посиделках, потому что моё высказывание случайно совпало с одной из форм объявления родового покровительства на официальном собрании. Я сам узнал об этом где-то месяц спустя, когда поинтересовался у Теда, почему слизеринцы перестали задевать Гермиону. Ничего обидного или неприличного в покровительстве не было, оно означало, что род Поттеров заявляет единоличное право на принятие выбранной персоны для службы роду, и считалось доверительным шагом, как и выбор приближённых. Покровительство касалось только межродовых отношений, оно не распространялось на государственные службы и не запрещало поступать туда на работу. Статус мага, принятого под покровительство какого-либо старинного рода, был выше статуса непринятого безродного мага, вне зависимости от чистоты его крови.

— Грейнджер, замолчи, — попытался остановить её Тед.

— Я не с тобой разговариваю, а с Поттером! — срезала она его. — Поттер, ты кем меня считаешь? Рабыней? Прислугой? Содержанкой?

Отвечать ей было бесполезно. Так уж устроены девчонки — если они начали орать, их лучше не перебивать, пока не проорутся. Что, собственно, только что и было продемонстрировано на Нотте.

Тед поймал мой взгляд и отрицательно покачал головой. Не его лице было написано 'соболезную, но ничего не поделаешь'. Я молча выслушивал попрёки Гермионы, пока она не стала выдыхаться и ей не потребовалось подлить масла в свой огонь.

— Поттер, ты чего молчишь?! Отвечай немедленно!

— Грейнджер, я так понял, что ты не знаешь, из-за чего возмущаешься, но всё равно категорически против, да?

— Как это не знаю? — снова взвилась она. — Ты заявил на меня права, как на какую-нибудь вещь — на моём месте кто угодно возмутился бы!

Если бы у неё хватило дальновидности сначала разобраться в наших обычаях или хотя бы устроить мне скандал с глазу на глаз, всё еще могло бы обойтись. Но стерпеть такую выходку на глазах у половины Хогвартса означало безвозвратно загубить свою репутацию в магическом сообществе.

— То есть, ты против моего покровительства? — уточнил я.

— Да!

— И отказываешься от него?

— Да!

Мы были не на официальном собрании, поэтому для отказа требовалась полная формулировка.

— Ладно, пусть будет так, — я обвел взглядом собравшуюся вокруг толпу и повысил голос: — Я, Гарри Поттер, наследник рода Поттеров, принимаю публичный отказ Гермионы Грейнджер и лишаю её покровительства своего рода.

Слизеринцы заулыбались и одобрительно загудели. А Уолтер Бойд даже сделал мне ручкой и не удержался, чтобы не выразить своё одобрение:

— Браво, Поттер, ты не безнадёжен! Надеюсь, это научит тебя не подбирать всякую шваль!

Поскольку о покровительстве было известно только в Слизерине, гриффиндорцы узнали о нём в тот момент, когда Гермиона его лишилась. Что это для неё означало, не понимали только маглорожденные, поэтому активная поддержка со стороны грифов резко сменилась молчанием. До Гермионы всё-таки дошло, что вокруг происходит что-то неправильное, и теперь она непонимающе оглядывала довольные физиономии слизеринцев и сочувственные гриффиндорцев.

— Поттер, что это значит? — от растерянности она забыла, что только что кричала на меня, и теперь обращалась ко мне за разъяснением, как к другу.

Я посмотрел на Гермиону и ничего не сказал. Задерживаться здесь было незачем, и я прошёл мимо неё к выходу со стадиона. Тед последовал за мной. Перед нами расступались.

Пусть кто-нибудь другой просветит её, что бывают необратимые поступки.

Субботний вечер был у меня свободен, и я наконец собрался пообщаться с Томом-из-дневника. В туалете Плаксы Миртл весь вечер обреталась Плакса Миртл, поэтому я решил пробраться в тайную комнату через вход около зельеварен. Там как раз никого не было, потому что отработок никому не назначили, а Снейпа вызвал директор. Прихватив с собой самопишущее перо и плащ-невидимку, я бепрепятственно дошёл до зельеварен и отыскал вход. Он находился в преподавательской зельеварне, закрытой на пароль, но поскольку теперь все двери Хогвартса открывались передо мной без пароля, я благополучно проник внутрь.

Этот вход был короче и чище туалетного. Без ущерба для своей мантии я спустился в зал, где, свернувшись кольцами, дремал Шшесс.

— Госсподин? — приподнял голову змей. — Ты ссегодня пришшёл другим путём?

— В туалете ссегодня призрак, Плаксса Миртл, она увидела бы меня. Ей почему-то нравитсся проводить там время.

— Это для неё мессто привязки, она там умерла.

— Не повезло девчонке — умереть в туалете, — посочувствовал я.

— Она умерла из-за меня, госсподин.

— Из-за тебя? Ты же говорил, что не убиваешшь без приказа?

— Сслучайноссть. Она увидела меня в проёме, когда меня вызвал Том, и ссразу же захлопнула дверь ссвоей туалетной кабинки. Я ничего не усспел сстереть из её памяти, она умерла от разрыва ссердца. У неё ссердце было сслабое, госсподин.

— Яссно. Мне сейчасс понадобитсся твоя помощщь, Шшесс. Мне нужно поговорить ссо ссвоей шесстнадцатилетней копией в блокноте-артефакте, но я ей не доверяю. Она может брать под Империо, поэтому нужно, чтобы ты покараулил нашш разговор. Ессли я вдруг пойду сс этим артефактом к выхходу, вытащщи его у меня из рук, договорилиссь?

— Я посслежу, госсподин, но вам ничего не угрожает. На такие артефакты сставят защщиту, чтобы обезопассить их ссоздателя, но ессли этого нет, вашша копия вссё равно сслабее васс.

Шшесс пристроился у входа во внутренние покои Салазара, а я вошёл туда и достал с верхней полки блокнот. Едва я открыл его, на первой странице появились слова:

'Том, ты? Как у тебя дела?'

Беспокоится, засранец мелкий.

'Под контролем. Мне нужно спросить тебя кое о чём.'

'Давай.'

'Помнится, ты говорил, что этот блокнот — первый опыт создания хоркруксов, который поставили вы с Дамблдором. Вы собирались продолжать эти опыты?'

'Да. Дамблдор хотел узнать, сколько можно наделать хоркруксов для одной души без потери её личности. От меня требовалось добровольное согласие, и он взял с меня магическую клятву.'

'Как ты мог согласиться на неё?'

'Мне это совсем не нравилось, но Дамблдор обещал помочь мне отомстить отцу за меня и за смерть моей матери. И ещё он обещал, что не станет разрушать мою личность — судя по тому, что ты рассказал мне, обещание он не сдержал, но у меня были причины доверять ему. Он ценит не только мою магическую силу, но и мои умственные способности, и не заинтересован в их потере. Кроме того, у него имеется и другой интерес... в общем, на клятву я согласился, все альтернативы были ещё хуже.'

'Понятно. А в какие предметы вы планировали поместить хоркруксы?'

'Когда мы обсуждали возможные носители хоркруксов, было решено использовать под них что-нибудь ценное — фамильный артефакт или историческую реликвию. На них и чары лучше держатся, и отношение к ним у людей другое. У моих родственников по матери есть фамильное кольцо, которое должно стать следующим хоркруксом. Я о кольце не знал, но Дамблдору откуда-то стало о нём известно, и он предложил мне заполучить его. Ещё он говорил об артефактах Основателей Хогвартса и собирается искать их. Он уже выяснил, что один из них, медальон Слизерина, был у моей матери и что она продала его, чтобы не умереть с голода. Дамблдор не говорил этого прямо, но я догадался, что под свой хоркрукс он предназначает меч Гриффиндора. Он сумел узнать, что меч хранится в директорском кабинете Хогвартса, и теперь спит и видит себя на директорском месте.'

Пока я запоминал слова Тома и раздумывал, не упустил ли я что-нибудь из вида, в блокноте появились слова:

'Ты не хочешь спросить, почему я не заставил девчонку сразу же вернуть блокнот тебе?'

'Я это и так знаю. Потому что ты не захотел,' — написал я, усмехнувшись про себя. — 'Мне нужно обдумать твой рассказ, я еще вернусь.'

Не дожидаясь ответа, я закрыл блокнот. И что мне с тобой делать, Том? Я не настолько слаб, чтобы убить тебя, но и не настолько силён, чтобы освободить тебя. Жди пока, время для тебя ничего не значит. Мне еще рано решать твою судьбу.

Всю эту неделю, пока я вечерами пропадал у Филча, Тед в одиночку осваивал Выручай-комнату. Вернее, на пару с Дианой, но, как говаривал наш король Эдуард Третий, основатель Благороднейшего Ордена Подвязки — 'пусть стыдится тот, кто плохо об этом подумает'. Честь юной девы, оставшейся наедине с Тедом, была сохраннее, чем в Гринготсе. Парень был воспитан старой незамужней тёткой на мировой классике не позднее девятнадцатого века и потому нисколько не был заражен таким паскудством, как современные магловские нравы. Я сказал бы, что он был последним романтиком эпохи идеализированного Средневековья, где было поклонение Прекрасной Даме и не было права первой ночи. Не от мира сего — сказали бы про него Дадли с дружками, если бы знали это выражение. Ну и пусть. Хочу в тот мир, от которого Тед.