Он медленно закурил сигару и задумчиво рассматривал Лейси через голубой дым.
— Мы с Лейси обсуждали историю Джелло, когда ехали в город.
— И тогда я вам сказала то, что говорю сейчас...
— О'кей, это грязь; но такова политика. Бывают случаи, когда вы должны идти на компромиссы, заключать сделки, пересматривать некоторые вещи.
— Может, поэтому я и ненавижу политику, — сообщила она.
— У каждого человека свое мнение, — с улыбкой сказал Джош. — Так же, как и мое мнение о вашем докладе...
— Вы уже закончили с историей Джелло? — перебила Лейси.
— Что правда, так это то, что мы используем ее и широко, — заявил Джош.
— Ты высказала мнение меньшинства, Лейс, — с ухмылкой сказал Люк.
— Все будет тщательно проверено, Лейси, — повторил Келли.
— Мы говорили о вашем докладе, — произнес Джош. — Вы еще не решили, как им выпустить кишки?
— Решили, — мрачно заявила Лейси, — но не думаю, что вам понравится способ, который мы предложим.
— Да, что-то особенное?
— О чем вы? — нахмурился сенатор.
— Сенатор, вы знаете доклад о гетто, который готовят Келли и Лейси?
— А, это тот, над которым они работали больше года? — сенатор закончил свои слова, махнув рукой. — Келли хочет произнести его в Конгрессе.
— Хорошо, я говорил Лейси, что, может быть, доклад и станет важным, если удастся швырнуть его избирателям в лицо.
— Выпустить им кишки, — громко сказала Лейси.
Пэм с удивлением взглянула на золовку.
— Я лишь цитирую мистера Майклза, Пэм.
— Все правильно. Я говорил это и имел в виду, — произнес Джош. — Забудьте о фактах и цифрах...
— Лейси и я обдумали план, — спокойно произнес Келли. — Мне он нравится.
— Замечательно. Послушаем.
— Как я вижу, пока Люк и Лютер будут собирать организации по штату, а ваши следователи проверять данные Джелло, мне особенно нечего здесь делать.
— Вы появитесь в следующем месяце. На обеде Католических епископов Дальнего Востока.
— Это будет по меньшей мере через месяц. Должен я сделать что-нибудь важное в это время?
— Да вроде нет. Но мне бы хотелось, чтобы вы были поблизости, Келли.
Келли, неожиданно напряженный, наклонился вперед.
— Лейси сказала вам, что мы работали над этим докладом больше года. Мы встречались с членами федераций городских служащих, Национальной ассоциации прогресса цветного населения, Конгресса расового равенства, различных местных организаций, да и чуть ли не всех организаций, официальных и частных лиц, значительных и не очень, которые имеют какое-нибудь отношение к жилищному строительству в городе, штате и на общенациональной арене.
Он взял толстую папку, в которой оказался отпечатанный на мимеографе отчет и яркие брошюры.
— Просто для информации, позвольте, я сообщу вам некоторые факты и цифры. — Он добавил, обращаясь к Джошу и улыбаясь: — Я обещаю быть кратким и не утомлять вас. Вот здесь у нас разбиты на категории большие группы бедных, группы меньшинств с образованием и без, по расе, доходу, начальному образованию и прочему. Вы только вслушайтесь: более 300000 семей в городе Нью-Йорке имеют доходы в 3000 долларов и ниже; они представляют 15% семей города. Другими словами, каждая шестая или седьмая семья Нью-Йорка может быть отнесена к бедным. Кроме того, более 300000 одиноких людей в Нью-Йорке имеют доходы менее 2000 долларов.
— В большинстве своем они принадлежат к меньшинствам, — сказала Лейси. — Я проверяла некоторые городские отчеты о вспомоществовании и обнаружила, что почти половина негритянских семей в городе возглавляется женщинами старше шестидесяти пяти лет. Почти все они живут на благотворительность.
— Они не хотят работать, — прорычал сенатор. — Получают свои чеки на пособие, а потом бегут в ближайшую забегаловку.
Келли не обратил на отца внимания, аргумент был довольно старый.
— Не все они черные, — произнес он. — Более 50 000 белых семей относятся к бедным. Почти 100 000 пожилых белых семей зарабатывают 3 000 долларов или даже меньше. Еще 50 000 бедных семей возглавляется белыми женщинами старше шестидесяти пяти лет.
— А данные по образованию просто ужасны, — вставила Лейси. — Почти 55 процентов пуэрториканцев в возрасте 25 лет и старше не закончили начальную школу, и только 10 процентов получили среднее образование. Я как-то обедала с некоторыми социальными работниками и мне удалось получить цифры, — она посмотрела нам в глаза. — Они их не любят, данные держатся в секрете: 46 процентов пуэрториканцев живущих на социальные программах, не умеют говорить по-английски; 75 процентов из них не умеют читать по-английски и 76 процентов не умеют писать.
Келли медленно закрыл папку.
— Есть одна проблема, Джош.
— Какая?
— Это должны знать все американцы. Но вы сказали, что все это чертовски скучно, и кто обратит на это внимание?
— Мы можем пригласить прокомментировать это лидеров в вопросе гражданских прав, — осторожно сказал Джош. — Но это рутина.
Келли пожал плечами.
— Они будут взывать о помощи, обвинять. Вы знаете это лучше, чем я, Джош. Но обратят ли на них внимание? Нет.
— Сначала мы хотели подготовиться, чтобы показать, как могли бы образованные люди уменьшить традиционную бедность в гетто, — сказала Лейси.
— Я уже читал подобное, Лейси, — произнес Джош. — Представьте, что я — редактор отдела новостей в крупной газете, и вышла ваша Белая Книга. Я велю написать об этом полколонки. Возможно, они останутся в столе и никогда не увидят света.
Лейси посмотрела прямо перед собой.
— В мире есть и другие люди кроме усталых и циничных редакторов и репортеров.
— Я видел миллион брошюр здесь и в Вашингтоне, — утомленно произнес Джош, — вместе с отчетами правительственных служб, докладами штатов, городов и частных лиц, магическими диссертациями — вы упомянули их; мы с Финном изучали все. Вы даже не представляете, сколько сил и средств было растрачено нашими незадачливыми федеральными агентствами и доброжелателями на нашу национальную проблему жилищного строительства, пока не усядитесь в восхитительной тишине Нью-Йоркской публичной библиотеки или в Национальном архиве, и не прочтете каждое слово и каждую страницу их драгоценной прозы. Избиратели же даже не подумают это сделать. Полагаю, трущобы и бедность для них только слова. Взгляните.
Он наклонился и вытащил из папки Келли толстую брошюру. На обложке была трогательная фотография ребенка, сидящего на цементной ступени. Черная гневная надпись: "БЕДНОСТЬ: НАШ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПОЗОР".
— Я знаю это замечательное агентство, — сказал он, пролистывая страницы. — Но кого это волнует?
— Вы правы, — согласился Келли. — Никого это по-настоящему не волнует, кроме людей, которые работают над проблемой.
Он взял брошюру.
— Факты. Цифры. Графики. Карты. Фотографии. Как сказал Джош, дорогая и трагическая трата времен, — он повернулся к Джошу. — Сейчас я докажу, как вы правы. Я знаю, что этот отчет стоил огромных денег и получил лишь колонку в "Нью-Йорк таймс", полколонки в "Лос-Анджелес таймс" и еще меньше в вечерних газетах. Телевидение его полностью проигнорировало. Он вышел пять месяцев назад. Что-нибудь было сделано? Ничего. Где он теперь? Где-то в хранилищах Нью-Йоркской публичной библиотеки.
— Это проблема города и правительства, — ответил сенатор, — а не избирателей.
— Но папа, — запротестовал Келли. — Это и их проблема. И твоя... и моя... Особенно моя, раз я баллотируюсь на официальный пост. Ведь эти люди американцы! Лейси и я согласны с Джошем, что эту проблему надо драматизировать и довести до уровня воображения избирателей.
— Вы хотите сказать, что желаете сразиться с организованным политическим сообществом, — сказал Джош.
— Если необходимо, — ответил Келли. — На Юге система чисто социальная, что идет от аграрного стиля жизни. Когда вы прорываетесь в социальные структуры, вы реализуете цели движения за гражданские права. Тогда и только тогда вы получаете политическую власть и становитесь частью сообщества.
— Мы не на Юге, Келли, — напомнил Джош. — Это Север.
— Это так. Поэтому-то для меня более важно присоединиться к началу.
— Началу, — эхом повторил сенатор. — Началу чего?
— Социальной революции на Севере, — ответила Лейси.
— Вот именно, — подтвердил Келли. — Она уже пару лет распространяется по Северу. Я не удивляюсь, если вскоре недалеко от нас произойдет взрыв. — Он взглянул на Джоша. — Север построен на деньгах. Более столетия контроль над обществом остался более или менее одинаковым. Человек, которому угрожали, всегда мог спрятаться за своими деньгами, властью, за своей политикой. Незначительные социальные изменения будет ужасно трудно принять, так как люди циничны и лишены иллюзий... барьеры слишком высоки...
— Политически это может быть самоубийством, — произнес его отец.
— Ты не прав, папа, — мягко сказал Келли. — Ты видел, чего достиг Барни Маллади с помощью машины из меньшинств. Но за несколько лет до того они были разбиты, расщеплены там и тут, пока Маллади не собрал их и не двинулся в другие города. Где-нибудь надо испытать это, возможно, в нашем штате. Это может решить будущее всего движения за гражданские права на Севере и будущее половины негров, живущих в этих городах.
— Разве вы не видите, Джош, что это могло бы значить? — спросил он почти с мольбой. — Я мог бы стать их лидером. Я уверен, они запомнят это, если я буду баллотироваться в президенты. Это трудный вызов, и сейчас нет другого политика, который взялся бы за него. Они боятся поскользнуться.
— Вы все еще не рассказали о своей идее, — напомнил Джош.
Келли глубоко вздохнул и взглянул на Лейси.
— Мы с Лейси намерены провести месяц в большом гетто здесь, в городе, и где-нибудь в штате...
— Ты хочешь сказать, жить там? — заорал Люк.
— Вот-вот, это я и имею в виду. Жить. Есть. Спать. Если люди плавают в собственном поту, мы тоже будем делать это. Если они мерзнут, и мы будем мерзнуть. Борются с крысами, мы хотим испытать и это. Мы собираемся вкусить бедность. Я хочу понять, на что надеются люди в таких местах, чего они ждут, почему они испытывают горечь и разочарование от нынешних администраций как в штате, так и в стране. Через месяц мы сможем говорить с простыми людьми.
— Но, боже мой, жить в подобных местах! — сенатор почти стонал. — Это опасно!
— Не больше, чем брать препятствия верхом или нырять со скал, как мы делали в прошлом году, — ответила Лейси.
— А как вы собираетесь это сделать? — поинтересовался Джош. — Вы же не можете вот прямо так прийти в чужой дом и сказать, что хотите у них жить.
— У нас целое расписание, — пояснила Лейси, — по друзьям школьных учителей.
— Им можно доверять?
— Они не политики, если вы это имеете в виду.
— Мы не можем допустить, чтобы об этом стало известно, — заявил Джош. — Это будет выглядеть как трюк. Сын одного из богатейших людей мира — конгрессмен до мозга костей — живет в трущобах! Это может нас погубить.
— Ничего не просочиться, — успокоил Келли. — Эти люди не заинтересованы в рекламе. В большинстве своем они школьные учителя и работники коммунальных служб.
— Это может получиться, — неохотно признал Джош, — но это нужно будет планировать очень осторожно. Вместо того, чтобы намекнуть об этом в "Лайф" или "Лук", мы сделаем собственные фотографии, и вы включите их в отчет.
Джош повернулся ко мне.
— Есть у нас фотограф, которому можно доверять, Финн?
— Можем мы обойтись без этого хотя бы раз? — спросила Лейси.
— Нет, если это может нам что-нибудь дать.
— Давайте оставим фотографии, Джош, — предложил Келли. — Мы сможем сделать их позже.
— Обещаю вам, когда дело кончится, мы получим нечто стоящее, — сказала Лейси.
— Рассказ непосредственных свидетелей о сражении с крысами и о холоде в прихожей? — проговорил Джош. — Я мог бы написать его прямо сейчас.
— Боже, до чего вы циничны, — сказала Лейси.
— Это просто опыт, — ответил Джош. — Вот что я имею в виду. Будет ли у вас что-нибудь, что не сможет написать любой опытный журналист просто из головы?
— Если мы не сделаем это, я не стану вам надоедать, — ответил Келли.
— Вы считаете, что месяц или чуть больше дадут вам реальный вкус трущоб? — спросил Джош.
— Я думаю, что для человека, привыкшего к бутербродам с маслом, к горячему кофе и семидесяти градусам* тепла в гостиной каждым зимним утром, было бы достаточно и недели, — мягко сказал Келли. — Сколько крыс вам надо увидеть?
* 20о по шкале Цельсия.
— Разве же я не читал о профессоре из Калифорнии, который жил в Вест-Сайде, чтобы написать доклад о положении в гетто! — воскликнул Люк. — Но ему понадобилось шесть лет, чтобы...
— Это был бы великолепный способ. К несчастью, у нас гораздо меньше времени, — криво усмехнулся Келли.
— Ты уверен, что хочешь этого, Кел? — спросил Люк.
— Даже очень. Мы с Лейси согласны, что это единственный способ драматизировать эти скучные факты и цифры.
— Я согласен с вашим отцом, — начал Джош. — Предположим, с кем-нибудь из вас что-нибудь случится?
— Полагаю, я могу постоять за себе, — заявила Лейси.
— Смогу ли я общаться с тобой, Кел? — тревожно спросила Пэм.
— Люк и Лютер будут ездить по штату. Я буду сноситься с ними каждый вечер.
Келли наклонился вперед и взял руку жены.
— Здесь, право, не о чем беспокоиться, Пэм. Мы с Лейси знаем людей, у которых будем жить.
— Вы сможете вести дневник, день за днем? — спросил Джош.
— Да хоть каждый час, если хотите, — ответил Келли.
— Предположим, в городе станет известно, где вы, и полицейские решат выяснить, кто вы? — спросил Люк. — В конце концов, белые мужчина и женщина...
— Наши друзья приняли меры к организации регулярной подпольной железной дороги, — со смехом сообщил Келли. — Мы будем часто переезжать. Мы хотим избегать не только полиции, но и представителей Национальной ассоциации прогресса цветного населения, Конгресса расового равенства или любой другой организации. Это будет частное обозрение без всякой рекламы. Это единственное условие, на котором наши друзья согласны все устроить.
Джош посмотрел на сенатора и пожал плечами.
— Хорошо, между тем, мы подготовим материалы для слушаний...
— ... а мы будем работать по всему штату, — добавил Люк.
— Сенатор, надеюсь, вы поговорите с вашими людьми на телевидении, — произнес Джош. — Между прочим, мы должны нанять пять самолетов с пилотами.
— Пять самолетов? — спросила Пэм.
— Когда начнется кампания, Пэм, Келли должен будет передвигаться по штату днем и ночью, иногда вместе с вами.
— Если не сможешь их нанять, то купи, — велел сенатор Люку.
— Ладно, остальное, я полагаю, оставим на завтра, — сказал Джош.
