Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Волга — русская река!
Не видала ты подарка
От донского казака"
И не увидишь. Поскольку я вовсе не "донской казак", а просто "от светлого князя — беглый вор".
* * *
Говоря о Волге надо постоянно помнить, что картинки этой реки в 21 в. отражают совершенно другую гидрографическую ситуацию: полное зарегулирование стока. Волжский каскад свёл колебания уровня воды в реке к полуметру-метру. Пока здесь — как и на почти всех других реках этой местности — 6-12 метров от меженя до половодья.
Точнее: годовые колебания уровня Волги до регулирования — у Твери 11 м, ниже Камского устья — 15-17 м, в дельте — 3 м.
Летописи отмечают, что у Ярославля напротив устья Которосли "курица вброд реку переходила". В 19 в. низовой хлеб шёл барками только до Рыбинска — дальше его перегружали на плоскодонки. Вдоль всей Верхней Волги лежат пока обширные пляжи. По которым позднее жители будут успешно выращивать капусту — наносной ил и оставшаяся в почве влага очень этому способствуют.
На Волге выше устья Вазузы стоит Ржев. Первый, самый верхний город на Волге. Там власть смоленских князей.
В самом устье Вазузы города Зубцова ещё нет — не построили. Но селение имеется. По названию холмика, на котором поставлено — Зубец.
В этом месте Волга делает сложный поворот, разворачиваясь больше чем на прямой угол. В вершину угла впадает Вазуза. Очертания "стрелки" — места слияния — похоже на острый зубец. А несколькими сотнями шагов выше в Вазузу впадает Шешма.
Есть старинная сказка о споре двух сестёр-рек — Волги и Вазузы. О том, как младшая Вазуза решила перехитрить старшую, встать пораньше и первой добежать до синего тёплого моря. А потом проснулась Волга:
"Хоть она весной проснулась поздно
И путём извилистым текла,
Но сестру свою догнала грозно,
Гневная, к Зубцову подошла".
Стихи — Маршака, а сказка куда как давнее: по природе этого места. Вазуза течёт с юга, весной вскрывается раньше. А Волга — с севера, позднее. Люди это давно заметили. Да и трудно не заметить два подряд половодья в широкой, низкой, заливаемой долине.
Дальше Волга отклоняется к северу, ледяные заторы возникают здесь каждую весну, вода в несколько часов поднимается катастрофически, заливая всю долину от борта до борта. И первое наводнение — от "проснувшейся" уже Вазузы, запертой льдом спящей "старшей сестры".
А люди живут здесь очень давно: сюда, к Ржеву выводит один из древнейших вариантов "Серигерского пути", сюда вышли кривичи и словены от Ильменя и пошли по Волге вниз. У Ржева находили монеты времён императора Иоанна Цимисхия, противника Святослава-Барса, и Оттона Третьего — современника Владимира Крестителя.
Эти места нынче — граница. Ниже по реке — земли Суздальского князя. В полутора сотне вёрст — Тверь. Там уже нормальный город. Довольно новый — лет тридцать, как поставлен. Хотя люди в тех местах жили задолго до славян. И на правом берегу, в устье речки Тьмаки, и напротив — в устье Тиверцы.
Сейчас по Тиверце постоянно купцы новгородские лазают — начало ещё одного варианта "Серигерского пути". По Тьмаке — бродят бешеные бобры. Там какая-то странная популяция тысячу лет живёт — им глубоко плевать на людей, вылезают в устье речки и строят плотину. И не важно: глухие боры вокруг или асфальтовый центр современного большого города.
Тверь — пограничье между Суздалем и Новгородом. Как война — жгут и перетаскивают. С одного берега на другой и обратно. Последнее время, года два, сидит в нём князь. Такой... "напущенный". Для повышения обороноспособности крепостицы.
Выбитые из своих земель, безудельные князья-изгои ходят по богатеньким родственникам и просятся:
— Дай городок! Дай городок!
В позапрошлом году в Полоцкой земле тамошние князья-"рогволды" опять сцепились. Эта семейка и всегда-то... А уж после устроенного Мстиславом Великим лет тридцать пять тому тотального разгрома четырьмя армиями, пленения, "княжьего суда" над ними в Киеве да ссылки в Византию...
Потом возвращение... "по УДО" — тем, кто "представил убедительные основания предполагать, что не совершит новых преступлений и без дальнейшего отбывания наказания, а так же имеет положительное заключение компетентного органа о хорошем поведении осуждённого и способности соблюдать налагаемые в течение испытательного срока ограничения".
Проще: "стучал" Князю Киевскому, и ублажал Патриарха с Императором. В условиях "русского раскола" и прерывистой войны Изи Блескучего и Юрия Долгорукого делать это "правильно" — довольно изощрённое занятие.
Семейка возвращалась частями, в разное время и не все. Трое из шести князей-братьев — сами не дожили, но потомство оставили, Возвратившиеся — притащили не только греческие диковинки, но и воспоминания о накопившихся взаимных обидах.
Кому проще понимать по лагерным наколкам — "БАРС": "бей актив, режь сук". "Ху из ху" и насколько — каждый решал для себя сам.
Мнения — разделились.
"Все срока уже закончены
И у лагерных ворот..."
академически выражаясь — княжеская междоусобица. Войны, крамолы, заговоры...
Единственный серьёзный человек там — Евфросиния Полоцкая. У неё нет глупой вздорности, накопившейся у родственников за время Константинопольской отсидки. Два года назад она ножкой топнула, придурков из Полоцка выгнала. Посадила князем Полоцким своего племянника Всеслава Васильковича.
Ну, понятное дело, не она посадила, а люди полоцкие. По своей доброй воле, словом божьим просветлённые, стеная от неурядиц и усобиц, в заботах о животах и семействах своих, челом били... Не все — некоторым наоборот: "били по челу".
Нынешний Всеслав — изначально из Витебских "рогволдов", поэтому со смоленскими... в дружбе. До такой степени, что уже высватал старшую дочку Ромика, а его братца, князя Давида, позвал в Витебск "посмотреть обновку" — отдаёт ему свой родной город. "В знак между-княжеской любви и нестерпимого уважения".
А то Ростиславовичи просто так заберут.
Папаша у них, конечно, "миролюб" и "законобдень". Но Давиду уже 23, и он ныне — как волк голодный — ищет себе удел на Руси. Из Новгорода его вышибали, из Торжка вышибали... "дайте хоть что-нибудь — а то хуже будет".
Прозвище "Попрыгунчик" — не от любовных забав, не за манеру прыгать по чужим постелям, а за скок по княжьим столам.
К слову: заскок в Витебск у Давида — отнюдь не последний.
Почему вся эта история с младенцем Судиславом и закрутилась — генетически-политический папаня отъехал по делам на минуточку. Вот кравчий и осмелел.
С точки зрения исторической — кравчий прав. Через полтора десятилетия Давид-Попрыгунчик перестанет прыгать по столам и сядет на длительный срок — начнётся его семнадцатилетнее княжение в Смоленске.
Многолетние заигрывания с земством при правлениях братьев вызовут в народе многочисленные надежды на него. Но "претендент" и "правитель" — две большие разницы. Разнообразные несчастия обрушатся на головы местных жителей, неоднократно будут они поднимать восстания против князя Давида. А он будет топить их в крови.
Я почти уверен, что Демьян-кравчий не сам дело начал, "из любви к искусству и к родине", а по команде Благочестника. Вероятнее — с княжеского многозначительного умолчания и о похотливости брата истинно христианского сожаления. Понятно, что Благочестник слов "убить братова ублюдка нахрен во младенчестве!" — никогда не скажет. А вот что-нибудь типа: "сорную траву с поля — вон", "паршивая овца — всё стадо портит", "если смущает тебя член твой...".
Недоказуемо, "не пойман — не вор". Осторожен князь Роман, осторожен и благочестив. Но... неэффективен. В отличие от отца своего Ростика. Который ныне всю "Русь Святую" уговорил, убедил и успокоил. Кроме одного исключения.
Карамзин пишет:
"Ростислав (Ростик — авт.) не мог успокоить одних Владетелей Кривских, или Полоцких. Глебовичи, нарушив мир, нечаянно взяли Изяславль и заключили тамошних Князей, Брячислава и Володшу Васильковичей, в оковы. Рогволод Полоцкий, требуя защиты Государя Киевского, осадил Минск и, стояв там шесть недель, освободил Васильковичей мирным договором; а после, желая отнять Городок у Володаря Глебовича, сам утратил Полоцк, где народ признал своим Владетелем его племянника двоюродного, Всеслава Васильковича. Сын Великого Князя, Давид, господствуя в Витебске, должен был вступиться за Всеслава, изгнанного мятежным Володарем, и снова ввел его в Полоцк, к удовольствию народа. В сих ничтожных, однако ж кровопролитных распрях Литовцы служили Кривским Владетелям как их подданные".
Последняя фраза нуждается в разъяснении: "Литовцы служили..." означает, что наёмники из литвин грабили местное население под Полоцком, Минском, Изяславлем, Городком... не просто так, а — законно. Наёмные литовские отряды из разных племён весьма активно и прибыльно воюют на стороне всех сторон непрерывного конфликта семейства "рогволдов".
Летописец, например, специально отмечает, что изгнанный жителями Полоцка князь Рогволд, идя к брату в Минск, по дороге сильно разорил собственные полоцкие земли: это одни литвины выражали местным кривичам глубокое возмущение своим тяжёлым поражением от других литвин.
Некоторым этот бардак надоедал. Володша Василькович, попавший в плен в "нечаянно взятом Изяславле", посидев в темнице не пойми за что, поглядевши на старшего брата Брячислава, которого держали под дождём и снегом на дворе в оковах не снимая, посмотрев, как под Городком дядя Рогволд, "заступник и покровитель" их, проспал ночную вылазку осаждённых и положил столько воинов, что и возвращаться в Полоцк не осмелился, понимая, что удел ему, как младшему брату — по любому не светит, напросился к Андрею Боголюбскому. Тот, помятуя о связях части "рогволодов" с Долгоруким и Свояком, стремясь ускорить восстановление Твери после недавнего очередного пожара — "явил милость", отдал Володше город.
Как и всякий русский князь, Володша явился не один, а с дружиной. И тут же стал раздавать своим "сподвижникам" боярство и вотчины — как владетельный князь он имеет право. Для "усиления обороноспособности и укрепления законности". Что и отмечено под 1162 годом в русских летописях упоминанием о "тверской боярыне", которая припала к чудотворной Владимирской иконе Божьей матери, недавно украденной Боголюбским у инокинь монастыря в Вышгороде.
Дама успешно от чего-то излечилась. Наверное, как это принято у христиан — от геморроя или от непроходимости. Искренне рад за женщину.
Вот туда мне и надо — оттуда меня точно не выдадут. Я про Тверь.
Дальше... дальше рано загадывать.
Можно по Волге вниз до Ярославля, оттуда по Которосле в Неро. Там Ростов. Потом волоком в Ухтому-Нерль-Клязьму. Там Суздаль, Кидекша, Владимир, Боголюбово... И другие интересные места.
А вот где именно мне место... Рано, Ваня, рано. Сперва надо из-под топора выскочить.
Жалко — в Чернигов не попадаю.
Там через месяц, в феврале 1164, закончит свой жизненный путь Святослав Ольгович (Свояк), один из самых выдающихся русских князей предыдущих десятилетий, один из "основателей Москвы". Его обеспамятевшая от горя жена будет сидеть у гроба мужа, рядом с которым "стояла крепко" против набегов половцев, прижимая к боку двоих мальчишек-княжичей — будущих героев "Слова о полку Игореве". А епископ черниговский Антоний, обрусевший грек, будет изменой да обманом спасать "Святую Русь".
Как же там у Ленина? Что-то насчёт "обрусевших инородцев, которые всегда пересаливают...". Так я и не понял: то ли соли много кладут, то ли — сала. Но смысл ясен: "пере-...".
Когда Русская Православная Церковь надумала отделиться от прогнившего, развратного, обнаглевшего до интердикта и впавшего в ересь Константинопольского патриархата — Антоний был из первых. Казалось бы — ему ли, греку, греками же поставленному, беречь древнее русское благочестие? — А вот...
И ныне, обманом и софистикой уйдя от крестной клятвы, требуемой от него черниговскими боярами, Антоний тайно пошлёт гонца к племяннику умершего князя, к Гамзиле. Будет звать того на Черниговский стол, приманивая малочисленностью черниговской дружины, растерянностью вдовы, отсутствием в городе старшего княжича, богатством покойного — "у вдовы имения много".
Изменнически взывать к жадности — для восстановления законности.
Ибо на Руси — "лествица". Закон. Исконно-посконный. Одна из основ Русского мира. Свояк — последний, самый младший из Ольговичей. После его смерти престол должен перейти к старшему в следующем поколении.
А не к старшему среди его сыновей. Как противоестественно требуют закон голомордых раскольников-католиков. "Майорат" называется.
Обман ради "правды" — удастся. И старший сын Свояка — Олег по грамотке тысяцкого поспеет из Курска позже, чем старший племянник — Гамзила по тайному письму епископа — из Новгород-Северского.
Потом будет много криков и ругательств, черниговское боярство, зная "закадычный" (ухватит за кадык и давит!) характер Гамзилы, будет говорить громкие слова и топать ногами, но Олег свою дружину на стены не погонит. И, ломая Закон Русский, князья договорятся: Олегу сидеть в Новгород-Северском. Поэтому князь Игорь со своим "Словом..." — Новгород-Северский князь. По брату, а не по отцу — Черниговский.
Князья, бояре, "вятшие" — создатели, носители, ревнители закона, норм, правил — сами их постоянно нарушают. Потребовалось вмешательство пастыря-клятвопреступника, иноземца-мошенника, чтобы хоть как-то соблюсти закон.
"Хоть как-то" — потому что права младшего брата Гамзилы — Ярослава, следующему по старшинству, кому и должно быть князем в Новгород-Северском, игнорируются. Порядок престолонаследования определяется не законом, но количеством гридней и резвостью их скакунов, позицией и изворотливостью "тайных агентов". "Балансом сил", а не "правдой".
"Сами по себе правила не вызывают нервных расстройств. Расстройства начинаются лишь с возникновением исключений".
Как известно: "нет абсолютно здоровых людей, есть не до конца обследованные".
Профессионалов-психиатров здесь нет — обследовать некому. О "здоровье" говорить не приходится: уже и летописи этой эпохи, обычно комплиментарные к князьям, всё чаще показывают деяниях их... несколько странные. Выглядящие неадекватными.
Речь не о массовой инфекции "головных мозгов", поразившей вдруг правящий дом "Святой Руси", но о той атмосфере неустойчивости, неопределённости, странного сочетания беззащитности и вседозволенности, которая всё более распространяется в княжеских теремах.
"Или в стремя — ногой, или — в пень головой". А не — "на коне белом, в корзне красном, с сабелькой острой... как и положено достойному отроку от семени Рюрика". "Святая Русь" становится невыносимой, пугающей уже и для самих рюриковичей.
Володша, молодой ещё парень, но уже битый и пуганный — как раз из числа таких. В теории: законный рюрикович, урождённый правитель, "государь милостью божьей", "как с дедов-прадедов заведено". "Красно солнышко". Живи по-божески, суди по правде, бей супостатов, делай своё княжеское дело, "сиди на попе ровно", и течение жизни само вынесет тебя наверх. Как и положено по обычаю, по "лествице".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |