Дверь тихо стукнула, закрывшись за метнувшейся в коридор самозванкой, которую все знакомые на Земле теперь будут принимать за меня.
— Сучка, — прошептала я, глядя на опустевшую комнату. Мою комнату! Я сама в ней обои клеила и мебель под цвет подбирала. Сама...
— Еще один жених, Лера? — язвительный вопрос, раздавшийся в воцарившейся тишине, заставил меня вздрогнуть. Я резко обернулась на голос и увидела подпирающего стену Йена. Мужчина стоял, скрестив на груди руки, и задумчиво смотрел на меня.
— Как ты вошел? — спросила его, но, заметив красную ленту, зажатую в руке норда, кивнула: — Понятно. Прости, я тебя не заметила.
— Знаю, ты слишком была увлечена беседой с Ильвой, — продолжая меня разглядывать, словно увидел впервые, сказал Йен.
— Слишком, угу, — согласилась я, натягивая на плечо соскользнувшую лямку сорочки. Она была тонкой, но длинной, поэтому особого смущения я сейчас не испытывала. Да и не до того мне было. Внутри все кипело от злости и разочарования. — Ты слышал? Ты ведь ее слышал? — нервно закусив губу, я, как и Ильва некоторое время назад, вцепилась в собственные волосы и еще больше их взлохматила. — Она даже разобраться во всем не желает! Узнать, что затеяли эти фирсы и зачем! Маленькая эгоистичная дрянь.
"Медведь" оттолкнулся плечом от стены и, подойдя ко мне, встал за спиной. Зеркало же по-прежнему излучало зеленое свечение, и отражалась в нем моя земная комната, а не наши фигуры.
— Значит, вот где ты раньше жила? — проговорил мужчина, обнимая меня сзади и с интересом рассматривая интерьер. — Неудивительно, что тебе так хочется вернуться обратно.
— Угу, — запоздало отвечая на его первый вопрос, пробормотала я и, резко крутанувшись в мужских объятиях, воскликнула: — Куда вернуться? Зачем?
— В прежнюю жизнь, в прежнее тело, к прежнему жениху, — без тени эмоций на "каменном" лице перечислил Йен. А меня взорвало!
— Знаешь, медведь, — шумно выдохнув, проговорила я, — иногда мне очень хочется тебя ударить.
Темная бровь мужчины чуть поднялась, а уголок рта дернулся, украсив серое лицо кривой улыбкой.
— Сейчас хочется? — уточнил он, глядя на меня с высоты своего немалого роста.
— Да, — гордо расправив плечи, заявила я.
— Так ударь, выпусти пар, мне не жалко, — предложил Йен. — Давай же, Лера, ты слишком напряжена, а надо бы расслаби...
Я ударила. А он... не увернулся. Звук пощечины получился очень громким и неприятно резким. Испугавшись содеянного, прижала к губам руки, но рыжий норд лишь хмыкнул и наконец-таки улыбнулся по-настоящему, всем своим видом показывая, что не в обиде. Эдакий добрый плюшевый мишка, готовый побыть боксерской грушей ради спокойствия девушки. Вот только вместо того, чтобы успокоиться, я почему-то разозлилась.
— Еще? — заметив перемену моего настроения, спросил норд.
— Мазохист чер-р-ртов! — зарычала на него и принялась колотить мужчину в грудь, отбивая руки о твердые мышцы его тела.
Я выплескивала в этом глупом порыве свою не менее глупую обиду. На Ильву, не пожелавшую рисковать новой жизнью ради общения со мной. На Гришу, который бросил в трудный момент меня, но почему-то подобрал ее. На фирсов, не удосужившихся объяснить своим "лабораторным крыскам" суть проводимого эксперимента... И на Йена за его готовность принимать удары, предназначенные другим. Хотел, чтобы ударила? Да, пожалуйста! Пусть получает, миротвор-р-ррец рыжий!
— Тише, маленькая, тише, — смеясь, говорил "медведь", пока я его лупила. Казалось, будто он совсем не ощущает боли, в то время как у меня уже ныли руки. — Ты, главное, не поранься, Лерочка, — обняв чуть крепче, попросил меня мужчина. — Пальчики ведь такие нежные.
Я была зла и расстроена, а он улыбался все шире. Это раздражало. И, отчаянно желая стереть с его лица довольное выражение, я поднялась на носочки, схватила "медведя" за шею, вынуждая наклониться, и поцеловала. С той же яростью, с которой только что его колотила. Вот только ответная реакция Йена оказалась еще яростней. Былую веселость словно ветром сдуло. Подхватив за талию, норд прижал меня спиной к холодной поверхности фирского зеркала и, не разрывая безумного поцелуя, дернул вверх тонкую ткань свадебной сорочки. Та треснула по шву, давая свободу моим ногам, которыми я тут же обняла его бедра.
Всего один вздох под аккомпанемент бешено бьющегося сердца, всего один взгляд в темно-голубые до черноты глаза мужчины, всего одно имя, слетевшее с онемевших от жадного поцелуя губ... его имя — и окружающий мир снова перестал существовать. Были только Йен, я и сорвавшееся с цепи желание, которое сжигало нас изнутри, требуя разрядки. А стекло продолжало мерцать, освещая часть комнаты и нас. И от моей прислоненной к нему спины во все стороны расходились белые круги.
И где-то на краю сознания мелькнула мысль: "Если Ильва вернется сейчас в комнату, ее ждет кино для взрослых", но стыдно почему-то не было.
Рывок, объятия, два широких мужских шага... и вот я уже прижата не к зеркалу с функцией видеочата, а к каменной стене слева от него. Нас больше не видно с Земли, но зеленого сияния достаточно, чтобы прекрасно видеть друг друга. Мои ноги по-прежнему крепко обвивают мужские бедра, пальцы впиваются в плечи Йена, а губы горят от недавних поцелуев. М-м-м... мало! Грудь Йена тяжело вздымается, да я и сама никак не могу унять сбившееся дыхание. Поцелуй разорван, ласки остановлены — мы просто смотрим друг на друга, не отводя взгляды и не моргая. Почему же он медлит? Почему?! Возбуждение кружит мне голову, требуя продолжить начатое, но нарастающая в душе тревога мешает проявить инициативу. Вдруг Йен вовсе не желает меня, вдруг все это лишь минутный порыв, вдруг...
— Если хочешь остановить меня, делай это сейчас, — хрипло прошептал "медведь", нависая надо мной, и напряжение отпустило. Губы сами расползлись в какой-то шалой улыбке, а с языка слетело:
— Хочу сейчас! Всего тебя хочу, — и неожиданно робкое: — Можно?
Больше мы не разговаривали. Он целовал меня так неистово, так жарко, что я была не в состоянии произнести ни слова, да что там — я даже внятно мыслить уже не могла! "Плыла" от его близости, сходила с ума от лимонно-медового аромата, от рыжих волос, запорошенных снегом ранней седины, от потемневших глаз, от самых нежных и чутких на свете губ... Я вздрагивала, когда его руки касались моей обнаженной кожи, впивалась пальцами в его плечи, ласкала шею с идущим вдоль нее гребнем. Выгибалась навстречу мужчине, целовала его и, наплевав на все приличия, просила еще.
Голова кружилась, тело горело, с губ срывались тихие стоны, а внизу живота словно закручивалась незримая пружина томительного наслаждения. Терпеть эту сладкую пытку больше не было сил. Я так сильно хотела норда, что сама принялась стягивать с него рубашку. Чтобы плотнее прижаться к обнаженной мужской груди, почувствовать, как бьется его сердце и... окончательно сойти с ума от вожделения.
Все, чего я сейчас хотела, кем жила, кем дышала — был Йен. Огромный, сильный, страстный и... удивительно нежный мужчина, который, несмотря на свои габариты и мощь, умудрился не причинить мне боль во время нашей первой близости. Единственное, что в этот раз действительно пострадало, была моя несчастная сорочка. Ну, и, пожалуй, его плечи, об которые я, как кошка, успела поточить свои короткие, но острые коготки.
Глава 13
Жизнь после секса
Щурясь от яркого дневного света, я увлеченно водила по рыжему боку моего керса щеткой. Зверь лежал на осыпанной пожухлыми листьями земле и довольно мурлыкал, как и положено всем котам, пусть даже и тем, которые размером с коня. Осень радовала теплой погодой, свежим ветром и ароматом листопада. В предгорный лес за последнюю неделю мы с Йеном выезжали уже третий раз, чтобы погулять на свежем воздухе, а заодно и потренироваться. И речь шла не только об отработке навыков примитивной самообороны, на которых настаивал рыжий норд.
Прежде всего, он учил меня крепко сидеть в седле и правильно управлять своим ездовым зверем. Рыж действительно признал во мне хозяйку. Потому, наверное, и терпел на своей спине такую неопытную всадницу, лишь изредка порыкивая, если я что-то делала ну очень-очень неправильно. Йен, к слову, тоже отличался просто-таки титанической выдержкой, когда пытался показать мне элементарные приемы самозащиты. Правда, и этой выдержке наступал конец, если, повалившись в очередную кучу листьев, я с хохотом утаскивала за собой и его.
Лежать на мягком ковре из листьев и упоительно целоваться после таких вот тренировок, как выяснилось, было просто нереально здорово. Так что наших верховых прогулок я ждала с не меньшим энтузиазмом, чем маленький ребенок ждет похода в цирк. Но у "медведя" в Стортхэме хватало обязанностей, которые забирали его у меня на большую часть дня, а то и на весь. Впрочем, я не жаловалась, мне и самой было чем заняться.
— Ты его совсем избалуешь, — сказал Йен, с мягкой полуулыбкой наблюдавший за мной и керсом. Официально лиловоглазого котяру звали Такердрон, что в переводе означало "гордый покоритель ветров", как по большому секрету поведал мне Сорис. Но я упорно именовала его Рыжем, и он, как ни странно, с удовольствием отзывался на новую кличку. Керс вообще реагировал на меня очень чутко. Узнавал по шагам, по запаху и еще непонятно по каким признакам.
— Ты до сих пор не понял? Этот хитрюга на то и рассчитывал, когда выбирал хозяйкой женщину! — ответила я своему учителю и, отложив в сторону щетку, полную рыжей шерсти, начала ласково поглаживать развалившегося на "солнышке" питомца, не забывая при этом чесать его за ушком. — Заметь, единственный керс, установивший ментальную привязку с лэфой, а не с нордом. Да в том, чтоб его баловали, и состоял коварный кошачий план! — нагнувшись, я обняла лобастую голову гигантского кошака и чмокнула его в нос. Рыж забавно фыркнул, дернул усами, а потом зевнул и принялся громко урчать, намекая на то, что неплохо бы продолжить его баловать и дальше.
За последние дни мы очень сдружились с моим четвероногим защитником. Я регулярно ходила в керсарню: навещала своего зверя и слушала лекции Сориса о том, как правильно ухаживать за ездовыми котами, как их чистить, расчесывать, кормить и прочее-прочее-прочее. Йен же взял на себя обязанность научить меня уверенно сидеть в седле. Поэтому к вопросам по уходу добавились еще и тренировочные заезды, перед которыми мне подробно рассказывали и показывали, как следует правильно крепить ремни, ну... и себя к ним.
— Рыж, имей совесть, — наигранно строго проговорил "медведь", на что зверь демонстративно зевнул и подставил мне под руку шею.
— Хитрее-е-ец, — протянула я, продолжая его почесывать. — Большой рыжий хитрец...
— Который нагло пользуется твоей добротой, Лера, — проворчал норд.
— А, по-моему, ты просто завидуешь, что она гладит НЕ ТОГО рыжего, — насмешливо заметил подлетевший к нему Лааш. Йен же только хмыкнул, не став вступать в спор с этой огненной "занозой".
Как пояснил мне на нашей первой прогулке Йен, на открытом пространстве элементали могли поддерживать свое призрачное тело и сохранять власть над стихией, находясь на чуть большем расстоянии от метки норда, к которой были привязаны, нежели в помещениях. А в Итировых подземельях дух и вовсе не терял видимую форму, как в купальнях Стортхэма. Однако мы предпочитали кататься по лесу, а не по горным пещерам. Поэтому стоило Лаашу отлететь от напарника метров на пятнадцать, как полупрозрачное "солнышко" превращалось в "невидимку", единственной способностью которого была возможность общаться с нами и безошибочно чуять присутствие себе подобных.
Элементаль для меня являлся своеобразным аналогом секьюрити, который информировал об отсутствии видимых и невидимых свидетелей. Сейчас он, как и положено профессиональному охраннику, вернулся с очередного облета лесного участка, выбранного нами для тренировок с ножами. Действительно расслабиться, не боясь быть услышанной, мы с Йеном могли только в его "берлоге" или на наших прогулках. В остальное же время мне приходилось следить за словами, а ему называть меня Ильвой.
— Ну, что? Отдохнула? — спросил "медведь", вставая с коряги, рядом с которой дремала Бригита. Черная керса, добравшись до места привала, предпочитала лечь спать, в отличие от моего Рыжека.
— Да разве ж это отдых? — возмутилась я, кивнув на щетку, которую таскала с собой на каждую нашу вылазку, ибо знала, что Рыж любит, когда его вычесывают.
— Судя по довольному выражению твоего лица, маленькая, это был именно отдых, — подколол меня мужчина. — Хватит уже обниматься с керсом, иди ко мне, продолжим наш урок... ученица, — и улыбнулся мне так, что сердце екнуло, а внизу живота приятно потянуло.
М-да, похоже, и это занятие закончится у нас так же, как и все остальные. В том смысле, что хорошо закончится, да... очень!
На самом деле рыжеволосый норд больше не был моим официальным наставником. С затеей под названием "Ильва — нар-ученица" мы распрощались в тот же день, когда перевели наши отношения на новый уровень... близости. Все произошло до банального просто: зашли к Грэму, у которого в Стортхэме был личный рабочий кабинет, объявили о смене моего статуса и, получив его одобрительный кивок после подписания заранее подготовленного договора на брак, отправились радовать Эйдара новостью о том, что ждать до зимы, чтобы стать нар-учеником Йен-ри, парню не придется. Умный мальчик лишних вопросов задавать не стал. А, заметив висящий на моей шее кулон, который таманы традиционно дарят своим амантам, хмыкнув, сказал:
— Давно бы так, — после чего вернулся к занятию с четырьмя мальчишками, приехавшими в общину в этом году. Обычно ими занимался "медведь", но иногда его подменяли Таш с Эйдаром. Теперь же только Эйд.
— Лер, поторопись, — поигрывая парой метательных ножей, приготовленных для моей тренировки, сказал Йен. — Тебе сегодня мебель должны привезти. Не хочешь же ты проворонить этот радостный момент? — он склонил к плечу голову, чуть насмешливо глядя на меня, а мое сердце снова екнуло. Я любила в этом мужчине всё: его характер, его необычную внешность, его привычки и этот вот жест, ставший таким родным.
Такой счастливой, как в последнюю неделю, я не была еще никогда. То, что происходило между нами, можно было смело назвать медовым месяцем, хотя встречались мы с таманом обычно только под вечер. Но, несмотря на усталость от дневных забот, эти вечера были незабываемыми, как и ночи. И не важно: занимались ли мы любовью, ужинали, разговаривали или просто спали в обнимку. Нам было хорошо вместе. Настолько хорошо, что я невольно ждала от жизни какой-нибудь гадости, потому что обычно эйфория не длится так долго.
Но пока ничего особенного не происходило: Керр-сай и его подпевалы ко мне больше не лезли, Брэд-риль на горизонте не появлялся, тетя Грэта с Тинарой в гости не заезжали, и от дана не приходило никаких новых писем. А подлинность послания, что принес тогда темноволосый норд, так никто и не смог подтвердить. Хотя сам Керр категорически отрицал свое участие в возможной подделке, продолжая настаивать на том, что почтальон все же был.
