Танго с призраком - 4. Танго Нуэво

Святость?

Вот взять бы метлу, да с молитвой, с лаской, с расстановочкой...

Нельзя.

Придется докладывать.

— Ждите, — процедила сестра, и удалилась восвояси.

Амадо, недолго думая, уселся на капот мобиля, и принялся развлекать себя художественным свистом. А что? Это дома нельзя, дома денег не будет. А в монастыре — можно! Им деньги не нужны, они Богу помолятся лишний раз, да и порадуются.

То ли благодаря свисту, то ли упоминанию епископа, приняли Амадо достаточно быстро. Он и две арии насвистеть не успел, а его уже пригласили в монастырь и в кабинет к настоятельнице. И в очередной раз Амадо ухмыльнулся про себя.

Ну да, ну да...

В кельях у послушников и рядовых монахов действительно можно умерщвлять плоть. А эта особь себя любит... кресла с набивкой из конского волоса одни чего стоят! С него Альба такое требовала, дешевле мобилю колеса поменять.

И стол не абы какой, не пара сколоченных досок.

Дуб, резной, мореный...

И сама настоятельница. Вот не сойти ему с этого места, если под сутаной, грубой и колкой, не мелькнуло что-то шелковое. Когда она руку подняла...

А так — вполне симпатичная женщина, лет сорока пяти, приятная, сразу располагающая к себе, и смотрит с такой укоризной, что хоть ты под стол заползай. Вот этот, дубовый, двуспальный.

— И что вы устраиваете в святом месте, тан Риалон? Как вам только не стыдно?

— Никак не стыдно, — охотно согласился Амадо. — Ни здесь, ни там.

— Тан Риалон...

Амадо поднял руку, развернутой ладонью к монахине.

— Сестра, — да, он знает, что по правилам надо бы обращаться к ней 'матушка', но это уж перебор. Мать у него одна была. И точка. — Давайте упростим нам задачу. Риалоны — некроманты.

Настоятельница сверкнула глазами, напоминающими темные бусины в бледной коже. Потом поняла, к чему это было сказано, и приуныла.

Некроманты...

Да сволочи они, сволочи! И никакого уважения к монастырям не питают!

Вообще. Никак.

В отношении Амадо это было чистой правдой.

Да, не питает. Эрнесто Риалон отродясь богомольным не был, Ла Муэрте — это другое, про ритану Барбару вообще молчим. Ей храмы близко не сдались и рядом не легли. Вот и вырос Амадо без особого уважения к церкви. Разве что старался отношения не портить. Но...

Вот если б его сразу пустили и разрешили поговорить, с кем надо, он бы и вел себя иначе, и поблагодарил, и епископу их похвалил.

А нет?

А на нет и уважения нет. Зато проблемы у вас будут. Долго ли, желаючи? Настоятельница глупой не была, так что поджала губы и кивнула. Мол, поговорим.

— Так что вам угодно, тан Риалон?

Амадо не стал ходить вокруг да около.

— К вам должна была приехать вдова некоего Габриэля Маркоса Гомеса. И привезти его тело.

— Да, это так, — согласилась женщина.

— Я хочу поговорить с ней.

— С вдовой?

— Да.

— Хорошо. Синьора Энкарнасьон Мария Гомес пока в монастыре.

— А еще мне хотелось бы знать ваше мнение, сестра, — впился глазами в темные лупешки Амадо. — Вы неглупы, иначе вы не занимали бы свой пост. Что вы можете сказать о них? О ней, о привезенном теле, ваши впечатления?

Мать-настоятельница поджала губы.

Лесть на нее особенно не подействовала, она же не дура! Но ведь от этого негодяя иначе никак не отделаешься. Проще дать ему то, о чем он просит.

Некроманты, этим все сказано! И обойтись без них не получается, и связываться с ними...

Сплошные от них сложности! Вот!

Но... было еще одно 'но'. Ей очень хотелось поделиться впечатлениями. Очень-очень. А не с кем. Не с сестрами же такое обсуждать? А тут вроде как она и не при делах, она просто расскажет, что спросили. Мать-настоятельница хоть и была властной, умной и жестокой, но женщиной ведь! И ей было попросту любопытно!

— Меня действительно кое-что поразило, — аккуратно подбирала она слова.

— Что именно? — вежливо поинтересовался Амадо. — Ужас на лице покойного?

— Вы... знаете?

— Слышал.

Женщина кивнула.

— Да, это тоже. Во-первых, ужас на лице покойного. Вы же понимаете, мы не пропустим на территорию монастыря заколоченный гроб...

— А кладбище как раз на вашей территории.

— Именно.

Амадо кивнул.

Монашек можно было понять. После шуточки, которую однажды учинили, кстати, трое юных некромантов, все ящики, которые провозят на территорию монастыря, вскрываются в обязательном порядке. А то нашлись... юмористы.

Провезли аж четыре ящика с дохлыми крысами. И придали им некро-импульс.

Крысы и при жизни-то были тварями непринужденными, а уж после смерти и вовсе обнаглели. Такого шороха навели в монастыре, что история на все королевство прогремела.

Некромантов показательно оштрафовали, ну и от учителя два паршивца проблем получили. Но и монастыри урок усвоили.

— Там правда такой ужас? — уточнил Амадо. — Вы его уже похоронили?

— Да. Вы будете вскрывать могилу?

— Нет, не буду, — отмахнулся Амадо. — Ни к чему.

— Там не просто ужас. Мне самой жутко стало. Это перекошенное лицо, этот раскрытый в крике рот...

— Его не могли загримировать?

— Могли, наверное. Но вдова торопилась увезти мужа из столицы... уехать сама?

Амадо привычно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла. Торопилась. А почему? А зачем? А что ей мешало в столице?

Или — она знает, кто и что заказал ее супругу? Он это скоро прояснит.

— А что еще вас насторожило, сестра? Раз уж вы сказали: во-первых?

— Страх на его лице. Страх у нее. Она явно что-то знает. И... само тело, что ли?

— Тело? — насторожился снова Амадо. — Чем оно вам не понравилось?

— Мы покойного не обмывали, конечно, все уже было сделано. Но... я видела мертвецов.

— И? — подбодрил Амадо.

— Мне кажется, что на третий день после смерти, даже на четвертый, они выглядят похуже. Особенно, если их не бальзамировать.

Амадо забарабанил сильнее.

— Сестра, мне очень надо поговорить с синьорой Энкарнасьон Марией Гомес.

— Она не спит, — сухо сказала мать-настоятельница. — Я могу предоставить в ваше распоряжение свой кабинет.

Амадо прищурился. Вот дураком он точно не был.

— Сестра, а вы так уверены, что оно вам надо?

— Простите? — 'не поняла' мать-настоятельница.

— Это — дело государственной важности, — отбросил огрызки вежливости Амадо. — И я не могу вам гарантировать не то, что спокойную, а просто — жизнь, если вы попробуете в нее влезть.

— Вы мне угрожаете?

— Я? Нет, сестра. Я останусь в вашем кабинете, мне несложно. И сделаю вид, что не замечаю слуховых отверстий в стенах. А вот как с этим будете жить вы? Ради этой тайны расстались с жизнью уже минимум три человека, причем одна совершила самоубийство.

Настоятельница поспешно перекрестилась.

— Господи, прости эту грешную душу.

— Вы можете даже присутствовать при нашем разговоре в открытую, что ж вам пылью-то дышать, — добил Риалон. — Но я снимаю с себя всякую ответственность.

Это оказалось последней каплей.

— Поговорите на террасе, — предложила мать-настоятельница.

Амадо склонил голову. И понимая, что сказать что-то стоит, вот просто, из благодарности, вульгарно поманил мать-настоятельницу пальцем поближе. И сам перегнулся через стол.

— Сестра, речь идет о перевороте. И незаконной королевской крови. Краже крови...

— Ох!

За такое действительно могли прикончить. Настоятельница оценила. И то, что ей сказали хотя бы в осях, и как сказали — даже если кто-то решит подслушать, тут в двух шагах ничего не разберешь...

— А синьор Гомес...

— Он кое-что изготовил. И этим воспользовались, чтобы отравить хорошего человека.

— Кошмар! — искренне сказала женщина.

Амадо развел руками.

Да, кошмар, да, ужас... а что вы хотели? Не мы такие, жизнь такая. Где там ваша терраса?

* * *

Синьора Энкарнасьон Мария Гомес была очень, очень усталой.

А еще — седой.

Хотя по прикидкам Амадо, ей было лет пятьдесят, может, и поменьше. Но — стояла перед ним старуха, разве что на палку не опиралась, а вот горбилась точно так же.

И боялась.

Чего-то она очень боялась, но чего именно?

— Добрый вечер, синьора, — решительно начал Амадо. — Побеседуем?

— Я вас слушаю, — вздохнула женщина. — Что вам угодно? Мой супруг мертв.

— А дело его рук — живо. Бокалы для тана Ксареса делал именно он. И у меня вопрос. Кто заказал ему повтор?

Синьора побледнела, да так, что это было заметно даже ночью и на террасе.

— Да... заказали. Сам бы он никогда...

— Кто?

— Вы мне не поверите, молодой человек, — качнула головой синьора. — Нет, не поверите...

Амадо только вздохнул.

— Вам что-то говорит такое имя? Синэри Ярадан?

Женщина рухнула на колени, словно придавленная им к полу. И — разревелась.

— Нет... не надо! Пожалуйста... оставьте его хоть после смерти в покое!!! УМОЛЯЮ!!!

Амадо плюнул, помог ей подняться и принялся успокаивать. И что за бабы пошли такие нервные? Вот ей-ей, даже та рыжая девчонка реагировала лучше и спокойнее, чем эта женщина. Хотя Феола и была еще ребенком, по мнению Амадо.

Но сколько самообладания! Залюбуешься!

А тут что...

Теперь приводи ее часа три подряд в порядок...

* * *

Спустя каких-то несчастных два часа Амадо получил ответ на все свои вопросы. Даже и на те, на которые не рассчитывал. И сидел, переваривал.

Потому как синьор Гомес, известный всей столице мастер работы со стеклом, оказался...

Да!

Мединцем он и оказался!

— Знала, я все знала, — рассказывала синьора. — И замуж за него выходила — знала, и что? Он же не из тех, которые полностью, он самым краешком. Потому и выжил... хоть и лежал несколько дней в горячке, но выкарабкался, выходила я его. И жили мы несколько лет спокойно. А потом они пришли...

Они.

Да, те самые выжившие мединцы. Они действительно начали собираться в стаю. И решили для себя... что?

— Я не знаю, — вздыхала женщина. — Габриэль тоже не знал, ему это и не надо было. Он говорил, что его дело со стеклом работать, а остальное пусть идет мимо. Для него мастерская была важнее детской.

— А дети у вас есть, синьора?

— Есть. Двое...

— Вы за них не беспокоитесь?

— Они в колониях. Мы подумали, и отправили их туда. Давно еще, так нам показалось спокойнее. Там их не достанут, это уж точно.

— Почему? Море для мединцев не преграда.

— Потому что там есть шаманы, — даже несколько удивленно ответила синьора. — Еще когда демоница была в силе, она держалась подальше от колоний.

— Шаманы? А ЧЕМ они опасны?

— Не знаю. Я из обычных людей, Габриэль старался мне кое-чего не говорить, берег, — сложились в горестную улыбку губы синьоры.

Амадо поднял брови.

— И вы согласились выйти за него замуж, зная обо всем?

— И что такого? За некромантов замуж выходят, и детей от них рожают... — вольно или невольно синьора попала не в бровь, а в глаз. — Всяких любят. А я его люблю, понимаете? Вот такого, рассеянного, вдохновенного... и пусть он не совсем человек, он-то меня тоже любит! Любил...

— Любите?

— Любила... люблю. Разве смерть на что-то влияет?

— Я слышал, мединцы не могут любить, — поддержал тему Амадо.

Синьора качнула головой.

— Могут. Не все, но могут. Кстати, творческие способности при полном слиянии Габриэль бы тоже утратил. Но они остались. И душа у него была живая, человеческая. И я могу надеяться, что мы ТАМ встретимся! Я уеду к детям, но не сейчас. Может, через месяц... сейчас я просто не перенесу дорогу. И я вернусь. А вы... вы сможете ИХ найти?

— Постараемся, — вздохнул Амадо. — Давайте мы с вами побеседуем, авось мне что-то и поможет...

Спустя два часа он устроился на ночлег в келье монастыря. Подтянул повыше одеяло, которое кололось даже через одежду, поправил каменной твердости подушку, вздохнул. А все ж лучше, чем в мобиле, скрючившись и осенью.

Синьора Гомес рассказала ему очень многое. И то, что знала о мединцах, и остальное. И самое печальное...

Заказчиков ЭТОГО случая она не знала. Она отдала Амадо все рабочие тетради супруга, всю его клиентскую картотеку, все записи. Но найдет ли он там что-то полезное? Кто знает...

Мединцы — или нет?

А если нет, то кто?

И еще... сердце у мужчины было более, чем здоровое. Остается вопрос. Какой яд или проклятье может дать гримасу испуга?

Амадо предстояло дать ответ на множество вопросов. Но это завтра, завтра. А сегодня — спать. Уже почти час ночи... ну хоть до третьих петухов подремать, а там опять в столицу. Что за жизнь такая? И ведь не выспится до коронации, а то и потом не выспится.

Амадо поудобнее уложил голову, чтобы шея затекла не слишком сильно — и мгновенно отключился. Спать! Хоть на гвоздях, но — СПАТЬ!!!

* * *

Эмилио Педро Оливарес шел домой.

Настроение было... пожалуй, оно было средним. Душу грела зарплата, но разум туманили неприятные мысли. И было их много.

И были они...

Неприятные, одним словом.

Но вот и дом. Темные окна, одинокие стены... и давний знакомый, который ждет его, сидя в кресле. Ему темнота не помеха, он и ночью, и днем преотлично видит.

— Оливарес, наконец-то!

— Добрый вечер, синьор.

— Задерживаешься на работе? Это хорошо, это правильно. Работать вообще полезно... тебе. Ты принес то, о чем мы договорились?

Эмилио вздохнул.

Принес ли он?

Принес. Но...

— Может, вы лучше возьмете деньги? Я получил зарплату.

— И сколько там твоей зарплаты? На пятую часть долга хватит?

Эмилио потупился.

Ну.... Не хватит. Должен он раз в десять больше. И еще неясно, на что придется жить. Но....

— Синьор, я еще раз прошу вас.

— Бумаги, Оливарес, — в голосе говорящего зазвучали металлические нотки. Резкие, жесткие.

Эмилио вздохнул — и полез в комод.

В конце-то концов, ничего такого он не делает! Это почти и не тайна, эти сведения можно добыть десятком разных способов. Он просто... неудачно попался. Вот и все.

Вот и...

За спиной послышался шорох, но повернуться лицом к гостю Эмилио не успел. Он уже ничего не успел. В груди вдруг стало очень холодно и как-то больно. Он опустил глаза вниз — и увидел окровавленное острие кинжала, которое выглядывало из груди.

А потом и его уже видно не было. Была только темнота и тишина.

— Прости, но ты слишком ненадежен. Прижми тебя — и ты все выложишь, — объяснил убийца трупу, как будто Эмилио его слышал. — А то и прижимать не потребуется. Страшная это штука — угрызения совести.

Труп промолчал.

Убийца сунул за пазуху папку, бегло проглядел остальные бумаги — и вышел на улицу. Никто и внимания на него не обратил, идет себе человек по делам, ну и пусть идет.

А труп?

Найдут... когда-нибудь.

Убийца не знал, что найдут его уже утром, а то бы позаботился его спрятать. Но — не знал. Да и что это меняет?

Пошел последний отсчет.

Глава 7

Карлос Амадо Риалон сидел у себя в комнате и серьезно размышлял.

Совершенно напрасно считают, что подростки не способны ничего подметить, увидеть, разобраться, сделать выводы...