| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но то были локальные ситуации. Сейчас же количество самоходок начинало переходить в качественно новую обстановку, в которой уже не оставалось места маневру. А ведь за счет маневренности нашей бронетехники мы предыдущие годы и держали фронт, даже проводили контрнаступательные операции. Сейчас же фрицы повадились ставить эти длинноствольные самоходки на холмах и с них постреливать в любое шевеление, а в случае опасности самоходка просто пряталась за неровностями и где она потом вылезет — большой вопрос. Это вам не громадная зенитка Pak-36, которая возвышается над местностью порой очень заметно, что на поле боя чревато, и не противотанковое орудие Pak-43, которое — да, пушка хорошая, уже с новым зенитным стволом длиной 71 калибр, но тяжелая и малоподвижная, а потому ее можно было легко раскатать, особенно когда она после двух-трех выстрелов так зароется сошниками, что не вытащить и за пять минут, поэтому даже маневр огнем по полю боя был ей затруднителен — расчет не успевал развернуть орудие на появляющиеся на фланге танки.
Самоходки же даже с гусениц могли сделать первый выстрел и быстро смотаться. При заблокированной подвеске — чтобы не раскачивало как на качелях после каждого выстрела — могли сделать уже три-пять выстрелов. Ну а если машина распялит свои ригели — получалась практически стационарная установка для уничтожения бронетехники на ракурсах до 60 градусов вдоль оси орудия, которая к тому же могла быстро смотаться — если, конечно, не заклинит гидродомкраты, без которых лапы ригелей не всегда можно было вытащить даже гусеницами — настолько высокая была отдача немецких орудий. Мы-то тоже с этим мучались, но меньше — наплевав на соображения маскировки, мы надевали на стволы дульный тормоз, чтобы не бить отдачей по технике и грунту с такой силой, поэтому нам хватало и блокировки подвески. Да у нас по другому бы и не получилось — мы ведь делали самоходки из доставшихся нам танков, которые далеко не всегда были достаточно прочные чтобы выдерживать отдачу выстрела без дульных тормозов. Впрочем, и немцы далеко не везде обходились без дульного тормоза — они ведь ставили стволы тоже на что придется, вплоть до Ганомагов, хотя в основном старались использовать технику, производившуюся союзниками — чехи и французы выпускали неплохие гусеничные шасси как раз для установки противотанковой артиллерии, да и броню могли откатать потолще — и самоходка превращалась уже в штурмовое орудие, хотя на последние немцы старались ставить пушки калибром побольше — все-таки штурмовое орудие работает по укреплениям, и там становится важен фугасный эффект, чтобы развалить земляные укрепления. Но и противотанковые самоходки с усиленной броней и зенитным, а не гаубичным орудием шли во все возрастающем количестве.
Так, немцы стали устанавливать такие орудия в корпус танка Т-4 — этот танк и до того уже имел неплохие характеристики — лобовая броня в 80 миллиметров, пушка калибром 75 миллиметров и длиной ствола 48 калибров, противокумулятивные экраны — танк был трудным не только для пехоты, но и для танков. А сейчас уже шли танки со стволами длиной 60 калибров. Ну и после замены башни на рубку — чтобы башню просто не сорвало отдачей — можно было устанавливать уже и зенитные стволы. И при толщине наклонного лобового листа уже в 100-120 миллиметров это была практически неубиваемая в лоб боевая машина — даже наши кумулятивные выстрелы безнадежно вязли в таком слое брони, а то и просто рикошетили струями если угол встречи получался совсем уж нехорошим, ну а если подрыв происходил на противокумулятивной решетке или экране, то дело вообще заканчивалось красочным пшиком струи, разлетевшейся огненными всполохами по лобовой броне. Так немцы ставили зенитные стволы и на устаревшие шасси танков Т-3, только с бронированием пониже, и даже на двойки, но там — уже только с противопульным бронированием и дополнительными упорами, которые можно было автоматически убирать с помощью гидродомкратов. Впрочем, эти машины полюбились нашим танкистам — узкий и короткий корпус заставлял делать рубку довольно большой — экипаж фактически ходил и поверх моторного отделения. За счет такой высоты машина была довольно заметна, особенно после первого выстрела, а узкие гусеницы и все-таки слабоватый движок не позволяли машине надежно спрятаться в непроходимых дебрях и быстро сменить позицию. Поэтому машинку можно было развалить даже с первого выстрела и, соответственно, влегкую срубить дополнительных баллов и премиальных за уничтожение вражеской техники. Жаль только, что у немцев таких машин было немного — двойки больше переделывали в зенитные самоходки, а противотанковыми некоторые становились только из-за излишнего усердия, проявившегося после воплей Гитлера "Сделайте наконец хоть что-то с этими русскими танками !".
Вот немецкие военные и конструкторы и пытались весь сорок второй и половину сорок третьего "сделать хоть что-то". И, к нашему сожалению, им удалось нащупать золотую середину, но, к нашему же счастью, и тут срабатывало немецкое стремление к неуемному совершенству. Золотой серединой, по нашему мнению, были как раз самоходки на базе четверки. Немцы их делали по нашей нашей же методике — убирали башню и верхний лист корпуса, делали наклонный передний лист и устанавливали в рубку более мощное орудие. Получалось отличное оборонительное оружие и оружие для огневой поддержки на дальних и средних дистанциях, когда не надо вертеть башней на вновь открывающиеся фланговые цели. Правда, как и у нас, у немцев тоже при этом возникали проблемы с обслуживанием и ремонтом трансмиссии — она ведь располагалась в передней части танка, и сплошной лобовой лист перекрывал к ней доступ. Поэтому немцы, вслед за нами, экспериментировали — делали его и цельным но съемным с помощью крана или лебедки, и составным из двух частей, чтобы поднимать только верхнюю половину, но уже подвесными лебедками, делали и уступ, через который можно было добраться к трансмиссии старым способом — два наклонных листа — тяжелая противоснарядная броня, горизонтальный лист посередине — из легкой противопульной — его защита — в недоступности выстрелам из ПТО — они им просто практически не подставляется, если только совсем уж неудачный расклад, когда стрельба ведется чуть сверху, и его легко поднимать даже вручную, чтобы получить доступ к механизмам. Но в любом случае — почти вся передняя проекция оказывалась неплохо защищена от бронебойных выстрелов, не говоря уж об осколочных если не совсем уж крупного калибра. Да и от кумулятивных немцы все чаще ставили на свои машины мало того что противокумулятивные экраны, так еще и более легкие решетки, а последнее время — даже двухслойную броню. Наши преимущества в бронетехнике стремительно улетучивались.
И, знай немцы меру, они бы завалили нас такими машинами. К счастью, немецкое стремление к совершенству играло на нашей стороне. Одним из плодов такого стремления был танк Пантера, который на первый взгляд был еще более грозным противником чем четверка — тут и ствол длиной уже 70 калибров, и лобовая броня, хотя также 80 миллиметров, но наклонена. Но и трудоемкость Пантеры была в два раза выше четверки — 150 тысяч человеко-часов (при этом Т-34 по общей трудоемкости уже приближался к 15 тысячам часов — в десять раз меньше чем у Пантеры и в 5 — чем у Т-4 — одно только введение на советских заводах огневой резки бронелистов вместо механической разделки снизило трудоемкость нарезки с 260 до 80 часов — а ведь немцы к тому же делали не ровные края, а соединения в шип — то есть им этот шип длиной метр-полтора надо было проточить на одном листе и приемный паз для этого шипа — на другом — смежном листе, а для боковых листов таких пар шип-паз могло быть два-три — почти как деревянная шкатулка, вот только танки были из стали, а не дерева). Тигр же тут был вообще вне конкуренции в плохом смысле этого слова — его трудоемкость составляла 300 тысяч часов, хотя эта цифра была весьма условна — реальной трудоемкости никто не знал, так как танк изготавливался с привлечением многих поставщиков, и немцы все никак не могли собрать статистику а может и не планировали этого делать — проверяющим ведь тоже хочется пожить прямо сейчас. Да и наличие до войны большого числа высококвалифицированной рабочей силы сыграло с немцами злую шутку — они так и не смогли выбраться из пут мелкосерийного производства, поэтому на 60 заводов по выпуску танков (в РИ — 47) там приходилось 120 заводов-смежников (в РИ — 80) — это помимо заводов по выпуску другой бронетехники. Поэтому только станко-часов у них уходило — на Т-4 — 4500, на Пантеру — 6000, на Тигр — 7000.
Ну, это помимо другой трудоемкости — так, много времени занимала кантовка и точная установка тяжелых корпусов — так, немцы разделывали отверстия под катки уже на готовом корпусе — подтаскивали его к станку, точно устанавливали и рассверливали отверстия на многошпиндельном станке, который также был произведением технического искусства, фактически шедевром — вращающиеся держатели резцов там тянулись от электродвигателей почти на два метра, чтобы достать до отверстий — немцы как привыкли делать многошпиндельные станки для обработки отверстий в дышлах паровозных тяг (что было большим прогрессом) — так и перенесли эту же технологию на обработку танков. А ведь отверстия под катки — это не отверстия в паровозном дышле — если дышлу действительно необходима высокая соосность отверстий, так как оно все работает как единый кинематический механизм, то танковым колесам такой высокой точности совместной работы не требуется. И, вместе с тем, дышло было гораздо более компактным устройством, чем корпус танка. Поэтому, тупо перенеся технологию с одного изделия на другое, немецкие конструкторы совершили никому не нужный трудовой подвиг — "танковому" станку требовалось удерживать режущие инструменты при большом плече усилий, а потому станок был всего один. Неудивительно, что на ходовую часть Тигра уходило 4500 только станко-часов. Ну и еще 1400 — на корпус и башню, 1000 — на двигатель. Впрочем, у Пантеры были примерно такие же цифры — 3700, 1200 и 1000, даже четверка ненамного отставала — 3000, 600 и 900 — остальные часы набегали из производства и разделки брони, сварки — она ведь у немцев так и оставалась ручной, кантовки и прочего. Т-34 тут был вообще вне конкуренции — 1320, 320 и 700 (с топливным насосом — 800) при общей станочной трудоемкости 2350 станко-часов (и, напомню — общей трудоемкости в 15 тысяч часов), КВ-1 был чуть посложнее — 3200 часов, а Т-43 находился посередине — 2800. И дело тут было не только в более простой конструкции, но и в организации производства — в СССР было просто меньше танковых производств — всего под десяток — но они были крупнее, и поэтому там можно было сконцентрировать все силы, и, самое главное — применить поточные технологии. Так, внедрение конвейера на заводе N183 позволило снизить трудоемкость производства корпуса и башни с 1600 часов в начале 1942 до 1380 в начале 1943, а на заводе N112 — с 3400 до 1980 часов. И это с одновременным преодолением кризиса надежности танков, когда из-за эвакуации и временного разрыва хозяйственных связей приходилось нарушать технологические процессы. Так, на заводе N264 был отменен отпуск корпуса танка после его сварки — просто не хватало печей и топлива. В результате в корпусе стали появляться трещины, но за пару месяцев нужные печи были построены и проблема исчезла.
Наши танки при выходе на плато отработанности технологии были еще менее трудозатратны — даже последние модели не требовали больше 2000 станко-часов, причем половина — это работа сравнительно простых сварочных автоматов и автоматов для электрорезки и точной обработки отверстий. Правда, во многом это было достигнуто за счет "зубильности" самих конструкций — мы спрямляли изгибы и убирали повороты где только могли, поэтому вскоре корпуса наших танков и в самом деле стали похожи на зубило — даже по неубиваемости.
Да и остальные детали мы спрямляли как могли. Так, коллектор выхлопных газов на "классическом" В-2 представлял собой штампованно-сварную гребенку — патрубки крепились к выпускным окнам каждого цилиндра, заворачивались вниз и шли несколько сантиметров к общей трубе, по которой продукты сгорания и выводились назад. И выводились не просто, а с изгибом патрубка общей трубы — в соответствии с конструкцией корпуса, предусматривавшей выход выхлопной трубы именно в таком положении. Получалась довольно сложная и объемная пространственная конструкция длиной с метр — понятное дело, что отштамповать такое непросто. У нас все было проще — в обычной трубе с одной стороны проделывались отверстия, в них вставлялись переходники, которые и крепились муфтами к выпускным окнам цилиндров. То есть выхлопные газы выходили в коллектор через прямой короткий патрубок — это не только существенно снизило трудоемкость, но и на пару процентов повысило мощность двигателя — газы испытывали меньшее сопротивление. К тому же и трубы мы применяли из тех, что и так производились у нас в массовом количестве — для патрубков использовались обрезки от труб 60-миллиметровых минометов, для коллектора — половина трубы от 120-миллиметрового. То есть и здесь мы не только выигрывали за счет увеличения массовости продукции, но заодно повышали характеристики двигателя — объем нашего коллектора был больше, соответственно газы снова встречали меньше сопротивления — еще процентик к мощности движка. Да и картер мы также не отливали, а делали из прямой трубы — стальной лист последовательными проходами сворачивался на валковом прессе в трубу, сваривался вдоль, по бокам приваривались круги боковин — и никаких конусных переходов. Затем прожигались, отпускались ТВЧ и растачивались отверстия под цилиндры и крепеж — и картер был готов. Причем за счет большого количества прямолинейных поверхностей все это можно было сравнительно легко автоматизировать, что мы и делали — на изготовлении картера у нас работали линии всего из десяти станков — двух гибочных, сварочного, станка для прожига и отпуска отверстий и двух расточных — причем прожиг и расточка выполнялись на многопозиционных станках — они обрабатывали сразу все отверстия в картере. Ну и отдельные станки для изготовления и приварки боковин. И так во всем. Да, конструкции оказывались несколько перетяжеленными, зато гораздо более технологичными, да и перетяжеленность так и так присутствовала бы — мы ведь делали двигатель не из алюминия, как классический В-2, а из чугуна и стали, но за счет его поперечного размещения в танках и прочей технике общий вес машин был все-равно ниже чем у Т-34 при большей бронезащите.
ГЛАВА 23.
А ведь мы сейчас осваивали плазменную резку — слишком уж привлекательной была технология — стальные листы толщиной 10-20 миллиметров — то есть вся легкая бронетехника, а также крыши, днища, внутренние перегородки тяжелой — можно было резать со скоростями до метра в минуту — это в три раза быстрее чем даже кислородной резкой, не говоря уж о механической. И кромки получались почти что чистовые, ну может слегка наазоченные и с дефектами, но, скажем, для установки втулок для осей это совсем несущественно и такой рез можно считать уже чистым, не требующим дополнительной обработки. Да и для сварки в принципе подходяще, разве что пришлось поиграться с составом флюса, чтобы вытянуть лишний азот.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
