Острова. Шаанджита

Я не умерла. Лишь отключилась от реальности, захлебываясь в океане пульсирующей боли, застилающей глаза и сжигающей сознание.

Глава 14

Злость никогда не была хорошим советчиком — ни в каких делах, а вспыльчивость так и вовсе опасна. И для себя, и для окружающих. Вот уж воистину, сестринское смирение мне бы не помешало!

Как долго я бродила в лабиринтах страдания, не знаю. Помню только, что кто-то разжимал мои стиснутые зубы и вливал в рот горькую гадость, которую я пыталась глотать. Меня снова выворачивало, вспыхивали в глазах искры, взрывалась кипящим чайником голова, и я куда-то летела, теряя чувство пространства.

Очнулась, чувствуя в своих волосах ласковые пальцы, перебирающие прядь за прядью, блуждающие по коже, словно по минному полю — с опаской. Осознала себя лежащей на спине, вместо подушки — чье-то бедро. Разлепила пересохшие губы, прошептала едва слышное:

— Пить.

Прохладный отвар пах травами и казался напитком богов. Напившись вдоволь, я снова откинулась на спину. Мое "спасибо" прозвучало гораздо тверже. Я прикрыла глаза, пальцы нащупали край плаща и потянули наверх, укрыть поплотнее. Боль сделалась маленькой, спряталась — явно на время — и пока не тревожила. Я улыбнулась и провалилась в сон, спокойный и пустой.

Проснулась ближе к вечеру. Под кронами деревьев значительно потемнело, листья окрасились в теплый оранжевый, но в прогалках меж ветвями видно было небо, все еще светлое, высокое, летнее. Рядом кто-то тихонько сопел, повернув голову, я узнала вихрастую макушку Ника, который спал, подтянув колени к груди. Я сочла это хорошим знаком — если может так скрючиться, значит, серьезных повреждений нет.

Хелен подошла незаметно. Пальцы ее, прохладные, сильные, тронули лоб, приподняли веко, задержались на запястье. Удовлетворенная осмотром, она спросила:

— Есть будешь?

Губы против воли изогнулись в улыбке, в желудке недовольно заурчало. Когда-то именно этим она и завоевала мою симпатию — предложением покушать. Да, сейчас с аппетитом у меня стало хуже, но я всегда могла убедить себя, что еда — это хорошо.

Чечевичная похлебка со шкварками вприкуску с хлебом и сыром, немного вина — и я почувствовала себя счастливой. Спросила, оглядываясь на спящего мальчишку:

— Как он?

— Уже хорошо. Еда и сон — лучшие лекарства для молодого тела.

Я хмыкнула — ее слова замечательно сочетались с моей концепцией выздоровления. Женщина приняла от меня бурдюк с вином, хлебнула, заткнула крышку — все движения четкие и скупые — подбросила в костер пару веток покрупнее и будто между делом произнесла:

— Так понимаю, ты спать сейчас не хочешь. Хорошо. Я лягу, присмотришь с Грегом за Ником. Если что, буди. И — спасибо. Для него все могло быть иначе.

Я, чувствуя себя по-дурацки, ответила "не за что" и сцепила пальцы в замок. Насчет Дерека спросить решилась не сразу.

— И он спит, — ровно ответила Хелен.

— Что это было?

— Я бы тоже хотела знать. Помнишь нашу встречу у господина Марселла? Когда я испробовала на тебе Дар, пытаясь убедить ехать в Витуум, а ты сопротивлялась. Вот. Ты сделала нечто похожее, если судить по рассказу Дерека. С той разницей, что не просто оттолкнула его, а ударила. Весьма ощутимо причем.

— Но... он ведь в порядке? — с опаской спросила я.

— Да. Несколько дней с головой могут быть проблемы, но не серьезные.

— Я не хотела.

— Верю. Он тоже так думает.

Я прерывисто вздохнула и опустила взгляд. Надо будет извиниться перед мужчиной лично. Потом, когда проснется. Не будить же его ради успокоения совести!

Хелен улеглась на мое место рядом с Ником, только плащом укрылась своим. Мой протянула мне, мол, ночи тут прохладные, одеваться лучше сразу, а не когда замерзнешь. Я укуталась и вновь села к костру — смотреть на пляшущие в ямке языки пламени. Вернулся Грег, покрутился рядом и ушел к дереву на краю поляны, чтобы "свет глазам не мешал", как выразился он.

"Ну да, ему еще лагерь охранять, это я здесь туристка, у которой то головка, то ножка, то попка болит, да и кушать-спать надо вовремя, а то ай-ай-ай, совсем больной стану" — с неожиданной злостью подумала я. Потерла ладонями лицо, сгоняя усталость. Да, туристка, вернее, редкая зверюшка, которую надо доставить в естественную среду обитания, а то в неволе такая не живет, не то, чтобы размножаться!

Неожиданно захотелось спросить, а как размножаются хозяева островов: скрещиваются с соседями для улучшения крови или среди своих ищут? Или там вовсе какие извраты предусмотрены? Но спросить оказалось не у кого, не к Грегу же идти, право! Этот, может, и выслушает, но не поймет. А то и пошлет куда-нибудь, куда и до утра не доберусь.

Мысли от "пестиков-тычинок" вяло перетекли к цивилизации, колонизировавшей эту планету. В то, что жизнь развивалась тут, верилось с трудом — слишком уж высок общий уровень "таинственных загадок", оставшихся от предков. С другой стороны, создатели чудо-островов могли быть местными, жить себе, не тужить, на континенте, а вследствие глобального потепления передохнуть и потонуть вместе с сушей. А острова остались. Но, опять же, это никак не объясняет ни здешнего языка, общего и для Акульего, и для многих других земель, ни "европейского" облика местных жителей, ни вполне привычного уклада жизни. Загадки истории, блин.

Но больше всего меня волновал именно язык, его поразительная схожесть с эсперанто. Что было первоисточником, я определить не бралась. Проник ли он с Земли сюда, или же наоборот? Скорее уж второе, потому что первое не подходит по срокам. С другой стороны, в сперато налицо заимствования из многих европейских языков, что опять замыкает круг рассуждения. И вновь ничего не понятно.

Отчаявшись разобраться, я выбросила эти мысли из головы. Нащупала за спиной бурдюк, хлебнула вина. Поежилась — напиток показался холодным, или это просто ночь пришла тихой гостьей?

— Девушке одной пьянствовать неприлично, — раздалось из-за спины.

Я хмыкнула и спросила, не оборачиваясь:

— А в компании?

— В компании можно, — отозвался Гиз, подходя ближе и усаживаясь по ту сторону костра.

— Тогда присоединяйся.

Я заткнула пробку и перекинула ему ценный сосуд.

— Если сожжем, Хелен нас убьет.

— Не волнуйся, я еще не настолько пьяна.

— А на сколько?

— На столько.

Я подняла руку на уровень лица, свела вместе два пальца, оставив небольшую щелку, и через нее, прищурив один глаз, глянула на мужчину. Воздух над костром дрожал, силуэт Ильгизара плыл, кривился, неподвижными казались лишь угольки глаз и высокие, будто выточенные из дерева, скулы. Захотелось, как тогда, в комнате на чердаке у мамаши Адель, потянуться к нему через огонь и сплести руки в безмолвной игре.

Встали мы одновременно. Он в три шага оказался рядом, взял за руку. От прикосновения я вздрогнула, в голове зашумело так, что едва расслышала его короткое "пойдем".

— К-куда? — пролепетала я, чувствуя, как от жара плавится тело.

— Кое-что покажу. Пойдем.

Скажи он это хоть с малейшим намеком на интим, я бы никуда не пошла. А так он увлек за собой, бросив Грегу, что вернемся позже. Я со всхлипом втянула воздух, вспомнив, что нужно дышать.

Глаза привыкли к темноте почти сразу, но все равно видно было мало, под ноги попадались то корни деревьев, то камни. А Гиз все тащил вперед, не быстро, но и темпа не сбавлял, и мне приходилось напрягать все чувства вместо того, чтобы встать, расслабиться и вдохнуть полной грудью свежий ночной воздух.

Вскоре очарование, владевшее мной, испарилось, и я спросила:

— Ну и долго нам еще идти?

— Имей терпение, дорогая, — сладким голосом ответил мой спутник, и мне сразу захотелось его ударить.

— Куда идем хоть?

— Увидишь.

Я нахмурилась, думая, что не так уж люблю сюрпризы, проще говоря — не люблю вовсе. Но любопытство, которое сгубило не одну кошку, тащило во тьму и меня. Наконец, деревья расступились, и я увидела цель нашего путешествия — озеро. Небольшое, почти идеально круглое, оно покоилось в ладонях гор и казалось подсвеченным изнутри. И полная луна тут совсем не при чем.

Я смотрела, закусив губу, и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы радости.

— Выдыхать не забывай, — произнес Ильгизар и не очень романтично ткнул в бок локтем.

Меж лопаток зачесалась спина, и я вспомнила, что купалась последний раз еще в монастыре.

— А поплавать тут можно? — осторожно спросила я, опасаясь неловким возгласом нарушить тихую благодать.

— Если не боишься. Озеро мертвое. В нем нет ни рыбы, ни растений. Даже рядом трава не растет.

— А светится что?

— Пойдем, увидишь, — вновь повторился он.

И я, перепрыгивая с камня на камень и принимая помощь товарища в сложных местах, начала спуск. Озеро оказалось дальше, чем я ожидала. В какой-то момент подумала даже, что какого черта тащусь, ведь потом еще подниматься, но восторг при виде приближающегося чуда перекрыл все.

Трава и кустарники кончились метров за восемь до воды. Я подошла к самой кромке, присела на корточки, вглядываясь в зеркальную гладь. Источник света нашелся сразу — похожие на кораллы наросты на дне, редкие у берега и кустистые на глубине. Они испускали нежное голубоватое свечение, неяркое, но вместе довольно сильное.

— Любопытно, — пробормотала я. — Слушай, а тут точно купаться можно? С водой все в порядке?

Нет, ядов я привыкла не бояться, но мало ли, вдруг радиация или еще что-то такое, чего сразу и не почувствуешь, а вот потом будет хреново.

— Не знаю, — честно отозвался Гиз, подходя ближе. — Я тут впервые.

Встал так, что носки коротких сапог едва не касались воды, заткнув пальцы за пояс, огляделся. Я взглянула на него снизу вверх. Спокоен, словно древний идол. Либо врет насчет "впервые", либо нервы у него железные.

— А откуда знаешь про это все?

— Видел, — лаконично ответил он и замолк.

Тишь стояла невообразимая. Казалось, звуки остались там, наверху, а в эту низменность, больше похожую на котлован, даже птицы не залетали. Я потянулась и легонько коснулась воды пальцем. По идеальной глади разошлись кругами три мелких волны, отсвечивающие голубым, и вновь все замерло.

— Не знаю, как ты, а я все же искупаюсь, — произнесла я, поднимаясь на ноги.

Пальцы нащупали завязки плаща, распустили, я аккуратно сложила плотную ткань на выбранный камушек, скинула полуботинки, стянула штаны и обернулась к внимательно наблюдающему за действом Гизу.

— Может, отвернешься для приличия?

— А надо?

— Как хочешь, — пожала плечами я и, чувствуя, как загораются щеки, взялась за низ серой туники.

Переодеться вечером я так и не успела, вне обыкновения обращая мало внимания на то, что на мне. Чистое, теплое — и ладно. Мамаша Адель сказала бы, что я убиваю в себе женщину. И, наверное, была бы права. Хмыкнув, я потянула подол вверх. Из нижнего белья имелись трусики, после недолгих раздумий сняла и их. Гиз впечатления оголодавшего маньяка не производит, кидаться на "свежее мясо" вряд ли станет. А купаться я люблю голой, да и потом в сухом ходить приятнее. Провокация? Ну и хрен бы с ним!

Камни оказались совсем не теплыми, а вода — еще холоднее. Зайдя по щиколотку, я остановилась. Ильгизар стоял все там же, у кромки, смотрел мимо меня, но я уверена была — видит все, засранец!

Вздохнув — отступать некуда, взялась за дело, надо доделывать — я шагнула дальше. Ледяная вода сковывала ноги, одно радовало — шершавые камни не были скользкими, никакой слизи или мелких водорослей, словно очищенный водоем заполнился только что из родника.

Пройдя еще пару шагов, я оттолкнулась и прыгнула, ныряя. Холод объял тело, проник до костей, заморозил меня всю. Казалось, сердце остановилось на миг и тут же вновь застучало, неутомимым моторчиком гоняя горячую кровь по жилам. Я распахнула глаза, руки загребли мощно раз, другой, погружая тело на дно. Я поплыла над колонией "кораллов", как назвала их про себя, разглядывая причудливо ломаные веточки и бугристое, с острыми вершинками, покрытие камней. Все это на вид казалось острым, и слишком близко подплывать я не решилась. По мере погружения становилось все светлей, вода ощутимо давила на уши, но я уверенными гребками толкала себя еще ниже. Голова в кои то веки не беспокоила — совсем, ни единым отголоском боли — и мне хотелось плясать и вопить от радости и невыносимой легкости. Счастливым быть просто, главное, чтобы ничего не болело.

Озеро оказалось не очень глубоким. Чувствуя, что легким не хватает кислорода, я сделала еще гребок, дотронулась левой рукой до светящегося отростка и начала подъем. Взбрыкнула ногами уже после, отталкиваться от дна показалось опасным. В груди уже все горело, когда я торпедой вылетела из воды и со всхлипом втянула воздух. Откинулась на спину, отдыхая, замерла в позе звезды.

Небо, огромное, черное, звездное... чужое... казалось родным. Я не так часто смотрела на него и видела все это великолепие, и приучилась различать лишь Хлыст, аналогично нашей Большой Медведице указывающий на север. Валор — город большой и хорошо освещенный, в нем не до звезд, а я кроме города ничего толком и не видела.

Послышался всплеск, я повернула голову, скосив глаза на берег. Ильгизара там не было. На поверхности он не появлялся долго, а когда вынырнул рядом со мной, на ладони его лежал обломок светящегося "коралла".

— Сувенир? — спросила я, принимая вертикальное положение. За насмешкой постаралась скрыть свое смущение.

Гиз остался серьезен.

— Нет. Вертаа.

— Что? — переспросила я.

Он повторил, а я поискала в памяти соответствие произнесенного с чем-либо привычным.

— Камень света?

— Ты знаешь древний язык?

— Немного, — ответила я, прикусывая губу. Не говорить же ему, что очень даже неплохо его знаю. Более того — в припадочном состоянии на нем разговариваю. — И что это? Для светильника слабоват, но красивый, конечно.

— Лекарство. Должно помочь, — сказал он, не отрывая от меня взгляда. — Если не убьет.

Я вздохнула. Веселенькая перспектива. Очередной человек хочет меня потравить — в научных целях и мне во благо, конечно.

— Что-то я мерзнуть начинаю, — пробормотала я и, вздохнув поглубже, без плеска погрузилась в озеро с головой.

Гиз не заставил себя ждать — сделал то же самое. В воде, пронизанной нежно-голубым светом, черты лица его казались более мягкими, сглаженными. Я подумала, что первый раз вижу его без одежды, до этого даже торс оголенный наблюдать не приходилось. И мне, признаться, нравилось увиденное. Еще я подумала о том, что нравится мне все это слишком сильно, развернулась и в несколько мощных гребков ушла на глубину.

"Двигаться, двигаться, двигаться! — вертелось в голове, — движение — жизнь! Плыви, дура, а не о мужиках думай!"

И я, сердитая на себя за лишние мысли, пересекла озеро, всплыла, чтобы глотнуть воздуха, вновь погрузилась — и так несколько раз. И все на пределе возможностей, так, чтобы болели напряженные мышцы, и стучало ускоренно сердце.

На берег выходила, покачиваясь. Ильгизар встретил по щиколотку в воде, уже наполовину одетый, в штанах. Помог выбраться, я берегла ноги, боясь пораниться, и он подхватил меня на руки, легко и непринужденно, и поставил уже на сухие камни. От холода меня начинало трясти, я потянулась было к тунике, но Гиз подхватил плащ и ловко укутал меня в него.