Острова. Шаанджита

Анна Попова

Острова. Шаанджита

Глава 1

Есть люди, которым если не везет, то по-крупному. Думаю, это как раз про меня сказано.

Я шумно вздохнула, покосилась наверх, где за решеткой по голубому небу плыли редкие облачка, потерла поясницу, затекшую от сидения на земле. Пробормотала тихонько под нос:

— Итак, Кристина Захаровна, как же вас, голубушка, угораздило-то?

Сейчас, сидя в яме, я готова была признать, что виной всему наплевательское отношение к себе и своей судьбе. Но что тут говорить — сложный был период.

Родителей я потеряла полгода назад в автокатастрофе. Пьяный придурок влетел в их машинку, едва не размазав ее по бетонному ограждению. Ему-то ничего, таким везет, а вот они... как я жила потом, толком не помню. Пелена черной тоски и жесточайшей депрессии сменялась периодами загулов со знакомыми старыми и новыми. Иногда я выползала из этого, ужасаясь, до чего себя довожу, но периоды просветления долгими не были. Потеряла работу, попав под сокращение. Разозлилась, решив, что так нельзя, решила начать все заново, но...

Грянул гром. Пройти томографию мозга я согласилась по настойчивым просьбам друзей. Моими обмороками и вечной тошнотой они были обеспокоены куда как больше меня. Я шла, отшучиваясь, что скорее уж буду беременной, чем с проблемами с головой. Как же я ошибалась! Диагноз поверг в шок — опухоль мозга, прогрессирующая и грозящая метастазами. Требовалась госпитализация, долгое и дорогое лечение, и гарантию на успех никто не давал.

Я вышла из больницы, не замечая ничего вокруг. Стоял конец сентября, теплое бабье лето, но меня трясло, словно на холодном ветру. Ноги понесли прочь, в трамвае люди косились, но мне было не до них. Крутились мысли "как" и "за что", но больше занимал вопрос "что делать". Искать средства, занимая у друзей? Продавать дачу, устраиваться на новую работу — плевать, на какую! — и... что? Выигрывать у смерти полгода, те самые месяцы, обещанные врачами?

Отчетливо помню тот момент, когда поняла, что умру. Не сейчас, так чуточку позже, но время внезапно стало конечным и... очень уж скоротечным.

Как вышла из трамвая на третьей дачной и утопала в лес — не помню. Помню только, как плакала рядом со столетним дубом, размазывая слезы по щекам и задыхаясь в рыданиях. Боль душевная уходила, сменяясь болью головной. Когда уже не осталось сил, и слезы иссякли, я полезла в карман за платком, а нащупала "амулет". Цепочка у него давно порвалась, а сделать не доходили руки, потому небольшой кулон в форме трех рыб в круге так и валялся бесхозным. Прикасаться к нему было приятно, он, на вид металлический, на ощупь казался деревянным и теплым.

Шмыгнув в очередной раз носом, я отлепилась от шершавой коры дерева и самой себе строго сказала, что хватит ныть, и пора отправляться домой. Дуб же обняла от души, будто старого знакомца. Любимое место всегда давало силы, вот и сейчас я почувствовала, как поднимается энергия волнами, проходит сквозь меня — от груди по позвоночнику вверх — и выходит, создавая шум в ушах. Голова немного кружилась, но это было упоительное чувство.

— Да, домой, — прошептала я. — Пора возвращаться.

И не успела сказать это, как значок-амулет нагрелся и будто прилип к пальцам. Дерево, за шершавую кору которого цеплялась, начало втягивать в себя, став будто резиновым. Не успела и пикнуть как следует, а меня уже облепило что-то плотное, тугое, тяжелое, не дающее ни двигаться, ни дышать, и через миг уже с силой из себя вытолкнуло. Не удержавшись на ногах, я упала и тут же зашипела от боли: пятая точка пришлась на корень, выступающий из земли.

— Что за черт? — начала говорить я, да так и замерла с приоткрытым ртом.

Привычного леса, что в окрестностях Кумысной поляны, не наблюдалось. Наблюдался дуб, постарше и помассивней того, с которым обнималась недавно, деревянный забор и небольшая сторожка, на пороге которой мирно посапывал человек.

Я собралась в кучку, поднимаясь на ноги.

— Мдя, — пробормотала уже тише, не решив еще, стоит ли будить его и узнавать дорогу или выбраться отсюда, а потом уже думать, что делать дальше.

Мало ли, может, я в приступе горя была совсем дурная и заперлась на частную территорию, и теперь придут злые дяденьки и сделают мне ай-ай-ай? Не допускать же реальность того, что меня поглотило дерево, а потом выплюнуло где-то в совсем другом месте. Нет, скорее уж это я рехнулась.

— Ну да. Ля-ля-ля, я сошла с ума, какая досада, — пропела себе под нос и нервно хихикнула.

И то ли от этого, то ли от хруста ветки под кедами, но человек проснулся и сел. Щурясь на меня против солнца, он явно пытался понять, кого принесла нелегкая среди бела дня на вверенную ему территорию. Я улыбнулась как можно более обаятельно и неспешно пошла к нему. Тем более что других выходов, кроме как рядом со сторожкой, не видела.

— Халти! Киу ви эстас? Кион ви фарас?

Он говорил что-то еще, что-то неуловимо знакомое, но все же непонятное. В руках у него появилось нечто, похожее на миниатюрный арбалет, заряженный деревянной спицей.

"Вот только иностранцев с оружием мне не хватало", — подумала я и замедлила шаги, не переставая улыбаться.

— Здравствуйте! Я заблудилась тут немножко. Не подскажете, как выйти на третью дачную?

В ответ на мои слова, более чем вежливые и нейтральные, он прицелился. Я невольно попятилась.

— Э! Вы чего? Не-не-не, вы не так меня поняли. Я и вправду заблудилась, уж простите великодушно.

Мужчина, больше всего похожий на солдата-срочника неведомой мне страны — юное лицо, неказистый вид, коричневато-желтая "полевая" форма со странным знаком отличия на правом плече: кружком под разинутой пастью какой-то рыбы, — крикнул что-то в сторожку. На окрик вышел второй: постарше, босиком, в штанах и безрукавке на голое тело. Погодка способствовала — солнце палило нещадно, да и влажность оказалась повыше, чем в родном Саратове, так что я, одетая по-осеннему — для осени ясной, но не сказать, что очень теплой, — начала запариваться.

Переговариваясь между собой, мужчины не упускали меня из виду, и когда я двинулась было к калитке, окрикнули грозно, стой, мол.

А потом первый выстрелил.

Наверное, мы все-таки недалеко ушли от зверей, потому что тело, игнорируя сигналы мозга — удивление и оторопь — дернулось в сторону, и спица лишь чиркнула по рукаву. Прошла краешком мысль, что любимую куртку испортили, гады, а сама я понеслась дальше — к заветной калитке. Сердце бухнуло глухо, кровь ударила в голову.

Мужчины зарычали за спиной, что — уже не хотелось разбирать. Я бежала, чувствуя позвоночником между лопатками, как в него целятся, и почти даже услышала выстрел... и лишь потом пришла боль. Что-то впилось в левое плечо повыше локтя, тело споткнулось, не желая больше служить мне.

— Сволочи! — выплюнула я прежде, чем встретилась с землей, и угасающим сознанием отметила, что не могу шевелиться.

Приближающиеся голоса выдернули из плена воспоминаний. Я замерла, задрав подбородок и глядя наверх. Мужчины то ли спорили, то ли ругались — в чужом языке не сразу поймешь. Я огляделась в поисках хоть чего-то — укрытия или оружия — но, как и в прошлый раз, ничего не нашла. Больше всего мое узилище похоже было на яму метра полтора на два шириной и почти три глубиной. Этакая могилка. С решеткой вверху. Первый раз в жизни я увидела небо в клетку. Облака проплывали, безучастные к моей беде, — через клеточку в клеточку.

Левая рука ныла и чесалась. Голоса отдалились, и я, скинув куртку и приспустив рубашку, извернулась, пытаясь рассмотреть, что там с плечом. От раны осталась лишь крестообразная запекшаяся ранка и синяк вокруг нее. Ничего такого, от чего я упала бы и провалялась в беспамятстве до утра — судя по цвету неба, на дворе именно утро. Поправив одежду, я попробовала разобраться в мыслях.

— Так. Что мы имеем? Меня в яме... тьфу, меня в яме иметь не надо. Так. Я в яме. В плену. И слово-то какое дурацкое, отдает киношными боевиками и дурными новостями из Чечни. Но факт остается фактом. Я не знаю где я, кто эти люди, на каком языке говорят, и что собираются делать со мной. И почему тут так жарко. И где моя сумка. Тьфу!

"Хорошо хоть одежду оставили", — пришла "светлая" мысль в дурную голову.

Вздохнула. Прядь волос, каштановая с рыжим отливом, скользнула по вырезу майки, я откинула ее, раздраженно почесываясь. Наверху вновь заговорили, и на этот раз я попыталась вслушаться. Язык по-прежнему казался неуловимо знакомым, будто я знала его когда-то, но давно и прочно забыла. Все эти "о" и "а" на окончаниях слов, "с" в конце глаголов, "ви", "киу", "паролис"...

"Ви" означает "ты", — внезапно поняла я. "Киу" — "кто", а "паролис" — "говорила".

— Это же эсперанто! — не сказала, выдохнула. — Исковерканный, с нечистым произношением, но эсперанто.

Так вот почему мне показался знакомым язык! Когда-то я знала его — родители в пору своей юности увлекались им, и говорить я начала именно на эсперанто, а не на русском. Потом молодая семья испугалась за будущее ребенка, переучили на родной, и язык я забыла. Казалось, напрочь, но...

— Хей! Киу ви эстас? — выкрикнула я в небо, собирая скудные познания в кучу.

Голоса наверху смолкли. Тень накрыла яму, вниз мне полетела тирада в вопросительном тоне, из которой я поняла лишь, что мои пленители хотят знать, кто я такая и хорошо ли их понимаю. В общем-то, закономерно.

— Ми эстас Кристина! Выпустите меня, а? — добавила уже по-русски, быстро исчерпав словарный запас.

Разговаривали мы минут тридцать. Вернее, пытались это делать. Мужчины задавали вопросы, повторяя их по много раз, часть я понимала, но о содержании большей приходилось только догадываться. Отдельные слова складывались в столь невероятную картину, что расскажи ее кто — ни за что бы не поверила. Потому как, если допускать то, что я не сошла с ума, и все происходит на самом деле, невезения мои заканчиваться и не думают. "Войдя" в дерево в Саратове, я "вышла" из аналогичного на каком-то острове, в зоне, которая подлежит охране и контролю, что они — доблестные воины этого самого острова — и осуществляют. И мне, как непрошенному гостю, придется посидеть в яме. До выяснения. Как долго — не сообщили.

Понимать-то я что-то понимала, а вот сказать уже не могла. Со стыдом и досадой комбинировала фразы из слов "я", "вы", "здесь", "делать" и "хорошая". Элементарно объяснить, что знать не знаю вообще, как тут очутилась, не могла!

Злость во мне все росла вместе с чувством голода, явно не прибавляя хорошего настроения ни мне, ни моим пленителям. И вот, когда я уже готова была открыто заявить о том, что и слова больше не скажу, пока меня не накормят, наверху начало что-то происходить.

Первым вскрикнул тот из мужчин, что помоложе, — он участие в разговоре принимал мало. Второй встрепенулся, тень с решетки исчезла, послышались еще голоса, щелчок — теперь-то я точно знала, что мне тогда не послышалось, и это действительно был арбалет или его подобие. Раздался короткий вскрик.

"Они что там, друг друга резать собрались? — с ужасом подумала я. — Или это такая бутафория, чтобы меня запугать?"

Наверху царила подозрительная тишина, и когда решетка, делясь пополам, скрипнула, я вздрогнула и поежилась. Одна створка отвалилась в сторону. На фоне неба возникла вихрастая голова, подмигнула, крикнула что-то своим, и вниз опустилась длинная деревяшка с прибитыми поперек палками. Попробовав на прочность парочку, я полезла наверх. Во дворе — во время моего беспамятства я так и осталась в пределах забора — расположились пятеро. Трое мужчин, подросток, и женщина. На вид ей было лет тридцать с небольшим. Она-то первой и обратилась ко мне, протягивая для рукопожатия ладонь.

— Хелен. Это Грег, Остин, Дерек и Ник, — представила всех, указывая махом руки.

Последним оказался вихрастый худощавый паренек, который подмигнул мне с самым нахальным видом. Я не удержалась и фыркнула, вызвав улыбки мужчин.

— Ты нас понимаешь? — спросила она. Естественно, не на русском.

— Малмулте, — ответила я и для убедительности кивнула.

— Ты ведь не с этого Острова?

Кивок.

— И вообще не с Островов.

Кивок.

— Как ты сюда попала?

Я ткнула пальцем в дерево, понимая, что это вряд ли что объяснит, но Хелен неожиданно кивнула, точь-в-точь повторяя мой жест.

— Понятно. Что они спрашивали? Много узнали? Что ты им рассказала?

Она затараторила, закидывая меня вопросами, но тут же остановила себя.

— Рано. Пойдем.

— Куда?

— Потом расскажу. Пойдем.

Специально ли для меня, или это было в ее манере, но говорила она короткими фразами, простыми и ясными даже мне.

В очередной раз вздохнув, я подумала, что деваться некуда. Выбралась из плена одного и попала в другой. Неизвестно еще, что будет лучше. Но эти хоть не стреляют. Пока что...

Исполнившись мрачности, я собралась было топать за ними, но Хелен вновь обернулась ко мне и спросила, разом склонив на свою сторону чашу весов:

— Есть хочешь?

Я всегда любила пешие прогулки: лес, чистый воздух, солнце, одиночество — или интересные собеседники. Да, прогулки пешком — это хорошо... но не в таком же количестве!

Ступни горели от бесчисленных кочек, корней и палок, на которые пришлось наступать, колени стонали, устав разгибаться, а поясница отваливалась, мечтая устроиться где-нибудь на диване. Мужчины исчезли из виду, появляясь лишь иногда то впереди, то сбоку, а Хелен и Ник шагали рядом бодрые, словно и не шли мы без передышек почти до полудня.

— Все, больше не могу, — простонала я, запнувшись о коряжку и рухнув на колени.

Если бы во взгляде этой собранной жилистой женщины возникло презрение или сочувствие, я начала бы ругаться. Но она лишь подхватила меня под руку и на пару с Ником помогла подняться и отряхнуть одежду. После условного свиста собрались мужчины, и Хелен объявила привал.

— Только недолго, — сказала она всем, но больше для меня.

— Куда мы... так быстро?

За те часы, что шли по лесу, поговорить толком не удалось — женщина велела беречь дыхание и кормила обещаниями рассказать все вечером.

— Так куда? — повторила вопрос я, чувствуя, что отвечать никто особо не жаждет.

— Поговорить с мастером Вортаном. Гареком Вортаном. Главой витологов Акульего острова. Мы ждали тебя.

Куча мыслей пронеслась в голове: "Вортан какой-то", "витологи — это типа наших биологов?", "а остров-то Акульим называется!", но спросила лишь:

— Меня?

Женщина замялась ненадолго, подбирая слова, а может, думая, стоит ли со мной вообще говорить. Затем выдала тираду обрывистых фраз, из которой я поняла лишь, что ждали не меня, а того, кто придет из Хранителя-дуба, и что женщина должна была быть другой — старше и опытнее, и... ближе к природе.

Она закончила и глянула мне в глаза с вызовом, суть которого я так и не поняла. Мне надо убиваться по поводу того, что я молодая и неопытная, к тому же далекая от природы? Может, когда-то это и зацепило бы. Но не сейчас.

Один из мужчин — Грег или Георг? Или все-таки Грег? — зыркнул на женщину неодобрительно и она, отводя глаза, сказала: